Ранение оказалось тяжелым: осколками мины распорот живот. Сайд корчился от боли, то и дело терял сознание. Борис Башкиров метался возле него и не знал, чем помочь товарищу.
Увидев раненого Сайда, профессор забыл обо всем: и об усталости, и о больном сердце. Ему страстно хотелось, чтобы Сайд выжил. Достав инструменты, профессор приступил к операции. Он уже не обращал внимания на то, как грохотало небо, ревел и стонал лес и барабанил по набухшему брезенту дождь.
А часа через два Грисюк повел обессилевшего профессора в свой шалаш.
— Ну что, Петр Михайлович, есть какая-нибудь надежда?
— Не знаю, Антон Степанович, не знаю...- Уж очень много крови потерял парнишка. Теперь вся надежда на молодость.
После операции Грисюк и Буйко долго сидели над картой. Только под утро трое партизан во главе с бывшим студентом в жандармской форме проводили профессора в город. Вместе с ним вернулся и Ясик.
Буря стихла. Лишь вдали беззвучно мигали молнии. Начинало светать. Город дремал, а может, настороженно притаился. Нигде ни выстрела, ни звука. Только на станции несмело вскрикивали в свежей предутренней мгле паровозы.
Дома профессор стянул с себя грязную, промокшую одежду и лег. Несмотря на усталость и слабость, он испытывал необычайный душевный подъем. Его обрадовало, что Грисюк установил наблюдение за вагоном номер 1 и партизаны готовились освободить не только рязанца, но и всех заключенных. План Грисюка был проще, надежнее. Командир партизанского отряда решил напасть на эшелон в пути. С этой целью еще вечером он направил большую группу партизан в район села Мохначка, на линию Фастов — Житомир. Место засады выбрано удачно: железная дорога там проходит лесом. Пятидесяти бойцов с тремя станковыми пулеметами вполне достаточно, чтобы остановить поезд и разогнать охрану. Железнодорожники-подпольщики с помощью специальных сигналов должны были предупредить партизан, что из Фастова вышел именно тот поезд, какой им нужен. Теперь Буйко беспокоил только арест машиниста. Выдержит ли он пытки? Сумеет ли устоять и не выдать никого?
