Валерия Борц	Валерия Борц
Валерия Борц	Валерия Борц
Валерия Борц	Молодогвардейцы Ольга Иванцова, Валерия Борц, Василий Левашов у памятника -Непокорённые-

"С подвигом рядом"
(Из книги Галины Плиско
"Матери Молодогвардейцев")

   Она была счастливой матерью. Дочь ее, Валерия Борц, осталась в живых.
   После выхода на пенсию Мария Андреевна перебралась в Москву к Валерии. В родной город приезжала по приглашению друзей.
   ...Вагон слегка покачивало на стыках рельсов давно спали на соседних полках намаявшиеся в беготне по столице пассажиры, а она все никак не могла забыться, не шел сон. Проносились с грохотом встречные поезда, и тогда в темное купе врывались сполохи огней. Они напомнили ей стремительные и внезапные стрелы прожекторов. И Марии Андреевне казалось, что летящий в ночи скорый поезд мчит ее не по конкретному маршруту, а в ушедшее время, в ту летнюю ночь, когда со своими учениками она в степи следила глазами за пересекающимися в беззвездном небе лучами прожекторов, отыскивающих в черной бездне невидимую точку самолета.
   ...Ворошиловград уже был оккупирован, враг приближался к Краснодону. Во многих семьях были встревожены тем, что из Беловодского района не вернулась большая группа учащихся восьмых и девятых классов Краснодонской школы имени Горького, которые выезжали в село убирать урожай.
   Чтобы привезти ребят домой, нужен был энергичный и напористый человек. Городской отдел народного образования поручил это дело учительнице русского языка и литературы Марии Андреевне Борц. Все знали, что среди учащихся находится в районе и ее дочь - Валерия.
   На попутных машинах Мария Андреевна с трудом добралась в Беловодск. Безмерно уставшая, растревоженная, она неожиданно для себя расплакалась, когда директор совхоза отдал ей для отправки детей единственный старенький грузовик. Сам охрипший, не спавший несколько ночей подряд, он посоветовал ей выезжать с сумерками - ночью не так бомбили.
   Притихшие ребята не отходили от учительницы. Они еще ничего толком не знали, но по озабоченному виду, по спешке, в которой проходил отъезд, понимали, что случилось недоброе. Словно боясь раньше времени узнать плохие вести, никто из них ни о чем ее не спрашивал.
   "Куда я их везу? Ведь дома вот-вот появятся враги",- думала Мария Андреевна, когда ночью грузовик, натужно пыхтя мотором, вез их по ухабистой дороге к Краснодону. И, пытаясь разглядеть лица ребят, она видела в кузове только темные, тесно прижавшиеся друг к другу комочки.
   Весь трагизм происходящего первой из ребят поняла Валерия: слишком хорошо она знала свою мать и без лишних слов прочитала все на ее осунувшемся лице. "Значит, оккупация",- думала девушка, положив голову на сложенные на коленях руки И не чувствуя, как больно бьются ее худенькие лопатки о шероховатые доски машины. Что же теперь будет? Как жить? А как же школа? Она мечтала стать летчицей, как Гризодубова, как Раскова, как Полина Осипенко. И вот теперь все это рушилось.
   - Что ты будешь делать, если в Краснодон придут фашисты? - услышала Валерия слова, сказанные ей в самое ухо. Прижавшись плечом, рядом сидел Степа Сафонов. Только хотела ответить, как вдруг черный купол неба совсем неподалеку осветился вспышками зенитных разрывов, длинные полосы прожекторных лучей заметались по небу, послышались глухие разрывы бомб. Смерть была где-то совсем рядом, и Мария Андреевна склонилась над ребятами, будто желая прикрыть их всех разом от опасности своим телом. И, конечно же, она не слышала, как в это самое время ее Валерия каким-то совсем чужим, словно охрипшим голосом сказала Степану:
   - Разве можно простить их зверства! Конечно же, будем бороться!
   От школы, где остановился грузовик с учениками, домой, на улицу Деревянную, Мария Андреевна и Валерия шли вдвоем. Они не узнавали родного города - безлюдного, словно вымершего.
   А спустя некоторое время, когда гитлеровцы уже заняли Краснодон, члены семьи Борц собрались все вместе на совет. Расстрелы мирных граждан, усиливающийся террор и мародерство не оставляли надежды на спасение: надо было срочно что-то предпринимать. Марию Андреевну особенно тревожила судьба мужа. Скромный и тихий человек, с мягким и добрым характером, всю жизнь посвятивший обучению детворы, Давид Наумович с первых дней оккупации еще больше ушел в себя. Фашисты жестоко расправлялись с евреями, и беда могла прийти в дом с часу на час. Решили, что отцу надо уходить.
   - А может, останешься, папа? - двенадцатилетняя Люся никак не могла согласиться с такой необходимостью.
   В ответ он только поправил дрожащими пальцами очки и повернул взволнованное лицо к жене. Так уж было заведено, что последнее слово в доме всегда оставалось за ней - энергичной, по-мужски решительной. Что же будем делать?
   - В городе тебя знают все, и может найтись подлец... А так все же есть хоть какая-то надежда на спасение,- взвешивая каждое слово, произнесла Мария Андреевна.
   Было решено, что Давид Наумович пешком доберется до Сталино (ныне Донецк) и какое-то время поживет там у дальних родственников. Темной, по-осеннему холодной ночью Мария Андреевна провожала мужа из дому. Поддерживаемый Валерией, тепло одетый, с котомкой за плечами, он с трудом сошел с высокого крыльца. Втроем вышли они за околицу и остановились. Валерия должна сопровождать отца, пока начнет светать, а Марии Андреевне следовало возвращаться домой, к плачущей Люсе.
   Вокруг стояла беспросветная холодная чернота. Минуту молча постояли они рядом.
   - Прощай, Машенька. Спасибо тебе за все, девочек береги,- Давид Наумович хотел еще сказать что-то, но только махнул рукой, и вскоре фигуры отца и дочери слились с темнотой. Некоторое время Мария Андреевна еще слышала их удаляющиеся шаги, а потом и они стихли.
   В ту самую ночь, когда Мария Андреевна провожала мужа в Сталино, в центре Краснодона, в городском сквере, фашисты закопали живыми 32 человека. Многих из них учительница хорошо знала, учила их детей. Об этой трагедии ей стало известно на следующий день.
   
   Мария Андреевна была педагогом по призванию и велению сердца и всегда считала, что в воспитании человека большую роль играют среда, в которой он живет, окружающая обстановка, семья. Именно поэтому так много внимания уделяла она своему дому, следила, чтобы там всегда царил образцовый порядок, а все вещи в нем были нужными, полезными. Семья Борц принадлежала к тем немногим в Краснодоне семьям, у которых было пианино; отказывая себе в самом необходимом, родители купили инструмент, чтобы девочки учились музыке.
   В доме была большая библиотека. Преподаватели литературы, Мария Андреевна и Давид Наумович, не мыслили своей жизни без книг и эту любовь старались привить дочерям. На полках стояли полные собрания сочинений Пушкина, Лермонтова, Толстого, Лондона, Маяковского. И почти не было тома,. который бы к десятому классу не прочла Валерия, делившая свое свободное время между книгами, шахматами и велосипедом.
   И вот теперь в большой комнате, где стояло пианино, с видом полного хозяина расхаживал "квартирант" - румынский капитан, чванливый и наглый. Мария Андреевна с дочками ютилась в боковушке, и каждый раз, проходя через зал, Валерия, не скрывая своего презрения, демонстративно отворачивалась от него, не отвечала на вопросы - капитан неплохо знал русский.
   Однажды по какому-то мелкому поводу он обратился к Марии Андреевне. И тут же неуважительно отозвался о русских.
   - Зачем же вы сюда пришли, если русские вам не нравятся? - Валерия, стоявшая в дверях, увидела, как гневно сузились у матери глаза - признак нескрываемого гнева.
   - Мы должны освободить 180 миллионов от большевиков! - выложил свое "кредо" капитан.
   - Пока что вы освободили их... от хлеба.
   - Коммунистка! - заорал капитан, и не известно, чем бы кончился этот диалог, если бы его не позвали к полковнику.
   Валя с восхищением смотрела на мать: такой - смелой, дерзкой она знала ее всегда. В другой раз, увидев, как капитан за какую- то провинность избил солдата, Мария Андреевна снова не сдержалась:
   - Бьете людей по лицу. А еще называете себя культурными людьми!
   - А что, по-вашему, лучше - ударить или убить? - капитану явно хотелось порассуждать.
   Какое-то время Мария Андреевна молча смотрела на офицера.
   - Что касается меня, то я предпочла бы, чтобы меня убили, чем избивали каждый день,- был ее ответ.
   - Ты молодец у меня, мамочка,- восхищенно шептала после Валерия, когда они лежали все втроем на скрипучем диванчике в маленькой комнате.- Не нужно им уступать ни в чем, чего бы этого ни стоило. Помнишь, ты еще в детстве заставляла меня учить стихи?
   
   Лучше в битве погибнуть со славой,
   Чем бесславный изведать полон.
   Итак, на коней и в поход
   за новою славой,
   Туда, где синеет Дон.
   
   В конце октября 1942 года Валерия принесла домой и с волнением показала матери временный комсомольский билет, подписанный Кашуком. Так Мария Андреевна узнала о существовании в городе подпольной комсомольской организации, об участии в ней своей старшей дочери.
   Сложные чувства испытала она при этом. Валерия и ее друзья-подпольщики подвергают себя смертельному риску. Но разве могут они сидеть сложа руки? Ведь именно такими - мужественными, преданными Родине их воспитали школа, трудовые семьи.
   Затаив в себе тревогу, она настороженно вслушивалась теперь в каждый шорох, в каждое сказанное слово.
   - Смотрите, чтобы среди вас не затесался предатель,- предупредила как-то Мария Андреевна пришедших к ним ребят Сережу Тюленина, Степу Сафонова, Леню Дадышева. Часто по просьбе Вали она помогала ребятам редактировать листовки, которые юные подпольщики писали на квартире Борц.
   Опасаясь отправки в Германию, Валерия устроилась на работу в клуб имени Горького. Там под видом репетиций струнного кружка часто проходили заседания штаба молодогвардейцев. В декабре в клуб привезли рояль, и Вале как нельзя лучше пригодились ее музыкальные знания.
   Мария Андреевна помнит, как однажды, в канун Нового года, возвратившись из клуба, Валерия стала рассказывать:
   - Пошли мы с Сережкой в кино. В зале полно солдатни. Курят, хохочут. Чувствуют себя хозяевами. С правой стороны - елка разукрашенная, а слева - большой флаг со свастикой. "Хорошо бы удалить из нашего клуба эту дрянь",- говорю я Сережке, а он мне отвечает: "И я такого же мнения". Перед концом фильма спрятался Сережка на сцене, а когда народ разошелся и в зале стало темно, как дернет он эту тряпку! Я спрятала флаг под пальто - и через окно. Только нас и видели!
   В этом отчаянном и дерзком поступке как нельзя более ярко проявились похожие характеры Валерии и Сергея, ставших неразлучными друзьями.
   Именно Сергей - верный и преданный друг - 1 января 1943 года, пренебрегая собственной безопасностью, явился на квартиру к Борц, чтобы предупредить Валерию о том, что в городе начались аресты членов "Молодой гвардии".
   Валерии не было дома, и Мария Андреевна решила без промедления действовать. Она пересмотрела книги, вещи, документы. Все то, что могло вызвать подозрение или послужить уликой, немедленно уничтожила, часть спрятала понадежнее. Вскоре в дверь постучали, и Мария Андреевна увидела на пороге Семена Остапенко. Это был рослый красивый юноша, которого учительница знала по собраниям подпольщиков, проходивших у них квартире. Обычное спокойствие покинуло юношу, он волновался, и яркий румянец выступил на его щеках.
   - Будьте спокойны, Мария Андреевна. Валерия в безопасности. Она просила вас отдать мне тексты листовок, заготовленные бланки комсомольских билетов, гранаты.
   Отдав Семену все, что он просил, и проводив его за калитку, Мария Андреевна остановилась крыльце, не замечая, как январский мороз обжигает: ее лицо и руки. Вокруг стояла чернильная темнота - так казалось женщине, вышедшей на улицу из освещенной комнаты. И вдруг где-то совсем рядом услышала еле уловимый шорох. Пристальнее всмотрелась в темень, до боли прищурив глаза, в углу двора различила она два силуэта. И в ту же минуту услышала негромкий протяжный свист - так умела свистеть только Валерия. Это действительно были они - Валерия и Сергей, и Мария Андреевна поспешила к ребятам.
   - Мама, мы решили переходить линию фронта,- сказала Валерия.
   - Думаю, решили правильно. Денег у меня нет, возьмите еду и уходите как можно скорее.
   Валерия простилась с матерью, Сергей тоже обнял и поцеловал ее. Невыносимо ныло сердце, слезы застилали глаза, но она так хотела всем своим видом приободрить ребят, уходивших в неведомое, что не позволила себе ни малейшей слабости. Расставание могло бы затянуться, но в конце улицы послышался хорошо различимый в ночной тишине скрип снега под чьими-то крепкими сапогами. Валерия и Сергей словно испарились, а Мария Андреевна быстро вошла в дом. Через несколько минут в дверь резко постучали.
   - Открывайте, полиция!
   "Ну, началось",- подумала Мария Андреевна. В комнату вошли трое, среди них помощник начальника полиции Захаров. Перевернули все вверх дном. Захаров стал допытываться, где Валерия.
   - Она нужна нам как свидетель. Главные подпольщики уже во всем признались. Даю вам честное слово: если вы скажете, где ваша дочь, полиция никогда больше не приблизится к вашей квартире, и вы спокойно будете жить в Краснодоне, как раньше,- обещал он.
   - А вообще, есть ли у вас честное слово? - как-то мимо воли вырвалось вдруг у Марии Андреевны.
   И тогда фальшивая маска вмиг слетела с лица предателя. Его глаза налились кровью, выхватив наган, он потряс им перед лицом Марии Андреевны.
   - Ах так! Собирайся же сейчас! В полиции ты заговоришь по-другому - мы развяжем тебе язык.
    Марией Андреевной овладело удивительное в этой ситуации спокойствие. Не торопясь, она оделась и стала прощаться с Люсей:
   - Ты останешься одна, девочка. Продавай вещи, ничего не надо жалеть.
   На дворе было темно, поднялся ветер, мокрый колючий снег лепил прямо в лицо, каждый следующий шаг отделял Марию Андреевну от дома. В полиции ее обыскали и сразу же повели в кабинет к начальнику. Комната была залита ярким электрическим светом. В большом кожаном кресле сидел огромный детина в серой казацкой папахе. Марии Андреевне бросилось в глаза, что его руки и костюм испачканы кровью, потом она перевела взгляд на приставной стол, где лежало несколько плеток - толстых и тонких со свинцовыми наконечниками. Мария Андреевна не сразу узнала в стоявшем в углу юноше в изодранной одежде Ваню Земнухова. Очевидно, он плохо видел без очков, глаза у него были красные, а веки сильно воспалены, лицо горело в ссадинах и кровоподтеках. Ванино пальто лежало на полу, сорочка алела багровыми пятнами...
   У Марии Андреевны перехватило дыхание, она безотчетно сделала шаг к Ване. И в то же мгновение, сидящий за столом человек в папахе, ногой отодвинув кресло, двинулся к ней. Подойдя вплотную, заорал, пересыпая слова грязной руганью:
   - Ну, отвечай, где дочка! Не знаешь?
   От страшного удара по лицу - первого за всю жизнь - Мария Андреевна пошатнулась и только усилием воли удержалась на ногах. Уже потом, когда удары посыпались один за другим и она упала на пол, прикрывая руками голову, ее почему-то беспокоило только одно: нехорошо, что она не устояла и Ваня видит ее, учительницу, такой униженной и поверженной перед врагом.
   После допроса ее втолкнули в узенькую камеру и, как только двери камеры закрылись, М. А. Борц услышала душераздирающие крики. Прильнув к дверной щели, она увидела, как по коридору в сторону кабинета начальника полиции пошел с ведром воды полицейский, а вскоре оттуда волокли окровавленного Ваню.
   А потом в камеру втолкнули Улю Громову, Шуру Бондареву, Шуру Дубровину и Любу Шевцову. Те несколько страшных дней М. А. Борц провела вместе с девушками. Люба Шевцова спросила, знает ли она, где Валерия. Мария Андреевна сказала, что они ушли с Сережей Тюлениным.
   - Это надежно,- Люба задумчиво улыбнулась.- С Сережкой не пропадешь. Может, хоть им удастся спастись, чтобы рассказать о нашей борьбе.
   В сырую холодную камеру, со стенами, покрытыми изморозью, после пыток бросали девушек прямо на каменный пол. Арестованным не давали пищи и воды. Нечем было перевязывать раны. Каждая из них знала, что надежды на спасение нет. И Марию Андреевну поражало несгибаемое мужество вчерашних школьниц, их удивительное спокойствие перед лицом неотвратимой гибели. Невозможно забыть, с какой внутренней силой читала избитая Уля "Демона", как задушевно звучали в камере украинские песни Шуры Бондаревой, как с вызовом смеялась прямо в лицо полицаям отчаянная Любка.
   Обо всем увиденном и пережитом рассказала потом Мария Андреевна Александру Фадееву, который вскоре после освобождения города приехал в Краснодон собирать материал для книги "Молодая гвардия". О беспримерном мужестве молодогвардейцев Мария Андреевна вспоминала, выступая на встречах с молодежью, перед воинами Советской Армии.
   
   
   
   
   

См. также:
Валерия Борц "Молодогвардейцы"
Валерия Борц "Мои школьные товарищи""
Валерия Борц "Мои товарищи"
Валерия Борц "Как мы боролись"