| 16 |
Но, подбежав к Петьке, Расхват еще не один день со всего маху кидался ему на грудь, едва не сбивая с ног, и надо было терпеливо повторять ему:
- Сидеть, Расхват! Сидеть...
Только уж после того как Расхват усаживался на задние лапы рядом с левой Петькиной ногой, юный дрессировщик разжимал правую ладонь и подносил к его пасти далеко не свежий, крохотный, заветренный, но все-таки сбереженный для такого дела кусочек мяса...
Это была еще одна, непредусмотренная в тетради, трудность: расстараться достать где-то хоть крошку мяса. Розысками этого лакомства для собаки добровольно занимался Сережка.
- Хорошо, Расхват... Хорошо... - повторял Петька в то время, как Расхват, не жуя, проглатывал свою скромную премию. - А теперь пойдем домой, утренняя гимнастика окончена...
"До военной дисциплины, конечно, еще далеко, - раздумывал на обратной дороге Петька, - но все идет к этому..." - И ласково шевелил густую шерсть на загривке собаки.
Расхват в ответ норовил благодарно лизнуть ему руку. Это ему по молодости прощалось.
А дома бабушка кормила обоих завтраком: и тому, и другому - картошка. Только Петьке иногда чищеная, а Расхвату - в мундире: в его собственной посуде, у порога.
А на дальнейшие тренировки не только Сережка, но и бабушка тоже не забывала расстараться добыть где-нибудь малость мясных отходов или косточек, собственноручно проваренных ею как надо...
Война продолжалась, но жизнь на отвоеванной земле, хоть и с трудом, потихоньку налаживалась: в колхозе как-никак, а засеяли силами женщин, стариков, старух, почти без тягла, озимые - семенами, что подослал тыл. Хоть с немноголюдными, будто выкошенными классами, а все ж, как полагается, первого сентября начали работать школы.
И Петька понимал - хочешь не хочешь, а, пока ты еще не солдат, надо идти в школу.
Заматеревшего, ростом почти с новорожденного телка Расхвата уже не требовалось запирать в избе, чтобы как маленький, не увязался за Петькой.
Пометавшись по избе, когда Петька уходил, Расхват, уже зная, где школа, от нечего делать пристраивался мешать бабушке на огороде или во дворе, в поле...
Часам к двенадцати Расхват сбегал со двора и присаживался у пня метрах в ста от школы, где определял ему постоянное на такой случай место хозяин - Петька.
Сев на задние лапы, Расхват терпеливо дожидался, когда донесутся до его чуткого уха голоса ребятни, по которым он безошибочно мог определить окончание занятий, вскакивал от нетерпения, чтобы пробежаться туда-сюда, успокаивал таким образом свои нервы и опять усаживался возле пенька, уже высматривая в стайке ребят своего хозяина... А Петька тоже еще от школьного порога видел своего Расхвата, окликал Сережку, и частенько они уже втроем поворачивали в осенний лес, чтобы разойтись по домам к вечеру. Хотя за это Петька отделывался лишь почти неслышной воркотней бабушки, а Сережке, судя по всему, хоть он и не жаловался никогда, доставалось крепко...
- Сидеть, Расхват! Сидеть...
Только уж после того как Расхват усаживался на задние лапы рядом с левой Петькиной ногой, юный дрессировщик разжимал правую ладонь и подносил к его пасти далеко не свежий, крохотный, заветренный, но все-таки сбереженный для такого дела кусочек мяса...
Это была еще одна, непредусмотренная в тетради, трудность: расстараться достать где-то хоть крошку мяса. Розысками этого лакомства для собаки добровольно занимался Сережка.
- Хорошо, Расхват... Хорошо... - повторял Петька в то время, как Расхват, не жуя, проглатывал свою скромную премию. - А теперь пойдем домой, утренняя гимнастика окончена...
"До военной дисциплины, конечно, еще далеко, - раздумывал на обратной дороге Петька, - но все идет к этому..." - И ласково шевелил густую шерсть на загривке собаки.
Расхват в ответ норовил благодарно лизнуть ему руку. Это ему по молодости прощалось.
А дома бабушка кормила обоих завтраком: и тому, и другому - картошка. Только Петьке иногда чищеная, а Расхвату - в мундире: в его собственной посуде, у порога.
А на дальнейшие тренировки не только Сережка, но и бабушка тоже не забывала расстараться добыть где-нибудь малость мясных отходов или косточек, собственноручно проваренных ею как надо...
Война продолжалась, но жизнь на отвоеванной земле, хоть и с трудом, потихоньку налаживалась: в колхозе как-никак, а засеяли силами женщин, стариков, старух, почти без тягла, озимые - семенами, что подослал тыл. Хоть с немноголюдными, будто выкошенными классами, а все ж, как полагается, первого сентября начали работать школы.
И Петька понимал - хочешь не хочешь, а, пока ты еще не солдат, надо идти в школу.
Заматеревшего, ростом почти с новорожденного телка Расхвата уже не требовалось запирать в избе, чтобы как маленький, не увязался за Петькой.
Пометавшись по избе, когда Петька уходил, Расхват, уже зная, где школа, от нечего делать пристраивался мешать бабушке на огороде или во дворе, в поле...
Часам к двенадцати Расхват сбегал со двора и присаживался у пня метрах в ста от школы, где определял ему постоянное на такой случай место хозяин - Петька.
Сев на задние лапы, Расхват терпеливо дожидался, когда донесутся до его чуткого уха голоса ребятни, по которым он безошибочно мог определить окончание занятий, вскакивал от нетерпения, чтобы пробежаться туда-сюда, успокаивал таким образом свои нервы и опять усаживался возле пенька, уже высматривая в стайке ребят своего хозяина... А Петька тоже еще от школьного порога видел своего Расхвата, окликал Сережку, и частенько они уже втроем поворачивали в осенний лес, чтобы разойтись по домам к вечеру. Хотя за это Петька отделывался лишь почти неслышной воркотней бабушки, а Сережке, судя по всему, хоть он и не жаловался никогда, доставалось крепко...
| << Назад | Вперёд >> |