Критика последнего времени, опровергая это мнение, аргументирует свой взгляд ссылками на то, что подобный всеобъемлющий замысел был для Фадеева случайным, что скоро он отказался от абстрактного подхода и сосредоточился на исторических событиях гражданской, войны на Дальнем Востоке, все более углубляя историческую линию в романе и намереваясь ввести в него ряд подлинных исторических фигур (например, Сергея Лазо).

М. В. Колядич писал: «Нам представляется неверным утверждение критиков и исследователей о том, что А. Фадеев, развертывая работу над романом «Последний из удэге», поставил якобы перед собой умозрительную задачу — на примере художественного произведения проиллюстрировать проблематику книги Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Такого рода утверждения, по мнению критика, не что иное, как домыслы людей, «пытавшихся в свое время опорочить роман А. Фадеева «Последний из удэге».

Однако, как нам представляется, и утверждения первых, и аргументация вторых не совсем основательны.

Как уже подчеркивалось выше, фадеевское понимание диалектико-материалистического художественного метода было весьма близко современному пониманию социалистического реализма. Марксистская историческая концепция развития человеческого общества, развитая Энгельсом в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства», отнюдь не была для Фадеева абстрактной философской идеей, которую он будто бы задумал оформить художественно. Она явилась мощным толчком для осознания и выражения художественного замысла писателя, который возникал и складывался в результате пристальных жизненных наблюдений над реальными событиями, размышлений над судьбами человечества в историческом движении общества.

Когда же усматривают в дальнейшей работе Фадеева над «Последним из удэге» отказ якобы от первоначального замысла, то на деле смешивают два явления, точнее, одно явление принимают за другое, а именно: изменение структуры романа трактуют как изменение его замысла. Первоначально Фадеев намеревался воспроизвести в своем романе, насколько можно судить по первым черновым вариантам 1924—1925 годов («Смерть Ченьювая», «Последний из тазов») и высказываниям самого автора, например, в «Предисловии», основные этапы развития общества: удэге, первобытный коммунизм; эпоха капитализма, ее представители; борьба за новый общественный строй, социализм. Но в ходе дальнейшей ра-боты над произведением сам замысел, все более выкристаллизовываясь и очерчиваясь, заставляет писателя изменить структуру романа. Гражданская война на Дальнем Востоке становится той канвой, на которой сходятся, пересекаются, скрещиваются судьбы героев разных классов, разных общественно-экономических формаций; той основой, которая вбирает в себя и линию удэге,— людей, находящихся на стадии первобытного, но уже разлагающегося коммунизма,— и судьбы героев разных классов, взращенных одной формацией — капиталистической. Эта основа обрастает экскурсами в прошлое и в будущее, и все вместе пронизывается единой авторской концепцией.