В Днепропетровске временно отменили все виды пропусков на выезд из города. Награда тому, кто укажет место пребывания «важного государственного преступника» Мысова, была увеличена с 10 до 25 тысяч марок. Агентура начальника СД майора Мульде хватала всех, кто хотя бы немного походил по описанию внешности па Мысова.
Сам же Мысов, не теряя времени, принял ряд необходимых экстренных мер по сохранению подполья и поспешил в Павлоград, чтобы передать связной ЦК КП(б)У добытые важные военные сведения и поставить в известность о событиях истекшей недели.
«Последний раз,— рассказывала Н. А. Сарана,— я видела Николая Ивановича 7 июля 1942 года в Павлограде. Он довел меня до окраины города, пожелал успешно перейти через линию фронта и как можно скорое сообщить ЦК КП(б)У сведения о готовящемся наступлении немецко-фашистских войск. Прощаясь, он просил меня:
— Обязательно навести мою семью. Скажи им, как я живу и работаю, Пусть ребята мои знают, что от них ждет отец в будущем...»
Вскоре Сташков получил известие о новых арестах в Днепропетровске. Он сразу же сменил квартиру. Теперь его адрес знали только А. П. Караванченко, его заместитель С. С. Прибор и связной П. И. Зуев.
Как тяжело было отсиживаться, когда он был так нужен товарищам по борьбе! Наступил срок очередной встречи с представителем войсковой разведки. Николай Иванович решил пойти на явку — павлоградский базар. У знакомой палатки его никто не окликнул. Пришлось возвращаться ни с чем.
Через несколько дней снова пошел на явку, ибо бездействовать, по его мнению, означало перестать бороться. А возвращаясь, он лицом к лицу столкнулся с Давыдовской. Вид у нее был изнуренный, взгляд затравленный. За ее спиной маячил высокий мужчина, Сташков спокойно прошел мимо, но почувствовал, что мужчина двинулся за ним. Завернув за угол, Николай Иванович побежал. Пуля догнала его у детского парка... Пробежав по инерции еще несколько метров, он упал на пыльную мостовую. Сознание вернулось к нему уже в тюрьме...
Вскоре после его ареста в Павлоград приехал начальник СД штурмбанфюрер Мульде и под усиленной охраной увез Николая Ивановича Сташкова в Днепропетровск, в геста-повскую тюрьму. Это было 28 июля 1942 года.
В первые дни Сташкова не тревожили. Он почти все время находился в забытьи, стонал, метался во сне. А когда приходил в сознание, думал об одном: «Почему произошел провал? Кто выдал?» Снова и снова прослеживал он день за днем, час за часом жизнь последнего времени. Он не мог упрекнуть себя ни в чем. И опять анализировал происшед-шее...
Как-то к нему пожаловал генерал Клостерман. Он громко, так, чтобы слышал Сташков, отругал сопровождавших его тюремщиков за то, что арестованного держат в темной и сырой камере, плохо проветривают помещение, не следят за чистотой. Распорядился помыть в камере пол, улучшить питание, затем, обратившись к Николаю Ивановичу, сказал:
— Положение советских войск на фронте безнадежное, наши войска продвинулись так далеко, что завязали бои на улицах Сталинграда и продвигаются уже к Каспийскому морю. Теперь у вас выход один, и я его предлагаю. Давайте заключим мирное и почетное соглашение: мы сохраняем вам жизнь, дадим работу, достойную умного человека, а вы призовете своих сторонников прекратить бессмысленную борьбу против германских вооруженных сил, призовете сотрудничать с нами на заводах, в учебных заведениях, в учреждениях.
| << Назад | Вперёд >> |