Известно, однако, и то, что ни Маркс, ни Энгельс не стояли на той точке зрения, что переход человечества на более высокую ступень развития сопровождался и установлением более высоких и достойных отношений между людьми. Совсем напротив: «Первобытный коммунизм был разрушен под влиянием причин, которые нам представляются греховным отступлением от нравственной высоты древнего родового быта. Самые низшие инстинкты — подлая алчность, страсть к грубым наслаждениям, отвратительная скупость, разбойническое присвоение общественного имущества — сопровождают нарождение нового периода общественной жизни, цивилизацию, общественный строй, разделенный на классы; устои старого, не разделенного на классы, общества расшатывались самыми позорными средствами. Эти средства: воровство, насилие, хитрость, измена. И новое общество, в продолжении своего 2500-летнего существования не изменило этих средств, и в настоящее время более, чем когда-либо, представляет картину развития незначительного меньшинства за счет эксплуатируемой и угнетенной народной массы».

Известно, наконец, что именно Марксу и Энгельсу принадлежит та гениально развитая и претворенная Лениным и ставшая теперь ведущей для миллионов экс-плуатируемого народа мысль, что единственным путем освобождения человечества от рабской нищенской жизни является путь насильственного ниспровержения пролетариатом, ведущим за собой все угнетенные массы народа, строя, основанного на эксплуатации че-ловека человеком, путь установления диктатуры пролетариата, путь построения нового коммунистического общества, когда «снова возродятся свобода, равенство и братство древнего родового быта, но уже в высших формах» (Морган).

Все вышеизложенное и есть в сжатом виде основная тема или идея романа «Последний из удэге».

Долгое время наша критика рассматривала это заявление Фадеева, а также замысел романа в целом как «результат влияния на писателя рапповских теорий и догм», в особенности теории «диалектико-материалистического художественного метода». Замысел продиктован будто бы не жизнью — рассуждали критики,— не историей революции и гражданской войны, а абстрактно-философскими идеями, вычитанными из книг классиков марксизма, в данном случае идеей Энгельса о будущем коммунизме как результате ряда ступеней в развитии общества — от первобытного коммунизма через клас-совое общество к коммунизму высшего типа.

Затруднения автора в работе над романом, его последующие переделки и, в конечном счете, незавершенность— все это объявлялось плодом увлечения «рапповской схоластической теорией диамата» как художественного метода нового искусства.

Так, И. 3. Баскевич, например, писал: «Взятое наперед задание давило на художника». Задаваясь вопросом о том, почему Фадеев в новом романе отошел от историзма «Разгрома», увлекся «умозрительными фигурами» типа Сарла, критик объяснял это прежде всего следованием Фадеева рапповскому лозунгу «диалектико-материалистического метода», «который, несмотря на различные варианты его трактовок, призывал писателей не к обобщению жизни в образах, а к выражению в искусстве положений марксизма-ленинизма» -С. И. Шешуков соглашался с тем, что «первоначальное построение романа... придавало абстрактно-социологический характер произведению в духе рапповских лозунгов».