Но вопрос о значении романтизма в творчестве и ли¬тературно-критической деятельности Фадеева был непо¬мерно преувеличен в нашем литературоведении. Полу¬чалось, что это главная проблема для Фадеева, что эво¬люция его творчества шла от полного отрицания роман¬тизма к полному его признанию, что это тот мотив, про¬следив развитие которого мы сможем исчерпывающе понять Фадеева — писателя, критика, человека. На внеш¬ний, поверхностный взгляд действительно представляет¬ся, что от «Разгрома» до «Молодой гвардии», от выступ¬ления «Долой Шиллера!» до «Заметок о литературе» с Фадеевым происходит метаморфоза: сначала решитель¬ное отрицание романтизма (во всех его проявлениях), затем полное принятие его.

Но это не совсем так. Проблема романтизма (точнее, «антиромантизма») у Фадеева в 20-е годы не была глав¬ной. Наряду с другими проблемами («живой человек», «срывание масок» и т. д.) она была лишь гранью общего вопроса о новом художественном методе.

К тому же отрицание романтизма Фадеевым не было абсолютным. Говоря языком сегодняшнего дня, это было отрицание романтической формы, романтического сти¬ля, манеры, но не отрицание перспективности, не отри¬цание мечты, того, что у нас трактуется как составная часть социалистического реализма — революционная ро¬мантика. Фадеев усиленно подчеркивал тогда это новое качество советской литературы, протестуя, однако, про¬тив того, чтобы оно называлось романтикой (см. статью «Долой Шиллера!»).

Отрицание романтического стиля находилось, таким образом, в связи с основным направлением в литературе переживаемого периода — движением к реалистическим формам. В выступлении Фадеева своеобразно отрази¬лось верное понимание нового художественного метода как метода в своей основе реалистического.

Сила Фадеева-критика была в том, что он не абсолю¬тизировал лозунгов, теорий. Горячо защищая свое пони¬мание нового метода как метода в основе реали¬стического, проникнутого мечтой, и отвергая какие бы то ни было черты романтизма в нем, Фадеев тут же оговаривается: «Все, о чем я говорил выше, еще не есть разрешение вопроса о художественном методе проле¬тарской литературы. Это только подход к нему, путь, на котором нужно искать его, первоначальная грубая на¬метка его. Его нельзя попросту перенести в творчество из научной книги, он должен войти в плоть и кровь пи¬сателя и найти свое выражение в специфических фор¬мах художественной литературы,— этого нельзя сделать сразу. Мы еще далеко не овладели методом диалекти¬ческого материализма в своем творчестве, мы только начинаем создавать, только ищем свой новый стиль — стиль пролетарской литературы. Может быть, не мы создадим его. Может быть, развитая пролетарская лите¬ратура расценит нас как своих Кантемиров и Херасковых. Что за беда? Мы будем честно работать над созданием его, будем, «внимательно вглядываясь в жизнь, сравни-вать свои наблюдения с воздушными замками и вообще добросовестно работать над осуществлением своей фан¬тазии...»

«Когда есть какое-нибудь соприкосновение между мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно».