Роман Фадеева не был закончен. Он и не мог быть закончен...

Художественная манера писателя еще не была готова к осуществлению большого замысла в новой для него синтетической форме. Освобождение от влияния «орнаментального стиля», «рубленой прозы» первых повестей и овладение реалистическим стилем, «жизнеподобной формой» в «Разгроме» влекло его художественную манеру по пути дальнейшего углубления в развернутую детализацию, «диалектику души» и т. п., что и нашло свое отражение в двух первых частях «Последнего из удэге» Но замысел романа и новые тенденции в художественном методе не умещались в эти рамки, они требовали иного стиля. Однако осуществление такого замысла в искомом писателем стиле не было подготовлено в ту пору ни творчеством самого Фадеева, ни литературным процессом в целом. Ибо замыслом своим «Последний из удэге» был обращен в будущее. Замысел романа складывался на основе пристальных жизненных наблюдений, художественных обобщений судеб людских и исторических, Другими словами, он был настолько образно конкретен, что стоял за гранью символов, условностей — и в то же самое время он выходил и за рамки формы «жизнеподобной». За гранями и жизнеподобия, и условности, но еще не в той точке их органического слияния, которая создала бы новый и цельный стиль. Единой формы, в которую бы отлился замысел, еще найдено не было. И весь творческий процесс составил бесконечные поиски ее.

Вспомним в связи с этим слова Ленина, обращенные к Горькому, когда тот посвятил его в замысел своего будущего романа «Дело Артамоновых». «Отличная тема, конечно — трудная, потребует массу времени, я думаю, что Вы бы с ней сладили, но —не вижу: чем Вы ее кончите? Конца-то действительность не дает. Нет, это надо писать после революции...» .

В известном смысле слова Ленина могут быть отнесены и к роману «Последний из удэге». В день своего пятидесятилетия Фадеев говорил: «...в силу того, что этот роман («Последний из удэге».— Л. К.) приобрел исторический характер, а я еще достаточно молод, чтобы работать на современном материале, то, пожалуй, я отложу эту работу к тем годам, когда А. М. Герасимов будет поздравлять меня с семидесятилетием». В шутливой форме здесь выражено осознание художником того, что роман приобрел «исторический характер» в самом глубоком смысле этого слова, а история «конца-то не дает». Роман не мог быть завершен развитием одной какой-либо линии в ущерб другим. Он мог быть доведен до конца лишь совокупным развитием всех линий. А действительность пока «конца-то не дает».

Но «нет худа без добра»,— гласит русская пословица. Или, еще точнее будет сказать, несколько перефразируя известный парадокс, «достоинства суть продолжение недостатков»...

То, что доставляло Фадееву бесконечные мучения в работе, лишая возможности осуществить роман так, как он был задуман (в синтетическом стиле), стало причиной создания оригинальнейшей формы — непрерывно текущих замысла, концепций, образов, стилей.

И хотя роман Фадеева остался незаконченным, это не было неудачей писателя. Новые завоевания в его творческой манере, стиле, композиции и т. д., эстетические и литературно-критические мысли периода работы над ро-маном (о значении «всеобъемлющей, всечеловеческой мысли» в новом искусстве, о «синтетическо-философской форме» и др.), воплощенные в «Последнем из удэге»,— все это было качественно новым этапом в развитии Фадеева по отношению к периоду «Разгрома».

«Последний из удэге» для Фадеева — это узел, необходимостью развязать который объясняется дальнейший творческий путь писателя. Обратившись к последующим произведениям — «Молодой гвардии» и материалам по «Черной металлургии»,— мы увидим, что работа над этими вещами была у Фадеева неотрывна от того основного художественного замысла, в центре которого находился «Последний из удэге».