Слушая выступления Фадеева на таких собраниях и разговаривая с ним, я не раз думал, что он видит гораздо шире, глубже и дальше рапповских вождей и теоретиков. «Мы должны понимать, что люди не стоят на месте. Они растут, воспитываются и перевоспитываются нашим обществом», — говорил он на Втором съезде писателей СССР. И как редактор журнала «Лава» Фадеев ориентировался не только на писателей-рапповцев. В программном заявлении «От редакции», помещенном в первом номере «Лавы» (апрель 1925 года), говорится: «Он (журнал «Лава». — П. М.) дает возможность из узких рамок своего кружка, ассоциации вынести произведения в широкую читательскую массу. Журнал — единственный литературный журнал в крае — объединит вокруг себя, помимо сплоченных кадров пролетарских писателей, близких к ним одиночек, крестьян и горцев».

Личные планы друзей тоже не оставляли Фадеева равнодушным.

В 1926 году мне часто приходилось исполнять обязанности техсекретаря редакции. Наконец мне надоела эта должность, не имеющая ничего общего с работой литсотрудника, и я подал редактору заявление с просьбой о переводе меня в разъездные корреспонденты-очеркисты, работающие не на твердой зарплате, а только на гонораре. Для начала я решил пройти пешком по таганрогским деревням и написать потом в нашу газету очерки о жизни советского села.

Обязанности редактора выполнял в то время Фадеев. Тогда он же был и заведующим отделом печати крайкома партии.

Фадеев очень удивился этому моему заявлению и ничего определенного не ответил.

— Поговорим потом... — сказал он и отложил заявление в сторону.

Через час, по окончании рабочего дня, мы с ним шагали ко мне, на окраину Ростова. Молча прошли квартал.

— Слушай, — сказал он, — мне, конечно, ничего не стоило написать на твоем заявлении «согласен» и освободить тебя от занимаемой должности. Идти пешком по деревням — это очень интересно. Оно, конечно, заманчиво — стать «свободным художником». Но ведь без твердой зарплаты, на одном «подножном корму» — на гонораре — ты же пропадешь! И заморишь семью. Хорошо ли ты обдумал свой рискованный шаг?

По тону его голоса я видел, что ему нравятся мое решение и что он в душе приветствует его, но не хочет, чтобы я, лишившись твердой зарплаты, поставил в трудное положение и себя и свою семью.

Когда мы пришли ко мне домой, Фадеев вновь заговорил о моем намерении. Моя жена поддержала этот план, и Фадеев, подивившись нам и все же, видимо, сочувствуя нашему решению, согласился освободить меня от опостылевшей должности техсекретаря.

Вскоре я ушел пешком по таганрогским деревням и потом писал о них очерки в газете.

А в конце 1926 года мы провожали А. Фадеева на ростовском вокзале. Он уезжал от нас в Москву. Роман «Разгром» еще не был закончен. Помнится, ростовские товарищи гово-рили, что последние главы он писал уже в Москве.