Мы подошли к зданию тюрьмы как раз тогда, когда из-под пепелища доставали обгоревшие и потому мало похожие на человеческие тела узников. От волнения у нас перехватило дыхание, сильно билось сердце. Нельзя было не плакать, видя все это, видя, как из-под пепла вытаскивают обгоревшие черепа, кости людей, которые лишь недавно были живыми, разговаривали, думали, дышали, имели свои имена, своих близких людей. А теперь даже узнать никого из них нельзя. Изуродованные, обгоревшие тела, кости. Даже невозможно понять, чьи они, женские, мужские?
Мария Макаровна передала Фросе младшую дочку Надюшу и подошла к работающим на пепелище людям:
- Что ж это делается? Неужто сожгли немцы тюрьму вместе с людьми? Мы же тоже в ней сидели, мы же узники этой тюрьмы.
Ее стали расспрашивать, и она коротко рассказала, что нас, несколько партизанских семей, держали сначала здесь, потом в пересыльном и, наконец, в смертном лагере по добыче торфа на болотах.
Пожилые мужчины окружили Рябову и, слушая ее торопливые объяснения, подошли к нашей группе.
- Да, - покачал головой один из мужчин, - вам, можно сказать, повезло. Мы, члeны городской комиссии по расследованию злодеяний оккупантов. Решено узнать, сколько чело-век немцы сожгли здесь. Трудно... По черепам приходится считать. Уже больше ста пятидесяти набралось. Деревянные постройки сгорели вместе с людьми. А в камерах кирпичных зданий заперли людей и тоже подпалили. Камеры переполнены были. Со всех концов страны ведь навезли арестованных. Кое-кто сумел выломать окна и выпрыгивал в них. Их гитлеровцы пристреливали.
Нам долго рассказывали о том, какой след оставили захватчики в городе Рославле. Тысячами сваливали убитых военнопленных в погребенья Вознесенского кладбища. Всех, кто попал в их руки, оказавшись в окружении в первые недели войны, всех, кого удавалось пленить потом. Немало там и убитых мирных жителей.
Показали нам и список уничтоженных за 782 дня оккупации предприятии Рославля: стеклозавод, маслозавод, шпагатная фабрика, кирпичный завод, мебельная фабрика, прядильное производство, пушкомбинат, железнодорожный узел, учреждения, школы, больницы. И каждый из этих объектов стоил миллионы и миллионы. Один лишь железнодорожный узел стоит более 35 миллионов рублей. Одного только имущества граждан города уничтожено, разграблено более чем на 150 миллионов... Да разве возможно сосчитать все эти материальные потери, нанесенные оккупантами с 3 августа 1941 по 24 сентября 1943 года не такому уж и большому Рославлю? А разве возместить когда-нибудь чем-нибудь те людские жизни, которые так безжалостно отняты гитлеровцами? Цены человеческая жизнь не имеет, оплате за ее потерю не подлежит. Эти потери навечно, они невозместимы даже всевластным временем.
- Вот что наделали оккупанты только в нашем городе, -закончил свой рассказ члeн комиссии. - Только навряд ли мы когда узнаем полные цифры потерь. Война еще идет. Люди еще гибнут. Но расплата за все эти беды фашистам будет. Верьте, дорогие женщины, не уйти им от возмездия, мирового суда...
Узнав, что нам предстоит дальняя дорога на Брянщину, он подозвал к себе одного из работающих:
- Тихомиров! Отведи этих людей в штаб городской комиссии. Пусть помогут им, чем надо.
| << Назад | Вперёд >> |