С детства знал я песню «Трансваль, Трансваль, страна моя...». Я слышал ее в первые дни гражданской войны, в первых красногвардейских отрядах, и когда Саша увековечил ее в одной из лучших глав «Последнего из удэге», я встретился с ней как со старой знакомой.

От него впервые узнал я самую первооснову известной дальневосточной песни:

Нас побить, побить хотели,
Нас побить пыталися,
А мы сами, каторжане,
Того добивалися.

Таковы были слова этой песни в ее первозданном виде, и мотив у нее был другой, залихватский и разудалый, я и сейчас иногда напеваю его и вспоминаю друга...

В то время дальневосточный репертуар Сашиных песен пополнился уже ростовскими, донскими, кубанскими песнями, и среди них было несколько «блатных», романтически мрачных по колориту.

Как-то, уже по приезде в Москву, Саша рассказал мне, откуда он узнал эти песни. Он работал тогда секретарем райкома в Краснодаре и, по своему обыкновению, много гулял по окрестностям. Раз во время одной из таких прогулок на пустыре за городом на него напали какие-то бандитского вида парни. У них были ножи. Саша, отбиваясь, не чаял, что спасется, и ждал уже, что в грудь его, как в одной блатной балладе, «вонзится четырнадцать ножей». Вдруг откуда-то появился еще какой-то парень. Он вступился за Сашу, и они вдвоем обратили в бегство нападающих. Так завязалась дружба. Они предпринимали далекие прогулки, — обоим было что рассказать друг другу. Новый приятель знал, что Саша партийный секретарь, а Саша лишь догадывался по некоторым рассказам да по блатным песням, которым его выучил новый приятель, что тот в натянутых отношениях с милицией, но ничего особенно преступного за ним не предполагал,— очень уж тот был симпатичен в обращении. Да и то, что он заступился за Сашу и отстоял его при нападении бандитов, как будто бы свидетельствовало о благородстве его побуждений.

Потом таинственный приятель Саши исчез куда-то. Прошло еще некоторое время, и Сашу известили, что органы ОГПУ изловили одного известного бандита, что он находится в тюрьме и просит, чтобы секретарь райкома партии навестил его. Это и оказался Сашин приятель. Дела за ним числились настолько серьезные, что об отмене смертного приговора не могло быть и речи, — бандит и сам понимал это. Ему лишь хотелось перед смертью свидеться с Сашей, к которому он привязался.

Помню, с каким глубоким душевным волнением рассказывал Саша об этом странном эпизоде, об этой причудливой дружбе, связавшей на некоторое время двух таких непохожих и далеких по своему общественному положению людей. И на песнях, которым научил Сашу его странный знакомый, на таких блатных «балладах» вроде «Аршак был парень бравый» или «Сижу я целый день, скучаю, в окно тюремное гляжу...», лежал тот же отпечаток мрачной романтики, что и на истории этой необычайной дружбы.