| 28 |
Люди, прервав свои дела, невольно все обратили внимание на огромную собаку и мальчишку, будто ошалевших от радости встречи.
Бабушка подошла и, почему-то грустно улыбаясь, тоже остановилась над ними.
- Ваш, что ли?.. - спросила ее одна из женщин, кивнув на Расхвата.
- Был наш... - ответила бабушка. Потом добавила с гордостью: - А может, наш и есть!
А Петька и Расхват кувыркались, вскакивали, вновь падали и боролись: то одолевал и сверху оказывался Петька, то одолевал Расхват... Когда он вставал на задние лапы, то оказывался гораздо выше Петьки.
- Ишь какой ты вымахал! - нарочно возмущался Петька. - А все маленьким прикидывался!.. Вкусненького просил!.. - И, вытащив из кармана взятый на завтрак хорошо промасленный блин, Петька сунул его в пасть Расхвату.
Расхват, одним махом заглотнув его, сладко облизнулся.
- Ишь жадина! - попрекнул его Петька. - И блин съел один, в фуфайку мне чуть не изорвал... Это тебе-то я в бутылочке молока носил? Тебе небось теперь целую бочку сразу надо! Вило-здоровило... - обозвал его Петька никогда не слыханной присказкой. - У тебя уж не носки теперь, а валенки белые на лапах...
Катаясь в шутливой борьбе, они переместились на край поляны, вплотную к давно безлистым кустам. Здесь Петька, изрядно уморившийся в борьбе, присел. И начал вспоминать всю Расхватову жизнь: и как он не слушался иногда, и как учиться частенько не хотел, будто не понимал хитрый пес, что ученье - свет, а неученье - тьма...
Расхват сначала тоже сел, внимательно слушая своего наставника. А потом, когда понял, что Петька будет говорить долго, лег на живот, вытянув перед собой огромные лапищи и время от времени кивая, словно бы в знак согласия, потому что вокруг носа его крутилась невесть откуда взявшаяся в эту пору муха или какое-то другое навязчивое насекомое.
- Не соврал дяденька Савелий, - наконец заключил Петька, - здоровенный вышел из тебя пес - что бугай... Безрогий только.
Расхват словно бы понял, что воспоминания кончились, придвинулся на животе ближе к Петьке и умастил свою лобастую, клыкастую морду с белым треугольником на Петькины колени.
Положив руки на лоб и мощную шею Расхвата, Петька нежно гладил его.
А тот, как всегда, норовил в знак благодарности лизнуть, когда ему удавалось, ладонь или Петькин локоть, мягко захватывая зубами его руку под телогрейкой...
Потом Расхват вдруг забеспокоился, встрепенулся. Он первым услышал, что бабушка зовет их к себе.
Она оставалась по-прежнему на том же месте, где подошла к ним в начале их шутейной борьбы. А чуть в стороне от нее нетерпеливо поджидал их Сережка...
Все-таки он - самый добрый и лучший на свете друг, каких ни у кого нет, кроме Петьки... Сережка все всегда понимал, все, как надо.
И Петьке стало немножко стыдно за то, что он скрывал от Сережки тайные свои планы, когда учил Расхвата. Но говорить об этих неосуществимых теперь планах, решил, все же не станет... Потому что сразу становилось вдвойне обидно и даже совестно Петьке. Совестно перед самим собой, перед Сережкой... А почему - он этого не знал.
Бабушка подошла и, почему-то грустно улыбаясь, тоже остановилась над ними.
- Ваш, что ли?.. - спросила ее одна из женщин, кивнув на Расхвата.
- Был наш... - ответила бабушка. Потом добавила с гордостью: - А может, наш и есть!
А Петька и Расхват кувыркались, вскакивали, вновь падали и боролись: то одолевал и сверху оказывался Петька, то одолевал Расхват... Когда он вставал на задние лапы, то оказывался гораздо выше Петьки.
- Ишь какой ты вымахал! - нарочно возмущался Петька. - А все маленьким прикидывался!.. Вкусненького просил!.. - И, вытащив из кармана взятый на завтрак хорошо промасленный блин, Петька сунул его в пасть Расхвату.
Расхват, одним махом заглотнув его, сладко облизнулся.
- Ишь жадина! - попрекнул его Петька. - И блин съел один, в фуфайку мне чуть не изорвал... Это тебе-то я в бутылочке молока носил? Тебе небось теперь целую бочку сразу надо! Вило-здоровило... - обозвал его Петька никогда не слыханной присказкой. - У тебя уж не носки теперь, а валенки белые на лапах...
Катаясь в шутливой борьбе, они переместились на край поляны, вплотную к давно безлистым кустам. Здесь Петька, изрядно уморившийся в борьбе, присел. И начал вспоминать всю Расхватову жизнь: и как он не слушался иногда, и как учиться частенько не хотел, будто не понимал хитрый пес, что ученье - свет, а неученье - тьма...
Расхват сначала тоже сел, внимательно слушая своего наставника. А потом, когда понял, что Петька будет говорить долго, лег на живот, вытянув перед собой огромные лапищи и время от времени кивая, словно бы в знак согласия, потому что вокруг носа его крутилась невесть откуда взявшаяся в эту пору муха или какое-то другое навязчивое насекомое.
- Не соврал дяденька Савелий, - наконец заключил Петька, - здоровенный вышел из тебя пес - что бугай... Безрогий только.
Расхват словно бы понял, что воспоминания кончились, придвинулся на животе ближе к Петьке и умастил свою лобастую, клыкастую морду с белым треугольником на Петькины колени.
Положив руки на лоб и мощную шею Расхвата, Петька нежно гладил его.
А тот, как всегда, норовил в знак благодарности лизнуть, когда ему удавалось, ладонь или Петькин локоть, мягко захватывая зубами его руку под телогрейкой...
Потом Расхват вдруг забеспокоился, встрепенулся. Он первым услышал, что бабушка зовет их к себе.
Она оставалась по-прежнему на том же месте, где подошла к ним в начале их шутейной борьбы. А чуть в стороне от нее нетерпеливо поджидал их Сережка...
Все-таки он - самый добрый и лучший на свете друг, каких ни у кого нет, кроме Петьки... Сережка все всегда понимал, все, как надо.
И Петьке стало немножко стыдно за то, что он скрывал от Сережки тайные свои планы, когда учил Расхвата. Но говорить об этих неосуществимых теперь планах, решил, все же не станет... Потому что сразу становилось вдвойне обидно и даже совестно Петьке. Совестно перед самим собой, перед Сережкой... А почему - он этого не знал.
| << Назад | Вперёд >> |