Вообще в романе почти нет глав, из которых не было бы что-то убрано и перемещено в другие.

Но то, что на внешний взгляд представляется простой «перетасовкой карт», на деле является глубоко мучительным, трудным для писателя процессом борьбы между формой, в какую отливаются образы, и той, какая была задумана. Сложившаяся форма образного мышления, нашедшая свое выражение в ранних повестях и «Разгроме», действует и здесь, в работе над «Последним из удэге»: продумав систему образов, линий, писатель предоставляет им свободно развиваться, говорить о самих себе и диктовать ход дальнейшего развития. Но как только Фадеев это делает — начинается уже совсем не то, что предполагал писатель, предоставляя характерам героев свободу поведения: вместо того, чтобы накладываясь одна на другую, сплетаться в нечто большое, единое и своим развитием раскрывать замысел произведения в целом — они, эти основные линии, разрастаются каждая сама по себе, уводя в сторону от основной мысли.

Более того. Претендуя каждый на отдельную часть, образы начинают очерчивать замкнутые внутри себя круги, которые уже совсем трудно слить в органически единое целое. Писателю приходится преодолевать замкнутость линий, расчленять куски материала, частично их сокращать, а частично разносить по другим местам и главам.

Но будем справедливы. Роман разностилен, но он — не бесстильное хаотическое нагромождение. Как это ни парадоксально, но в разностильности «Последнего из Удэге» выразились его новизна, оригинальность архитектоники и даже цельность. Роман отлился в оригинальнейшую форму непрерывно движущегося замысла, сменяющих друг друга стилей и образов, где каждое новое их сочетание опровергает предыдущее единство и устанавливает новое, снова опровергает и снова устанавливает. Убыстренная смена стилей в одном произведении имеет какое-то очень прямое, очень непосредственное отношение к близящемуся становлению искомого Фадеевым «синтетического стиля». Эта убыстренность, кажущаяся калейдоскопичность приближает нас к органическому слиянию в стиле и образе их разошедшихся на протяжении многовековой истории развития литературы начал, слиянию частей, обогащенных за это время. Она является как бы преддверием «синтетического стиля» в искусстве новой эпохи, когда произведение одновременно и реалистично, и романтично, и символично, и сказово и т. п., и все это в такой степени цельности, неразложимости, что определить его стиль невозможно никаким иным термином, кроме как «синтетический».

В «Последнем из удэге» перед нами предстает, если можно так выразиться, проекция будущего «синтетического стиля» в романе, которая, как всякая проекция, пока еще несколько схематична...