Так, поддерживая лозунг «за живого человека в литературе», Фадеев стремился к преодолению схематизма, свойственного молодой советской литературе. Проблема показа «живого человека» не является проблемой, открытой только сейчас пролетарской литературой: «...реалистическая французская школа, пришедшая на смену романтизму, поставила вопрос относительно показа живых людей — пусть мещан, но живых людей»; проблема «живого человека» вставала всегда перед литературой, когда она шла к реализму (от классицизма и романтизма во Франции и России) или когда реалистический метод делал существенно новый шаг в своем развитии (например, в творчестве Л. Толстого с его углублением во внутренний мир человека),— так понимал Фадеев эту проблему. После периода литературы гражданской войны, литературы в основе своей романтической, героем которой являлся абстрактный коллектив или абстрактная личность («кожаная куртка», «командарм»), постановка вопроса о необходимости показа живого человека, о необходимости проникновения во внутренний мир нового человека отражала потребность дальнейшего роста пролетарской литературы. Это были первые шаги молодой литературы, шаги весьма необходимые, без которых она не могла научиться ходить по-настоящему. «Наша постановка вопроса о показе живых людей в литературе ставила своей целью преодолеть этот схематический показ людей, чтобы писатели показывали их во всей их сложности и многообразии. Только такую цель мы преследовали».

Однако вопрос о живом человеке, указывает Фадеев, стоит у нас по-новому в сравнении с тем, как он решался в искусстве прошлого, а именно: существенным образом изменился объект изображения в новом искусстве. Живой человек — это простой труженик, психология которого во всей глубине не могла быть вскрыта классиками (основным их объектом была психология интеллигента). Это не только новый человек, но и человек, находящийся в новых связях с действительностью. «И так как отражение общественных процессов в психике каждого отдельного человека происходит не путем прямолинейным, механическим, а здесь происходит чрезвычайно сложный диалектический процесс взаимодействия человека со средой; и так как нужно учитывать, что человек подвергается одновременному воздействию самых различных классов, что находит отражение в его психике; и так как психика человека сама по себе чрезвычайно многообразна, имеет, в частности, и бессознательные импульсы и импульсы сознательные,— если принять все это во внимание, то окажется, что последовательно и правильно показать человека, как продукт известной общественной среды — невероятно, дьявольски трудно, и трудно потому, что так человека еще никто не показывал до пролетариата».

Следовательно, проблема показа живого человека в пролетарской литературе есть вопрос новой ступени в ее развитии. А потому проблема «живого человека» для Фадеева есть «все-таки частное выражение другой, более крупной проблемы», а именно — проблемы нового художественного метода: «...наша постановка вопроса о показе живого человека есть вопрос о проведении материалистического метода в литературе ...о гегемонии пролетарской литературы ...о новом стиле пролетарской литературы, и этим объясняется то, что вокруг такого простого и такого, казалось бы, ясного вопроса велись главнейшие споры в истекший период...»