I

Я познакомился с Александром Александровичем Фадеевым весной 1935 года в редакции журнала «Красная новь», который он тогда редактировал и куда я забрел — «на счастье» — с тетрадкой стихов за пазухой.

Знакомство наше произошло необыкновенно весело.

Фадеев удивил своей задушевной простотой, пристальным, но таким легким вниманием, так умело и незаметно сократил расстояние между собою, известнейшим писателем, и мною, безвестным, начинающим поэтом, что с первых же минут нашего разговора я почувствовал полную раскованность.

— Так что, молодой человек, посидим рядком и поговорим ладком. Изучим ваши сочинения, что называется, в четыре глаза! — решительно сказал редактор «Красной нови» и, усадив меня на диван и придвинувшись ко мне вплотную, вслух, почти скандируя, прочитал всю тетрадку от корки до корки.

Закончив чтение, не делая паузы, сделал короткий вывод:

— Как ни странно, тут у тебя не все плохо. Вот, например, стихотворение «Голубь моего детства» можно изобразить типографским способом и даже заплатить за него автору энную сумму денег. Денег у тебя, конечно, нету? Ну, так они у тебя будут. — И с этими словами Фадеев взял телефонную трубку и распорядился насчет аванса.

На прощание Александр Александрович сказал очень серьезным тоном:

— Будем считать, что мы в основном остались довольны друг другом. Если что не так, если будут претензии, просьба направлять их в письменном виде!

И тогда-то я в первый раз услыхал громкий неожиданно заливистый, знаменитый заразительный смех Фадеева и выбежал на улицу, ошеломленный и счастливый.

Позднее, в который раз вспоминая первую встречу с Фадеевым, я внезапно уяснил для себя, как мне кажется, одну простую истину: эта золотая черта характера — умение быть задушевным, располагать к себе и внушать доверие, стремление постигнуть чужую судьбу с целью облегчить ее — была не чем иным, как обыкновенным свойством большого человека, большого во всех измерениях — в партийном, в творческом, в житейском, наконец.

Мне в жизни посчастливилось видеть и близко наблюдать больших людей. В разное время и в разной степени близости общаясь с А. С. Макаренко и Николаем Островским, с Демьяном Бедным и Федором Панферовым, с Аркадием Гайдаром и Владимиром Луговским, с Михаилом Шолоховым, Николаем Асеевым и Павлом Антокольским, я обнаружил те же самые, похожие на фадеевские черты пристального, но легкого внимания к людям, желание и умение помочь им найти себя.