Туда немедленно была направлена специальная комиссия во главе с гарнизонным врачом Мюллером— шефом фастовской больницы. Его заместителем был назначен главный врач эпидемстанции Дербунов. В селе в это время в самом деле лежало много больных. За один день даже умерло сразу трое. Немецкие врачи, опасаясь заразы, не проводили тща-тельного осмотра больных. Комиссия подтвердила заключение местного врача Надежды Цибанюк и главного врача эпидемстанции о том, что все смертные случаи вызваны тифом. Поднялся огромный переполох. На село наложили карантин и на всех дорогах перед ним на столбах вывесили грознее предупреждение: «Тиф! Въезд воспрещен!»
Не успел фон Эндер прийти в себя от того, что случилось в Паляничинцах, как страшная весть пришла и из села Веприк. А вслед за этим через каждый день-два на него, словно бомбы, обрушились такие же сообщения из Кожанки, Зубарей, Снитинки... Все шире и шире расходилась по Фастовщине «эпидемия». Все больше и больше сел отгораживалось от окружающего мира карантинными столбами: «Тиф! Въезд воспрещен!»
Оккупанты не ждали ничего подобного. Весь район оказался словно в осаде. Гебитскомиссар фон Эндер ходил сам не свой. Мобилизацию пришлось прекратить.
Из Киева примчалась чрезвычайная комиссия во главе е наделенным безграничным правом вешать и расстреливать, уже знакомым фастовцам оберштурмбанфюрером. Но и он спасовал перед столбами, которые, подобно зловещим крестам, останавливали его перед каждым селом, и не отважился дать разрешение вывозить в Германию людей из района, зараженного тифом.
Вскоре случившееся затмили другие, еще более грозные для оккупантов события. Каждый день на дорогах взрывались машины, каждую ночь попадали под обстрел поезда, а неподалеку от Фастова был пущен под откос военный эшелон. Будто сами по себе вспыхивали склады, взлетали на воздух мосты. Теперь уже и днем, даже с надежной охраной, стало опасным выезжать за пределы города. Партизаны подстерегали врага на каждой дороге, за каждым кустом.
Все ярче разгоралось пламя всенародной борьбы. Словно раздуваемое ветром, оно перебрасывалось из района в район, из края в край. И ни лютые морозы, ни снежные бури, ни карательные экспедиции не могли потушить это неугасимое пламя.
