За ним вошла молодая женщина со справкой о малярии. И она еле слышно обронила:
— За мной—шпик.
— Малярия! — не колеблясь, определил профессор.
— Нет, нет! — резко возразил фон Эндер.
С виду эта женщина и в самом деле не была похожа на больную малярией. Но профессор настаивал на своем и резонно заметил:
— Господин гебитскомиссар, мы с вами отвечаем за то, чтобы не занести эпидемию в великую Германию.
Буйко дословно повторил то, что говорил фон Эндер, когда объявил врачей мобилизованными на работу в комиссии. Казалось бы, этот ответ должен был немного успокоить гебитскомиссара. Но фон Эндер мгновенно вскочил со стула, подошел к профессору и ударил его по лицу.
Петр Михайлович покачнулся и медленно присел к столу, закрыл лицо платком. Сквозь платок быстро проступали красные пятна.
В комнате наступила тишина. Все замерли.
Какого труда стоило профессору спокойно снести это оскорбление! Но он понимал, что нужно сдержаться, чтобы не погубить общее дело...
Буйко вытер лицо, немного успокоился и обратился к гебитскомиссару:
— Прикажете оставить комиссию?
— Я этого не говорил. Продолжайте,— неторопливо и негромко сказал фон Эндер, будто ничего не случилось.
Петр Михайлович снова начал прием. В комнату вошел юноша явно болезненного вида. Он был худой, бледный, непрерывно кашлял и едва держался на ногах. Справка свидетельствовала о том, что он болен чахоткой. Это было видно и без справки. Буйко настороженно посмотрел: ведь это же именно тот, от которого его предостерегали. Но странно, почему прислали шпионить за ним совсем больного человека?.. Этого юношу сам фон Эндер, как только услышал его кашель, приказал немедленно освободить от мобилизации. И вдруг возникла тревожная мысль: «Не женщина ли провокатор? Ведь именно из-за нее озверел гебитскомиссар. Он вновь и вновь вспоминал случившееся, выискивая в своем поведении то, что могло выдать его, и взвешивая, в какой мере он себя выдал...
