Что же касается критиков РАПП, то при всей вульгаризации, излишней патетичности и преувеличенности похвал «Разгрому» они в целом довольно точно уловили новизну романа Фадеева. «Очень любопытно, что мнения, связанные с путями нашего литературного развития, столкнулись на «Разгроме» Фадеева,— писал один критик.— Я считаю, что «Разгром» из всех имеющихся у нас произведений в наибольшей мере удовлетворяет тем требованиям, которые должно предъявлять пролетарскому реалистическому произведению... Пролетарский реализм стремится сочетать психологический анализ человека, в частности, нового человека и изображение действительности, с научным диалектико-материалистическим пониманием общества».

«Он не только свежий и бодрый талант, он — художник, по-новому обладающий реалистическим ключом творчества, он открывает новую страницу нашей литературы». В чем сила его? «Основная черта его творчества определилась: он создает в нашей литературе «главного» человека. Фадеев показывает людей, которые в тяжкой борьбе между противоречиями, созданными внешней обстановкой и старыми привычками, утверждали в себе нового человека. Он пишет о живых людях действия…»

Роман Фадеева «Разгром», писал другой критик, глубоко проникает в психологию нового человека, дает «индивидуализированный коллектив», «Вот почему «Разгром» оказался наиболее «нужным» для эпохи произведением». Появление «Разгрома» воспринималось критиками РАПП как важный симптом нового периода развития советской литературы—реалистического, с его интересом к психологии человека и обращением в этом плане к традициям литературы второй половины XIX века. В то же время критики РАПП подчеркивали новизну романа Фадеева как романа, по терминологии тех лет, пролетарского реализма, а также отличие его от романа XIX века (психология не только отдельного героя, но психология масс, слияние психологизма с научностью, перспективностью; партийность; пафос утверждения жизни, несмотря на драматические и даже трагические перипетии).

Однако на этом и кончается то положительное, что было в критике РАПП. Понять отмеченные ими достоинства «Разгрома» в свете того факта, что это произведение— истинное искусство, увидеть, как новое мировоззрение художника, его партийность пронизали образность, сюжет, характеры, стиль, язык,— это было им недоступно, как недоступно было и для теоретиков «Перевала» понять единство увиденного ими в романе «художества» и социальности (они приписывали его скорее отказу от последней).

И здесь нельзя не повторить снова, что истина об искусстве в те годы обреталась не в делах и словах одной какой-либо группировки, как и не лежала за пределами группировок вообще. Она складывалась кусками, частями, пробивалась через их слова и дела. И каждое литературно-теоретическое объединение внесло в нее со своей стороны, «со своего боку» частичку, долю.

Схематизируя и несколько упрощая всю сложность вопроса, можно сказать, что наибольший вклад, например, группы «Перевал» в историю и теорию литературы был внесен анализом художественного образа; пожалуй, даже много позже темы: образ в литературе, литература как познание жизни через художественный образ — не были исследованы столь глубоко и тонко, как в тот период. Столь же углубленно была разработана в те годы теория слова, теория литературы как искусства слова— Лефом, формалистами, Опоязом, теория искусства как метода и мировоззрения — РАПП.