Гебитскомиссар фон Эндер чувствовал себя неспокойно в городе и днем и ночью, хотя фастовский гарнизон был значительно усилен, на шоссейных дорогах патрулировали танки, на железной дороге — бронепоезда. Особенно жутко становилось ему в его укрепленной резиденции в темные, долгие осенние и зимние ночи. Он теперь часто ночевал в доте, но и там ему не спалось.
Разбитый и измученный очередной бессонной ночью фон Эндер сидел у себя в кабинете, когда радио принесло траурную весть: у берегов Волги под Сталинградом разгромлена вся армия фельдмаршала Паулюса, на которую возлагали такие огромные на-дежды в ставке Гитлера. В это время в кабинет гебитскомиссара влетел перепуганный адъютант.
- Обер-лейтенант Шнапер... Шнапер... - бессвязно бормотал он.
— Что обер-лейтенант Шнапер? — вскочил фон Эндер.
— Партизаны... застрелили.
Окончательно сраженный этим новым известием, фон Эндер опустился в кресло. Он растерянно озирался вокруг, будто всматривался, не скрываются ли партизаны и здесь, в его кабинете...
Весной в Фастов снова прибыла чрезвычайная комиссия из киевского гестапо. Уж очень подозрительной стала тифозная эпидемия. Настораживало гестаповцев и то, что, в какой бы тайне ни готовились карательные экспедиции, партизаны непременно узнавали о них. Часто каратели направлялись в какой-нибудь лес, наверняка зная, что там партизанский отряд, но никого в лесу не заставали. И хотя маршруты карательных экспедиций держались в тайне, партизаны неожиданно нападали на карателей в пути и разбивали их. Было очевидно, что партизан информируют из Фастова.
Как-то под вечер фон Эндер пригласил к себе профессора Буйко. И не вызвал, а именно пригласил, отправив к нему не жандарма, а обычного гражданского посыльного.
Когда профессор вошел в приемную, там уже сидели его коллеги — врачи Кулиненко, Дербунов и Константин Назарович. Ни одного жандарма поблизости не было. Даже адъютант фон Эндера — стройный, белобрысый эсэсовец, то и дело появлявшийся в приемной, был необычно вежлив с врачами.
