Ирония судьбы - сначала нам нужно было пройти мимо того ужасного места, где мы уже побывали не по своей воле. Видно, она, судьба, специально решила снова показать нам его, чтобы мы намертво запомнили его на всю жизнь, закрепить в нашей памяти пройденный недавно ад. Наверное, ей показалось, что ад был коротким, и мы можем забыть то, что довелось испытать. Но испытание очень крепко сидело в каждой клеточке нашего естества, запоминать надобности не было. Мало того, нам хотелось бы поскорее забыть испытанные муки и унижения, хотя потом время и показало, что забыть все это не только не удастся, но оно всю жизнь будет преследовать нас как страшный сон, потусторонний ад, вытащенный гитлеровцами из преисподней не поверхность земли. А вместо грешников, принимающих кары за свои земные деяния, поместили в этот ад живых, еще не покинувших сей мир людей, то есть нас.
Так или иначе, но нам пришлось еще раз увидеть Рославльский лагерь, свое не первое, но и не последнее узилище. Уныло провисла колючая проволоке вокруг лагеря на изогнутых столбах. Бараки, лазарет, где размещались и лечились военнопленные, разрушены, разбиты, всегда запертые на железные засовы двери распахнуты настежь, словно говоря нам: заходите, посмотрите, теперь мы за вами не закроемся. Но входить и осматривать свои «апартаменты» в роли экскурсантов нам не хотелось. Поскорей, поскорей уходить отсюда, не оглядываясь, не всматриваясь, не запоминая.
И все же я, уже отойдя от лагеря метров на двести, оглянулся. Почему-то сделали это и другие. Все-таки хотели запомнить. Лагерь был пуст. Ни единой души на его обширной территории. И нет вокруг него людей, которые стояли у колючей проволоки в надежде узнать об участи загнанных туда своих родных и близких.
На колючую проволоку села и весело зачирикала какая-то маленькая пичуга. Первый признак того, что и к этому смертному месту, возможно, вернется жизнь.
Облегченно вздохнув, мама сказала:
- Вот и хорошо. Господи, как хорошо.
Пошли дальше. Но судьбе было угодно напомнить нам еще об одном увиденном нами зрелище. Когда мы шли по Варшавскому шоссе уже по самому Рославлю, вслушиваясь в разносимые радио слова диктора, Мария Макаровна вдруг ахнула:
- Гляньте, бабоньки. Это ж наша тюрьма, где нас вначале держали. Что там делают? Трупы, что ли, выносят? Черепа людей складируют?
В самом деле, из обгоревших, обугленных зданий люди выносили какие-то изуродованные тела, мало похожие на человеческие. В воздухе стоял удушающий, смрадный запах горелого мяса и дыма.
Через много лет чудом спасшийся в этом пожаре Пептев расскажет людям:
- Как и всех, меня тоже переправили на хозяйственный двор рославльской тюрьмы. Выстрелили в голову, я упал и сразу потерял сознание. Очнулся от тяжести. Оказалось, на мне лежит целая груда трупов. Слышу выстрелы, крики и стоны умирающих людей. Кричали и от ран, и от огня, ведь их жгли живыми. Выбрался из-под трупов, отполз в сторону. Хорошо, что кругом все было в дыму - немцы не заметили. Недалеко какая-то ботва росла. Кажется, гряды свеклы. Заполз туда, затаился, боялся, что дым рассеется и меня най-дут. Ведь автоматчики совсем рядом стояли. Но пронесло. Как стемнело, я пополз к речке. Там меня и подобрали жители Рославля.
<< Назад | Вперёд >> |