Молодая Гвардия
 

Иван Чуханов.
НЕ ЗАБУДЬТЕ О НАС!


А РАНАМ ЗАЖИТЬ НЕ ДАНО


Прошла целая жизнь - 46 лет. Жарким летним днем 1989 года я вновь ступил на Рославльскую землю. Такую горькую, такую близкую... Светило яркое июльское солнце, и земля, и сады дышали цветением, буйством природы. И, казалось мне, ликующе, радостно улыбались моему приезду.

А потом и на душе моей, и в окружающей природе снова постепенно стало мрачно и тяжело. Нет, солнце за тучами не скрылось, птицы петь не перестали. Но ощущение грусти и тяжести становилось все сильней и сильней. Разбередил сперва душу горкомовский работник Владимир Михайлович Осмоловский, предложивший выступить с воспоминаниями в школах, уже самим этим предложением растревоживший незаживающую рану. Потом дети в школах настойчиво и долго расспрашивали, заставляя вспоминать, а значит, и заново переживать мое спрятанное за колючей проволокой детство. А еще старожилы Рославля Галина Степановна Шутова, Сергей Ефимович Головачев и Даниил Петрович Петушкин поведали, что при рытье канавы на стройке найден был ящик с немецкими документами. А в них - и протоколы допросов, и списки людей, отправленных на смерть. И рассказали еще эти бумаги о злодеяниях предателя У. Панасенкова, который лично участвовал в пытках и расстрелах советских людей. Надеялся, зверюга, что навеки похоронено его прошлое, никто о нем никогда не узнает. А тут всплыло. Судили его, дали 15 лет. Сразу после войны навряд ли отделался бы сроком. Но через много лет повезло ему. Оставили в живых.

Побывал я снова в музее, который когда-то впервые посетил с Тиной Федоровной Виноградовой. Теперь там директорствовала М.И. Иванова. И хотя прошло с первой нашей встречи лет 15, в музее опять не было никаких документов о лагере на болотах, о матерях, с детьми, загнанными туда на погибель.

- Пока не будет подтверждающих документов, - сказала она, - никаких экспонатов и воспоминаний помещать мы не можем.

- А где же та большая панорамная фотография Вознесенского кладбища? - спрашиваю ее.

- Сняли. Сделали вот только маленькую экспозицию.

Сжалось сердце от боли. Какие еще нужны документы, если вот он я - живой свидетель, живой, можно сказать, документ.

На следующий день отправился в Остер. Встретили меня председатель и секретарь поссовета А.Б. Ефременкова и З.Н. Игнатова.

- Действительно, - сказала Зинаида Николаевна, - говорили старожилы, что был километрах в пяти отсюда лагерь, где пленные торф добывали, что много там людей наших гитлеровцы погубили.

После войны в тех бараках жили наши рабочие торфоперерабатывающего предприятия. А сейчас там все постройки снесены. То место заросло травой и кустами. Кое-где только валяется колючая ржавая проволока. И предложила:

- Хотите съездить туда? Сейчас туда отправляется дрезина.

Они знают то место, покажут вам.

Хочу ли я? Не нужно было и спрашивать. Я тут же отправился к мехцеху, где готовилась к отправке дрезина. Молодой машинист Алексей Ерошенко, выслушав меня, тут же устроил в вагончик с рабочими, и вскоре дрезина тарахтела по той самой узкоколейке, по которой везла нас 46 лет назад. Недолго были мы в пути. Пожилой рабочий рассказал мне, что есть старожилы, помнящие то страшное время. Дрезина остановилась, и мой сосед махнул рукой:

- Вон то место, Иван Афанасьевич. Всего вам доброго. Не заблудитесь.

<< Назад Вперёд >>