Метод и стиль в «Молодой гвардии» выступали в новом своем соотношении, новом единстве. Роман Фадеева, которому автор отдал «много крови сердца», более остро, чем многие произведения советской литературы 30—40-х, начала 50-х годов, выразил собою это новое соотношение. Недаром именно в это время писателя больше всего занимает вопрос о романтическом стиле, с одной стороны, и романтике как черте метода — с другой: вопрос о том, как они соотносятся друг с другом что на что накладывается, что чем определяется и т. п

Как известно, в проблеме романтизма Фадеев допускал часто серьезные ошибки, небрежные формулировки. Его высказывания типа: «почему же перед нами встает вопрос как изображать своего врага? Очевидно, нужно поставить вопрос наоборот: как изобразить своего человека?» — и подобные давали повод видеть в Фадееве чуть ли не зачинателя «теории бесконфликтности», хотя в данном случае речь шла о необходимости для художника отправляться от определенного идеала и с его позиций изображать и положительные, и отрицательные моменты жизни.

Но не надо забывать, что взгляды Фадеева во многом отражали ту путаницу мысли, которая царила тогда в критике по вопросу о романтике в социалистическом реализме. Достаточно вспомнить беспросветные дискуссии 1947—1949 годов, когда не только писатели, но и критики и даже теоретики литературы и искусства никак не могли выбраться из замкнутого круга этих проблем. А, во-вторых, эта путаница тем сильнее сказалась на Фа-дееве, что он не был профессиональным теоретиком искусства. Часто понимая вопрос гораздо глубже, чем он ставился некоторыми теоретиками, гораздо ближе к фактам самого искусства, цельнее, полнокровнее, Фадеев тем не менее не имел достаточных теоретических знаний, не всегда владел теоретической терминологией и потому допускал ошибки и оплошности в формулировках и высказываниях. Об этом мы должны сказать тем решительнее и прямее, что временами на имя Фадеева наводили и, очевидно, еще не раз будут наводить «хрестоматийный глянец».

Талантливый художник и яркий критик, чье творчество и литературно-критическая деятельность всегда находились на главном направлении развития искусства, глубоко выражая собою настоящее и улавливая тенденции будущего; человек большого ума и проникновенной мысли, чьи эстетические взгляды не менее интересны и оригинальны, чем его творчество, Фадеев не нуждается в украшающих эпитетах, в зачислении его в присяжные «теоретики литературы». Многие теоретические убеждения Фадеева были им поистине выстраданы — к ним прежде всего относится проблема романтизма.

Мы специально останавливались (в I и II главах) на отношении Фадеева к романтизму. В конце 20-х — начале 30-х годов, отвергая романтизм целиком, Фадеев не вы-деляет в нем стиля и метода; во второй половине 30-х годов и в 40-е годы он говорит уже о романтическом стиле, романтической форме как одной из многочисленных форм искусства. В конце 40-х — начале 50-х годов появляется термин «романтика» применительно к методу — как новое качество метода. Но и в это время Фадеев не сразу дифференцирует романтику и романтический стиль. Так, признав свою ошибку в суждении о реализме критическом и уточняя новизну социалистического реализма (впервые органическое слияние романтики и реализма), Фадеев не соглашается с А. Упитом, ограничивающим романтику пределами метода, но еще не оперирует понятием романтической формы, романтического стиля внутри социалистического реализма. Приведя слова А. Упита: «Но даже опережая жизнь своим видением будущего, социалистический реализм остается неизменно реалистическим. Если мы, за неимением более точного словесного выражения, обозначим это видение будущего словом романтизм, то не нужно упускать из виду, что этот романтизм в нашем советском искусстве полностью утерял свое обособленное специфическое содержание и как органическая составная часть врос в реализм»,— Фадеев замечает: «Я в общем с этой формулировкой Андрея Упита согласен. Но с одним уточнением. Что значит стремиться в будущее? Ведь я как писатель должен это показать в человеке, в людях, значит я должен найти в людях эти качества будущего. Да, реальное развитие социалистической жизни рождает в социалистическом человеке эти качества. Но для того, чтобы их изобразить, художник должен их сгустить, обобщить, типизировать. Или же он просто может сфо-тографировать жизнь? Нет, необходимо мое отношение к этому». Уже позднее Фадеев окончательно формулирует: «В многообразии форм социалистического реализма романтическая форма не только законна, она нужна, как воздух. Я говорю здесь не только о революционной романтике как одной из существенных сторон социалистического реализма,— я говорю именно о романтической форме выражения правды жизни. Эта форма особенно трудна в прозе, но она, эта форма, подсильна нам,— тем более, что имеет таких могучих предшественников в русской прозе, как Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Горький».