Вдруг кто-то схватил Ясика за горло и начал срывать с него яркий шелковый галстук. «Ой, ой, спасите!»— пронзительно закричал мальчик.
Профессор проснулся от страшного детского крика. Но кричал не Ясик. Крик доносился с улицы.
Профессор выглянул в окно. На дороге стояла грузовая машина, полная женщин, которые плакали, вопили, а возле двора в руках жандарма билась девочка лет пятнадцати. Жандарм никак не мог дотащить ее до машины.
— Ой, спасите! Ой, мамочка! — кричала девочка. С противоположной стороны улицы волокли к машине еще двух девочек.
В комнату вбежала дрожащая от волнения Александра Алексеевна:
— Облава!..
Она только что вернулась с базара. Гестаповцы оцепили площадь и всех без разбору, без всякого медицинского осмотра стали хватать, бросать в машины и увозить в эшелон. Она сама чудом вырвалась оттуда.
На улице все громче раздавались душераздирающие крики.
Вот из-за угла дома выскочила простоволосая молодая женщина. В руке у нее бутылка с молоком. Профессор узнал Таню Ивченко. Она живет напротив, через улицу. Кроме маленького ребенка, у нее никого нет: муж на фронте, мать умерла. С растрепанными волосами, с обезумевшими глазами Таня бежала к своему дому. Вот она уже у ворот. Но тут жандарм настиг ее. Таня закричала, призывая на помощь. Бутылка с молоком упала и разбилась о тротуар. Женщину схватили и бросили в кузов автомашины...
— Ой,— завопила она, высовываясь из-за борта.— Ой, ребенка дайте!..
Но ее толкнули на дно кузова. Взревел мотор, и машина помчалась по улице.
Лишь разбитая бутылка осталась у ворот в белой луже...
И покатились по городу, по селам облавы за облавами. Так опустошительный ураган налетает на сад, сбивает цветы, ломает ветки и несется прочь, оставляя лишь почерневшие, покалеченные стволы...
Вечером, не сговариваясь, почти одновременно собрались у Буйко руководители подпольной группы — Карл Долбе, Александр Кулиненко, Феодосий Дербунов, из Томашовки пришла уже довольно пожилая, но подвижная Вера Иосифовна Гатти.
