Я сам был свидетелем того, с каким упорством Фадеев работал над языком «Разгрома».

Вечерами я иногда заходил к нему на пятый этаж — просто посидеть, поговорить. Обычно Фадеев не курил, но часто, когда я открывал дверь в комнату, где он жил, против лестничной площадки, то в комнате было так накурено, что едва было видно сидящего за письменным столом Фадеева. Когда он писал, он курил беспрерывно, папиросу за папиросой.

В довольно большой комнате у одной стены стояла узенькая койка с белоснежными, как у девушки, простыней, наволочкой и с безукоризненно заправленным одеялом. Против нее, у другой степы, — простенький письменный стол и стул; под койкой — небольшой, тоже самый простой, «пролетарский» чемодан, и больше абсолютно ничего, никакого имущества. На столе — только что написанные листы рождающейся повести «Разгром». В этой рукописи творилось что-то невероятное: буквально каждая строка была зачеркнута, и над нею написана новая, но она была тоже зачеркнута и написана вновь под строкой, потом на поле, потом на обороте, потом на подколотом бумажном листке, и все это вновь зачеркнуто и перечеркнуто... Гр. Кац говорил мне со слов Фадеева, что печатный текст первого издания «Разгрома», вышедшего в 1927 году в издательстве «Прибой» (Ленинград), был 24-й редакцией авторской рукописи этого романа.

По мере написания Фадеев читал нам — А. Бусыгину, Гр. Кацу, мне и другим ростовским товарищам — новые главы «Разгрома», и мы тут же, у него в комнате, а потом на собраниях ростовских писателей обсуждали их.

В то время одним из главных и актуальных вопросов в литературном движении был вопрос о «психологизме», о «показе человека изнутри».

О необходимости тонкого психологического анализа Фадеев размышлял, создавая «Разгром». Об этом он говорил и ростовским писателям, и на Всесоюзном съезде пролетарских писателей. В отчете об этом съезде, помещенном в газете «Читатель и писатель» 12 мая 1928 года, сказано:

«А. Фадеев обосновывает курс на психологизм, взятый некоторой частью пролетарской литературы... и доказывает, что этот психологизм является столбовой дорогой пролетарской литературы».

Знакомую ростовчанам тему Фадеев развил несколько позже, в Ленинграде, в одном из рабочих клубов на вечере читателей, посвященном обсуждению его романа «Разгром». Это его выступление приведено в небольшом газетном отчете в том же «Читателе и писателе» 19 мая 1928 года.

«Выступивший на вечере автор повести рассказал собравшимся о том, как он писал «Разгром».

— Каждое произведение, — сказал т. Фадеев, — отталкивается в конечном счете от жизни. Но есть два типа писателей. Одни воспроизводят действительность возможно точнее, другие преломляют ее сквозь фантастику, сквозь свое особенное отношение к жизни. Первых называют реалистами, вторых романтиками.

Самого себя Фадеев относит к тем, кто стремится не прикрашивать действительность.

— Для меня всегда имеет значение — видел ли я сам тот или иной случай: в «Разгроме» я описываю то, что видел. В основе каждого из героев «Разгрома» — живой человек, к которому добавлены те или иные черты и от людей, похожих на него.