Парень еще больше смутился. Сейчас он не собирался выдумывать, обманывать врача. Но за время скитаний на оккупированной территории ему приходилось столько раз менять фамилию, что от настоящей уже успел отвыкнуть.
— Микола Полтавец,— поторопился заверить он. (Впоследствии выяснится, что это тоже ненастоящая фамилия, что родом он не из Ярошивки, а из Башкирии и подлинная его фамилия — Башкиров.)
— Ну и куда же ты, когда рана заживет?
— Как куда? Через фронт, к своим!
— Далеко,— вздохнул профессор. И опять, будто бы ненароком.— А если в лес?.. В партизаны?
— Лейтенанту Красной Армии не к лицу партизанить! — отрезал тот.
— Почему? Это тоже фронт!
— Нет, нет,— решительно ответил юноша.— Я должен явиться в свою часть.
— Благородное желание,— одобрил профессор.— Но об этом еще рано.— И протянул руку.— Ну, дружище, до завтра. Не мешкай.
— До свидания,— с благодарностью кивнул раненый.— Спасибо вам, добрый человек, от всего сердца...
Профессор взволнованно посмотрел юноше вслед. Ему снова вспомнились сыновья. «Где они? Может, кто-нибудь из них тоже попал в такой переплет?» И опять острой болью защемило сердце.
Больные шли один за другим. Мужчины и женщины, старые и молодые. И каждый из них вместе с физическими страданиями нес профессору душевную боль, и не только свою, но и других людей. А боли и горя теперь повсюду, что воды в море.
Последним посетителем оказался человек с черной повязкой на глазу. Давно небритый, он выглядел значительно старше своих лет. Переступив порог, пациент прикрыл за собой дверь и боязливо оглянулся Было видно, что пришел он сюда не только лечиться но и хотел сообщить врачу нечто очень важное, секретное.
По выработавшейся привычке профессор внимательно наблюдал за ним.
Когда посетитель сел, лицо его исказила болезненная гримаса.
— Что, больно? — обратился к нему врач.
— Болит...
— А что у вас? Рассказывайте.
Больной снова поморщился и как бы невзначай обронил:
— Из плена бежал...
Профессор насторожился. Больной, в сущности, ничем не отличался от тех раненых беглецов, которых ему не раз приходилось принимать в своем кабинете. Но в поведении этого посетителя было что-то подозрительное.
Какой-то миг профессор колебался, хотя отлично сознавал, что в подобных случаях колебаться нельзя: действовать требовалось быстро и решительно. И наконец сказал:
— А знаете... я таких не лечу.
Больной испуганно отпрянул:
— Почему?.. Разве я не человек?..
Он вдруг раскис и так жалостливо посмотрел на Буйко единственным глазом, будто готов расплакаться. Эта плаксивость вызвала раздражение профессора:
— Я не лечу таких. Уходите!
— Товарищ...— вдруг умоляюще сорвалось у того.
