Спустя некоторое время А. Фадеев снова возвращается к оценке Достоевского, совершенно справедливо говоря о стилистическом сродстве его с... Чернышевским, о «разночинской манере» этих двух таких непохожих писателей.

«Достоевский и Чернышевский — это антиподы, возникшие из одного лагеря, но пошедшие противоположными путями»,— записывает А. Фадеев, и это утверждение могло бы быть развито в особой работе по истории русской литературы, в которой, добавлю от себя, не обойтись без рассмотрения другого антипода Достоевского — Салтыкова-Щедрина, в творчестве которого близость с Достоевским нашла особенно яркое выражение в «Господах Головлевых».

Мысль о социалистическом реализме не покидает А. А. Фадеева также и при рассмотрении классиков французского реализма, которых он особенно ценил всю свою жизнь. Он записывает:

«Слияние, вернее синтез реализма и романтизма, поднимает реализм на более высокую ступень. Что это значит? Правда жизни, обогащенная мечтой, то есть будущим, в условиях нашей жизни, которая развивается к совершенству, к добру, — это ли не величайшая степень реализма? Вот в чем формула социалистического реализма».

Эти слова приводят нас не только к пониманию взглядов А. Фадеева, но и к правильному взгляду на творчество самого Фадеева, к уяснению основной особенности его реализма, неотъемлемой чертой которого является героичность.

В разбираемых нами «Субъективных заметках» А. Фадеева тенденция эта с особенной силой сказалась при анализе упомянутой выше книги Честертона о Диккенсе. А. Фадеев с глубоким сочувствием цитирует мысль Честертона о том, что «жизнерадостность и оптимизм Диккенса имеет народные корни». «Наши современные романы, — говорит Честертон,— в большинстве случаев изображают людей из интеллигентных слоев общества и рисуют их такими, какими они являются на самом деле, тогда как народное творчество создает образы непомерной величины, описывает героев-полубогов».

Но творчеству самого А. Фадеева была глубоко родственна именно эта героическая тенденция в литературе. Эта тенденция поразила меня еще тогда, когда впервые я прочитал первую, во многом несовершенную повесть А. Фадеева «Разлив»: ведь оба главных характера этой повести — и охотник Неретин и девушка Каня — героичны... Разработкой героического характера в его реалистическом выражении занят А. Фадеев и в «Разгроме» и на протяжении многолетней работы над «Последним из удэге», эта разработка героического характера наконец увенчается блестящим успехом в «Молодой гвардии». И чтобы понять то органическое неприятие Чехова, которое при наличии большого уважения к его таланту было свойственно А. А. Фадееву, необходимо исходить именно из этой героической тенденции творчества Фадеева.