Он молча присел рядом, приготовившись слушать Чубатого. Но тот неожиданно вскочил с места, зло рванул на себе шинель и, задыхаясь, простонал:
— Не могу...
— Что не можешь? — недоумевающе спросил Буйко.
— Умоляю вас, Петр Михайлович,— лихорадочно заговорил юноша.— Куда хотите посылайте, куда хотите: пойду в лес, на диверсии, в огонь пойду, только освободите меня от этой отвратительной шинели!
— Не понимаю.
— Говорю же вам, не могу больше. Каждый видит в тебе врага. Иногда какая-нибудь тетка так резанет глазищами... Ух! Сквозь землю провалился бы!..
У Буйко словно тисками сжало голову. Боль от подозрения в измене, пережитая Чубатым, передалась ему. На какое-то мгновение словно бы он сам оказался в одежде полицая, пронизываемый презрительными взглядами честных людей. И в этот миг он не только сочувствовал Чубатому, но и готов был ругать себя за то, что послал его на службу в немецкую полицию.
Васько подметил перемену в настроении профессора.
— Сил больше нет, Петр Михайлович,— старался он разжалобить его.— Освободите меня от этой маски предателя. Я ведь комсомолец!
Но Буйко овладел собой.
— Потому-то я и дал тебе это задание, что ты комсомолец,— твердо сказал он и деловито, даже немного строго спросил: — Что на станции?
— Завтра в депо будет авария,— поторопился ответить Васько. Он понял, что профессор считает неуместной его просьбу. Чубатому стало стыдно за проявленную слабость.
— График движения? — продолжал задавать вопросы Буйко.
— Эшелоны идут через каждый час.
— Груз?
— Главным образом танки и артиллерия.
— Так,— задумчиво, словно бы обращаясь к самому себе, произнес профессор.— Значит, фашисты готовят наступление на южном направлении.
— Несомненно готовят,— в тон ему подтвердил Чубатый. И сообщил еще одну новость: — Порожняк прибыл. Сорок вагонов. Будут людей отправлять.
— Порожняк, говоришь? Что же ты молчал о нем? Тогда вот что, Вася. Задание теперь тебе такое будет: вагоны идут в Германию, а люди — в лес. Ясно?
— Ясно, Петр Михайлович.
Васько Чубатый старался не сбиваться с делового тона до конца встречи. Лишь после того как обо всем договорились, он все же хотел еще раз сказать профессору о своем заветном желании — перейти в партизанский отряд. Но Петр Михайлович посмотрел на часы и сказал:
— Полицай не должен долго засиживаться у частного врача. Ясно?
— Да, ясно, ясно,— кивнул Чубатый и с выражением какой-то непередаваемой досады на лице направился к выходу.
Буйко не удержался. Остановил его и без слов крецко-крепко прижал к себе.
