В нераздельном сцеплении, неразложимом единстве находятся здесь психологический анализ, портрет, характер, событие, авторское отношение. Их слияние и образует сгущенную форму повествования, которую, применяя любимое слово Фадеева, можно назвать одной из разновидностей «синтетического» стиля. Правда, такое сгущение приводит к некоторой облегченности фразы, стиля, образа. Ибо каждое из составных начал этого целого не тянет за собой всего груза-богатства прошлого, а вносит в него лишь последнюю стадию своего со-стояния. Отсюда некоторая опрощенность стиля (при всей его емкости, «синтетичности»), без чего, видимо, невозможно было для Фадеева соединение. Слияние этих элементов образует сгущенную форму повествования, которая оказывается не чем иным, как сказовым стилем.

Да, именно в сказовом стиле повествуется о рождении и жизни Масенды. «Эти реки впадали в одну большую реку, за которой жил народ маньчжуры. А эта большая река впадала в еще большую реку, из-за которой приходили гиляки, солоны и еще десятки племен, а откуда и куда она текла, эта самая большая река, об этом никто не знал»; «Каждый год приходила весна с жаркими днями и холодными ночами. Задували ветры с. юга и юго-запада, несли летний туман, пасмурь, потом ливни и наводнения. Приходила долгая сухая солнечная осень и незаметно превращалась в такую же сухую солнечную зиму. А потом дули ветры с севера или северо-запада, холодные, малоснежные, земля промерзала на три четверти человеческого роста, а весной она оттаивала»; «Масенде миновало семь зим, а может быть шесть, а может быть восемь, когда с севера пришли солоны, и отец его, Актан, разжег костер войны. Это было в середине лета,..»; «Так Масенда стал охотником и воином. На этом кончилось хорошее время в жизни Масенды, как и в жизни всего народа. Но сначала надо рассказать о двух последних счастливых событиях в жизни Масенды»; «Потом пришла осень, когда Гулунге уже неинтересно было разговаривать с осокорем, и Масенда встретился с ней на реке. Она пришла за водой, а может быть и не за водой. Но прошло еще два года, пока они стали жить вместе. Вот как это случилось»; «Из всех прекрасных осеней в этой стране это была самая прекрасная. Солнце так долго грело, что казалось, совсем не будет зимы. Лист долго не опадал, зеленая хвоя стояла среди красной листвы. По утрам ударял морозец, деревья, сухая трава и мох были точно в розовой шерсти. Утром солнце сквозило через морозную дымку, а потом грело все сильней, сильней — и все оттаивало и мокро сияло вокруг...»; «Масенда шел пять дней и четыре ночи и к вечеру пятого дня увидел внизу, в долине, в медленно плывущем дыму, продолговатые юрты, похожие на рыб, уснувших в воде...»; «Два дня и две ночи просидел он на ели среди красных деревьев почти над самым поселком...» и т. д.

Сказовый стиль повествования в пятой части «Последнего из удэге» не случаен. Веками складывавшийся в устных поэтических преданиях народа, он закрепил в себе, самой своей формой, качества того времени, когда люди еще не были раздираемы противоречиями классового общества и экономической основой этих противоречий — разделением труда. Сама собой разумеющаяся близость рассказчика (автора) и слушателя (читателя), которого не нужно специальными приемами (картинами природы, психологическими пассажами, авторскими предуведомлениями) подготавливать к восприятию, настраивать на определенный лад, внушать те или иные чувства и мысли, позволяет автору свободно ориентироваться в событиях, действиях, характерах, переноситься от самых мелких фактов к самым крупным явлениям; давать мысли, чувства героя как его действия, а в самих действиях обнаруживать чувственную и мыслительную сторону. Все эти качества сказового стиля прекрасно чувствовались и понимались писателями-классиками, которые в своем творчестве постоянно обращались к нему. Не случайно также и то, что сказовый стиль был чрезвычайно распространен в молодой советской литературе в 20-ё годы. Он с максимальной интенсивностью позволял преодолеть отчуждение писателя и читателя, читателя разной степени подготовленности, разного склада ума и характера.