«Сомов Зосим Филиппович — уникальное порождение Урала,— он точно выскочил из сказов Бажова. Старый быт Урала, домны на древесном угольке, дремучие леса над синими озерами, камни-самоцветы, искрометный талант древних умельцев и устоявшийся полусобственнический уклад полурабочего, полукрестьянина, когда на время покосов останавливалось все металлургическое производство, талант и дикость, русский размах и нелюдимость, наивная светлая мудрость и власть темных инстинктов— все это отразилось в духовном и физическом типе его, в мощных узловатых руках, в курчавой бороде, в глазах, спрятанных под нависшими бровями, глазах, которые казались угрюмыми и даже страшными, а когда присмотришься к старику в спокойном состоянии видишь в них наивную, светлую, детскую мудрость, как у Врубелевского Пана. Крупная голова его обросла густым курчавым темным волосом, под старость он облысел, волосы его стали белыми и курчавым венцом обкладывали мощный череп со столь развитыми и хорошо обозначенными костями, что старика можно было бы демонстрировать в школе. Когда он стоял, казалось, что он навечно прирос к этому месту. Вылез здесь из земли, сотни лет назад, застарел, уже весь в узлах, а ноги все еще наполовину в земле, и так будет он стоять здесь вечно,— даже удивительно было, когда туловище его начинало передвигаться!».

Это портрет одного из героев «Черной металлургии». Подобные портреты героев встречаются в «Молодой гвардии» на каждом шагу.

Портрет, возникающий не из акцентировки одной-двух характерных, многократно повторенных деталей образа, а из полного представления о нем — такой портрет равнозначен характеру. Он как бы сосредоточивает в себе все те штрихи, какие могли бы проявиться при условии, что облик данного героя давался бы в развитии, т. е. давался бы характер. В этом и достоинства его, и недостатки. Концентрированность портрета сцепляет ранее разрозненные черты и подает их во внутреннем единстве. Тем самым характер как бы возвращается к своей определенности и неизменности. Но эта же самая кон-центрированность, вбирая в себя характер целиком, «сжигает свои корабли» в сюжете. При рассредоточенности портрета сюжет образуется совокупным развитием характера и событий, а иногда изменениями одного характера или даже дробными частями его — движением чувств, переживаний, мыслей. В концентрированном же портрете на долю характера в сюжете как бы уже ничего и не остается. Отсюда движение сюжета идет только за счет развития прямых действий, событий. И портрет-характер, чтобы сюжет двигался, должен непрестанно ставиться все в новые и новые ситуации: сам он изменяться не может, следовательно, не может служить и двигательной силой сюжета. Словом, нужна острая со-бытийность или же не нужно ничего. Ибо достаточно одного детализированного портрета, чтобы обрисовать весь характер сразу и к нему больше не возвращаться, если по ходу действия этого не требуется. Так именно и случается со многими второстепенными героями романа «Последний из удэге», появляющимися на его страницах всего лишь раз (первый и последний).

Приведем еще несколько портретов, равнозначных характеру, из «Последнего из удэге», чтобы убедиться, что наши заключения строятся не на одном исключительном случае.

«Внимание Алеши привлек исполинского роста старик без шапки, сидевший на скамье, прислонившись спиной к косяку окна, расставив мощные колени. Длинная, без единого седого волоса, с медным отливом борода закрывала перекрещенные на его груди патронташи. Такие же, медного отлива, волосы столбом стояли на его голове, медные густые брови нависали над глазами. Глаза были звероватого, тигриного разреза, но синие и очень ясные по выражению. Старик был в кожаной лосиной куртке и в мохнатых унтах выше колен. Чтобы не спадали унты, от голенищ к поясу шли кожаные ремешки. Две английские гранаты, громадный «смит» и охотничий нож висели у пояса старика.