Однажды Фадеев остался ночевать у меня. Он попросил что-нибудь почитать перед сном. Незадолго перед тем я достал с чердака кипу старых дореволюционных книг и журна-лов, чтобы посмотреть их и то, что безнадежно устарело, пустить на подтопку печки. В числе этих книжек мне попался третий том «Ежемесячных литературных приложений» к журналу «Нива» за 1912 год. Здесь, среди других рассказов и стихов, был напечатан рассказ А.. Свирского «Интрига». Эта книжка лежала под рукой, я дал ее Фадееву и сказал:

— Прочитай вот рассказ Свирского. По-моему, интересный рассказ.

Рассказ был небольшим, всего в несколько страниц, и Фадеев скоро прочитал его.

— Ну как? — спросил я. — Правда, интересно? Что значит — уметь построить сюжет! Здорово здесь завинчено: начав читать, не оторвешься, пока не прочитаешь до конца.

— Плохой рассказ,— сказал Фадеев с разочарованием, скукой и даже досадой, как о чем-то явно безнадежном. — Конечно, сюжет — большое дело, и ты не пойми меня так, что я против сюжета. Наоборот. Но сюжет — это еще не все. Одного сюжета мало. Главное — какой в этом смысл, для чего это написано, что хотел сказать автор, какая тут идея, содержание. А без этого рассказ — не рассказ, а просто бытописательство, натурализм... Плохой это рассказ, скучный, неинтересный...

Само собой, отзыв Фадеева об этом рассказе я привожу лишь очень приблизительно — ведь с тех пор прошло много лет. Но меня поразили тогда его слова, я просто опешил и не знал, что сказать.

А спустя десятилетие с лишним, 28 марта 1938 года, в газете «Советское искусство» были напечатаны воспоминания Свирского «Великий учитель» — о Горьком. В них Свирский рассказывает, как однажды Горький говорил ему:

— У вас много житейского материала, но надо его иначе освещать... писателю надо обойти замеченные явления со всех сторон... продумать то, что он видит, и потом описывать увиденное со всеми его «заметными» и «незаметными» чертами.

Прочитав эти слова Горького, сказанные еще задолго до революции, я подумал, что Фадеев дал, по сути дела, ту же горьковскую оценку рассказу Свирского.

В 1924 году или годом-двумя позже я написал зарисовку из быта нашей городской окраины «Нахаловки» о том, как сосед резал к рождеству свинью, как хозяйка свиньи помо-гала ему в этом и какие разговоры они вели при этом. Зарисовку я назвал «Такая жизнь...» и дал прочитать Фадееву. Скоро он вернул ее мне. «Плохо написал, Павло...» Что было написано им дальше — не помню, но помню заключительные слова отзыва: «бескрылый бытовизм».

«Мы, писатели, не просто описываем людей, а выносим им нравственный приговор... борьба с безыдейностью была справедливой борьбой», — говорил он на Втором съезде советских писателей.

У меня долго, до 1942 года, хранилась рукопись «Такая жизнь...» с сурово-дружеским, правдивым отзывом Фадеева о ней. К сожалению, она, как и многие другие рукописи, в том числе и письма А. Фадеева, Вл. Ставского, фольклориста академика Ю. М. Соколова и некоторых других известных писателей, погибла в 1942 году во время оккупации Ростова гитлеровцами.

Но я слышал от него и другие, хотя и всегда сдержанные, но ободряющие отзывы о своих очерках.