Он уезжал из Ростова в Москву в приподнятом настроении, полный молодых сил и надежд. На прощанье, когда мы стояли у вагона, я подарил ему на память свою фотокарточку, на обороте которой еще накануне написал, помнится, примерно так: «Фадеев! Ты въезжаешь в Москву на белом коне... Перед тобой открывается широкий литературный путь... Ты будешь большим писателем». Он пробежал глазами эту мою надпись и засмеялся своим «девчачьим» смехом и сказал -не то шутя, не то серьезно:

— Вот критики пишут о моем романе «Разгром», что он написан талантливо, обращает на себя внимание и тому подобное... А я не раз думал о себе —есть ли у меня талант — и прихожу к заключению, что я беру не талантом, а усидчивостью и мозгом: упорно, многими часами сижу как пришитый на стуле за письменным столом и мысленно, в мозгу, десятки раз поворачиваю одну и ту же фразу и так и этак, подхожу к ней со всех сторон — и вот таким, чисто мозговым, мысленным путем нахожу наконец самую лучшую фразу. И я чувствую сейчас себя будто стоящим на вершине высокого столба, некоей колонны, на маленькой площадке, и вот-вот сорвусь, полечу вниз и разобьюсь. Тогда подбегут люди, посмотрят на меня, лежащего на мостовой, и разочарованно скажут: «Так это и есть Фадеев? А мы думали, что он писатель...»

Ни самоунижения, ни кокетства в этих признаниях А. Фадеева не было. О чем же они говорят, эти его очень искренние и очень необычные признания? О его великой писательской скромности, требовательности к себе, неудовлетворенности тем, что и как было написано им, о сомнениях, очень знакомых всем настоящим, подлинным писателям.

«В этот (ростовский. — П. М.) период я много работал... Все, что я писал тогда, меня не удовлетворяло», — говорил Фадеев в докладе литкружковцам Замоскворечья, в Москве.

Даже уже будучи автором широкоизвестных «Разгрома» и «Молодой гвардии», он говорил на юбилейном вечере в Союзе писателей, в день своего 50-летия:

«Я еще надеюсь спеть свою большую, настоящую песню».

Кто же сомневается, что А. Фадеев — талантливый писатель? Но он был и талантлив, и поразительно усидчив, упорен в борьбе за высокое качество своей писательской работы,

Много раз — и тогда, в Ростове, и позже, после его отъезда в Москву, — я думал о Фадееве, о его писательском пути. Конечно, он был наш товарищ — умный, хороший, приветливый человек, которому ничто человеческое не было чуждо. Но когда он делал нам доклад о работе и решениях очередного съезда партии или читал в ростовской писательской организации еще не опубликованные главы своего романа «Разгром», я видел уже другого Фадеева, который на голову выше всех нас и сам знает себе цену. В нем уже и тогда угадывался один из будущих руководителей литературного движения в стране и один из выдающихся советских писателей.

Так и произошло. В Москве Фадеев расправил свои крылья во весь размах. Он стал не только известным советским писателем, но и государственным деятелем.

Позже я виделся с Фадеевым на Первом съезде советских писателей в Москве, в 1934 году, а также летом 1944 года на 3-м Украинском фронте. Приехав туда, он вызвал меня к себе, и мы долго говорили с ним о всевозможных делах. В числе многого другого он сообщил о гибели нашего общего товарища по Ростову, Вл. Ставского, и рассказал, что он выезжал на похороны Вл. Ставекого; рассказал и о своей работе над романом «Молодая гвардия».