Он говорил о своем ранении так уверенно и приводил такие подробности, что ему нельзя было не поверить. Но профессор, уже не впервые слышавший подобные легенды, улыбнулся:
— А выговор-то у вас нездешний. Среди уральцев такой я слыхал.— И чтобы успокоить юношу, который при этом вздрогнул, доброжелательно, словно стараясь помочь ему, добавил: — Видимо, отец ваш с Урала?
— Тетка! — сгоряча выпалил юноша, но сразу же уточнил: —Я рос у тетки...
— Спасибо тетке,— дружески пошутил профессор Буйко.— Доброго молодца вырастила.
Он размотал бинт, пощупал руку.
— Эге, а рану-то вы запустили... Болит?
— Малость.
— А здесь?
— Ой! — вскрикнул юноша.
— Ничего, ничего. Знаю, что больно... Ну что ж, добрый молодец, две навылет, а третья, пакостная, застряла. Придется вырезать.
— Что вырезать? — так и вспыхнул парень.
— Да, видать, кричик вил застрял в руке,— пошутил профессор.
Юноша побледнел. Он поднял голову и широко открытыми, испуганными глазами посмотрел на врача. Он не знал, что пуля застряла рядом с костью, потому и выдумал историю о вилах. А теперь он разоблачен. Если этот врач связан с немцами — все пропало. Юноша, внезапно отпрянув назад, ухватился за табуретку и с нескрываемой решимостью сверлил глазами профессора: дескать, попробуй только вызвать жандармов — сам погибну, но и тебе несдобровать!
Неожиданно для раненого профессор отошел грузно опустился на стул. Судьба парня сильно растревожила его. Ведь он и сам недавно был в таком же положении и прекрасно знал, что за побег из плена расстреливают, за укрытие беглеца вешают или тоже расстреливают. Но не только это взволновало профессора Буйко. Своим появлением юноша, сам того не подозревая, задел самую чувствительную струнку его души — напомнил о старшем сыне Николае. Тот такой же кареглазый и такой же порывистый, горячий. Где-то теперь его сыновья, о которых он ничего не знал с момента их ухода на фронт?.. «Сынок!»— чуть было не крикнул Петр Михайлович, глядя на раненого. Какую-то минуту он сидел с закрытыми глазами, прижав руку к груди.
Затем, придя немного в себя, поднялся, подошел к парню, по-отечески взъерошил чуб:
— Эх ты, дурашка. Не волнуйся, все будет хорошо.
Юноша все еще недоверчиво посматривал на врача.
— Все будет хорошо,— ласково повторил профессор.— Садись.
Тот нерешительно сел.
— Ну, снимай рубашку и потерпи малость,
Пока профессор Буйко делал операцию, юноша рассказывал, где и когда был ранен, как бежал из плена.
— Вот и все,— сказал профессор, перевязав рану.— А завтра снова приходи. Непременно. Только что же это ты наговорил много, а ни имени своего, ни фамилии не назвал?
— Микола...— сказал юноша, а перед фамилией вдруг запнулся: —Микола... того...
— Только не сочиняй,— дружески предупредил профессор.
