Работа Фадеева над линией удэге в первых частях романа осложнена теми же трудностями, что и работа над образами Лены и Сережи, Петра Суркова и Алеши Маленького и других. Писатель то делал героев удэге чрезмерно интеллектуальными, приписывая им чувства, размышления, не соответствующие их степени развития, то начинал излагать прямо от себя те мысли, которые он хотел внушить читателю данными образами и данной линией романа. В одной из глав первой части (в рукописных вариантах глава VIII, в опубликованных текстах это было бы в части второй, главе IV) Фадеев так описывал состояние Сарла: «Он не старался найти какого-либо нового, сознательного или чувственного отношения к тем людям и событиям, о которых вспоминал, он просто переживал все вновь, так, как это происходило».

Подобная аттестация состояния Сарла, когда автор все время пытается выявить, сознательно или бессознательно мыслит и поступает герой, подчиняется он чувству или разуму, повторяется в рукописях не один раз.

Но таким, идущим еще от Льва Толстого методом Фадеев как бы искусственно расщепляет в данном герое то, что в нем существует в цельности, неразложимости («Он не старался найти какого-либо нового, сознательного или чувственного отношения...»), а затем снова соединяет («он просто переживал все вновь, так, как это происходило»). Создается видимость сложности, противоречивости там, где на деле цельность, гармония и простота. Позднее Фадеев эти строки просто вычеркивает. И в издания романа они не входят.

Или еще. Среди архивных материалов «Последнего из Удэге», посвященных работе над образом Сарла, мы находим следующий кусок:

«Если по ту сторону хребта голова его была занята теми людьми и событиями, которых напомнила ему встреча с Мартемьяновым, то теперь он думал только о тех живых людях, к которым шел. В сущности, это были такие мысли, которые были для него теперь самыми важными, они составляли теперь основу его духовной жизни и придавали ей необыкновенно глубокий смысл. Это были мысли о судьбах его народа.

Испокон веков народ жил только охотой и рыбной ловлей — как правило, это было мужское дело. С того момента, как мужчина привозил домой зверя и рыбу, его обязанности кончались, дальше в свои права вступала женщина. И в своей области она пользовалась таким же уважением, как мужчина. Кроме приготовления пищи, одежды, заботы о детях, женщины собирали по лугам и лесам съедобные грибы, коренья и травы, это был единственный вид полеводства, который был знаком его народу. Этой весной Сарл добыл семена бобов и кукурузы и понудил женщин возделать землю. Он не рискнул на этот раз предложить это занятие мужчинам, но он твердо знал, что леса уже беднеют зверем, что все новые и новые земли захватываются — это служит причиной гибели его народа и что только земледелие и оседлость могут теперь спасти его. И он знал, что именно теперь настало время, когда это можно осуществить. Слова Мартемьянова о съезде не выходили из его головы. Но только он пробовал представить себе Масенду, обрабатывающим землю, он чувствовал, что это нелепо. Он знал, что для этого нужно сломать весь уклад жизни народа, но насколько это трудно, он знал по тому, с какой неохотой переселялись люди из юрт в фанзы, которые он начал строить...».