Короткий январский день уже подернулся сумерками, когда Бакулин зашел к Гаркуше. Жена Ильи Федосеевпча, Елизавета Григорьевна, хлопотала па кухне, готовя ужин из скудных припасов. Бакулин, пристроившись около Гаркуши, привычно снял один ботинок, чтобы выдать себя за клиента сапожника в случае, если появится посторонний.
Иван Иванович достал из кармана пальто газету "Нова Украiна", издававшуюся оккупантами в Харькове, и развернул ее, намереваясь "углубиться" в чтение.
- Стоит ли тратить время на брехню,- заметил Гаркуша.
- Что верно, то верно,- согласился Иван Иванович.- Только иногда можно тут о любопытных фактах прочитать, как, например, сегодня в статье "Борьба с экономическим саботажем". Послушайте, что пишут: "Несмотря на то что со дня ухода из Харькова большевиков прошло три месяца, предприятия, предназначенные к восстановлению, находятся в крайне неудовлетворительном состоянии. Причина такого положения объясняется, нужно сказать откровенно, саботажем..." Обратите внимание, Илья Федосеевич: "сказать откровенно".Каково, а?
- Да-а-а,- усмехнулся Гаркуша,- прямо скажем, вынужденное признание!
Бакулин отложил газету, задумался и перевел разговор на другое:
- Да, истинное лицо человека до конца раскрывается в суровых условиях. Почтенный профессор Михайловский сегодня показал себя еще раз...
- Какие-нибудь новости?
- Игнат Павлович ходил сегодня к бывшему моему коллеге... Попытался хоть что-то получить из прежних запасов в его квартире. Не тут-то было! Пригрозил Синицыпу гестапо...
- Жестоко ошиблись в человеке. А теперь приходится остерегаться. Ночуйте сегодня у нас, Иван Иванович. Неровен час, пустит ищейку по свежему следу.
- Спасибо, Илья Федосеевич. Я, пожалуй, действительно у вас заночую: надо отдохнуть.
Спать улеглись рано. Иван Иванович долго лежал в темноте с открытыми глазами - сон не шел. Где-то внизу протрещал мотоцикл, потом послышался гул колонны машин. Бакулин чувствовал запах кожи, вара и еще какой-то очень знакомый, почти родной... Ах, вот в чем дело: наверное, Елизавета Григорьевна рановато закрыла печную заслонку, чувствуется горьковато-терпкий запах тлеющих углей - так пахло от парового утюга, когда Клава гладила. Как давно это было - еще там, в Зайцеве, когда они стали мужем и женой...
Сколько же лет прошло с той счастливой поры?.. Почти девятнадцать... Девятнадцать лет полного взаимопонимания, любви, доверия, общей интересной работы в те первые и последующие годы их совместной жизни...
Как самозабвенно относилась она к своей работе - и в школе, и в кружках ликбеза, и в группе самообразования... Только поздние вечера оставались ей для домашних дел, и нередко он засыпал, ощущая запах тлеющих углей в утюге, а она, его ненаглядная Клавонька, приводила в порядок их видавший виды гардероб. Директор школы и его молодая жена, учительница русского языка, вполне могли быть примером аккуратности и подтянутости...
Где-то она сейчас, его родная, его единственная?..
За несколько дней до вступления гитлеровцев в Харьков Иван Иванович в письмах жене писал:
"Дорогая моя, после твоего отъезда 22 сентября со всей остротой почувствовал одиночество... Безумно скучаю по тебе, но дело защиты Родины столь серьезно, что у коммуниста не должно быть на сей счет никаких колебаний.
Тебе приходится несладко далеко от родных мест... Но ничего, голубка моя, ты все же в родной Советской стране, и никто не даст тебе погибнуть от нужды... Чувствую безмерность твоего одиночества. Но Родина страдает бесконечно больше, чем отдельные люди, и потому я стараюсь заглушить сердечную боль и беспокойство о тебе... Хочется верить, что еще встретимся и будем жить вместе. Но если случаю будет угодно нас разлучить навеки, сохрани, дорогая Клава, обо мне воспоминание как о человеке абсолютно честном по отношению к своему долгу перед Родиной, перед народом. Всегда и неизменно я был правдив и честен также и по отношению к тебе..."
| << Назад | Вперёд >> |