Валерия Борц
   (член подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия", г.Краснодон).

"Молодогвардейцы"

    В последнее время моя почта щедра особенно. Это связано, конечно, с общей обращённостью людей к поре военных лет и поколению, с этой порой связанному.
    "Пишет Вам бригада "Молодой гвардии". Мы работаем на швейной фабрике в столице Молдавии - Кишинёве. Имя своё бригада носит с 1969 года и всё это время оставалась достойна памяти Ваших товарищей. Мы - молодёжная сквозная, одна из передовых в цехе и на фабрике. Бригада не маленькая - 60 рабочих, из них - 40 комсомольцев. Все сплочённые, дружные. Недавно у нас проходил слёт бригад, носящих имена героев Великой Отечественной войны. Победители фотографировались у Красного знамени. Мы тоже заслужили это право. Очень хотим познакомиться с Вами поближе. С нетерпением ждём ответа. Бригада мастера Л.В.Филипповой, комсорг Галина Каланча".
    Большая часть писем, конечно, приходит от ребят:
    "Пишут Вам пионеры небольшого села Солонцы, которое находится в Хабаровском крае, в Ульчском районе. Район наш так назван потому, что здесь живут представители малых народностей Севера - ульчи. Наша дружина носит имя Героя Советского Союза Олега Кошевого, а отряды - имена героев-молодогвардейцев: Ульяны Громовой, Ивана Земнухова, Любови Шевцовой, Сергея Тюленина. Мы окружили заботой ветеранов войны. Красные звёзды на их домах напоминают всем, что здесь живут или жили те, кто боролся за наше счастье. Мы проводим в дружине субботники: собираем лекарственные растения - лист брусничника, багульника. Деньги переводим в Фонд мира. Очень просим Вас рассказать нам о Ваших товарищах и о себе. Вы, молодогвардейцы, для нас - замечательный пример..."
    С самых первых писем, а они стали приходить уже в конце войны, и до сегодняшнего дня молодые люди задают мне один и тот же вопрос: "Как Вам удалось уйти из лап фашистов и избежать общей участи?" Думая над ответом, я невольно прибавляю к этом вопросам и свои: как получилось, что лишь немногие из моих друзей уцелели, почему гитлеровцам удалось арестовать почти всех?
    Почему? Нелегко на этот вопрос ответить. Нелегко и вспоминать о тех страшных днях.
   
    ...Первое января 1943 года. Утро. Я иду из дома в клуб имени Горького. Это наша "штаб-квартира", и, как обычно, именно там назначено место сбора. Навстречу бежит Сергей Тюленин, обеспокоенный, взволнованный. Таким я его не видела никогда.
    -Валя, арестованы Мошков и Третьякевич...В клубе полиция.
    Мы сразу пошли искать Кошевого. Встретили его на улице. Он уже всё знал. Больше того, он сказал, что будет приказ штаба "Молодой гвардии" всем разбиться на маленькие группы и уходить за линию фронта. Мне как связной Олег поручил пойти в посёлок Краснодон и предупредить о случившемся Николая Сумского. Олег и Сергей остались вдвоём, а я свернула на грайдер, ведущий к посёлку, расположенному в четырнадцати километрах от Краснодона.
    Я предупредила Николая об опасности и вернулась в город, когда совсем стемнело. В условленном месте встретилась с Серёжей. Решили, что домой возвращаться рискованно. Но ведь нужно было сказать маме. В обход, скрываясь за полуразрушенными сараями, мы пробрались к забору нашего небольшого, на две семьи, деревянного дома. Я свистнула. Мама тотчас же вышла. Без платка, накинув пальто. Не помню дословно, что мы ей говорили в два голоса, но смысл был такой: стало опасно, мы уходим, скорей всего надолго.
    Мама разволновалась, но это не помешало ей быть, как обычно, собранной и энергичной. Мигом принесла из дому свёртки - с одеждой и какой-то едой. Мы простились.
    Переночевала я у знакомых, а утром, снова прячась за сараями и заборами, снова с Сергеем - мы везде и всюду были вместе - пошли к моему дому. И вдруг увидели: от нашего дома к переезду движется фаэтон с откинутым верхом, а в нём под охраной двух солдат и полицейского - моя одиннадцатилетняя сестра Люся. Как я узнала позже, маму арестовали в тот же вечер, когда мы приходили проститься.
    На следующий день - это уже было третье января - перед уходом из города мы с Сергеем забежали к Тосе Мащенко, моей самой близкой подруге.
    -Срочно уходи - идут аресты!
    -Не могу - мама больна. А потом у меня валенок нет. Ничего, как-нибудь обойдётся, - ответила Тося. Она совершенно не осознавала опасности положения.
    -А если с тобой расправятся у мамы на глазах, ей, что, легче будет? - Сергей пытался уговорить Тосю, но ничего из этого не получилось.
    Не только Тося наивно верила, что всё обойдётся. Многие не торопились покидать город, заходили друг к другу проститься, узнать друг о друге. А в это время уже начались обыски. Специальные отряды патрулировали улицы. На перекрёстках, в домах и возле них устраивались засады.
    Что нам оставалось делать? Мы наскоро простились с Тосей и вышли. С крыльца свернули направо за угол Тосиного дома, а минутой позже слева к этому крыльцу подошли полицаи. Нас спасла случайность...
    Года полтора назад почта принесла объёмистый конверт. Обратный адрес был таким: "Клуб красных следопытов" Новопсковской школы Ворошиловградской области". "Следопыты" рассказали, что они борются за право присвоить своей школе имя Тоси Мащенко. Ребята прислали увеличенную копию довоенной фотографии. В правом ряду слева я увидела девочку в пёстром летнем платье с напряжённым взглядом, который никак не сочетался с косичками и смешной чёлкой.
    Я ответила "красным следопытам", что с первого же взгляда узнала на снимке Тосю Мащенко. С ней я сидела за одной партой, доверяла ей и вместе со Стёпой Сафоновым, нашим одноклассником и старым Серёжкиным другом, рекомендовала в "Молодую гвардию". Но могла ли я признаться ребятам, что меня всю жизнь терзает мысль: "А если бы я не втянула Тосю в нашу подпольную организацию? Если бы она ничего не знала..."
    Вопрос, на который нет ответа.
    В тот же день мы с Тюлениным покинули Краснодон. Три часа пути - и вот мы в сельском доме. Здесь нас уже ждали Олег Кошевой и сестры Оля и Нина Иванцовы. Сначала мы направились в Рассыпное, зная, что там действует партизанский отряд. Но отряда в этой местности уже не было, видимо, он ушёл к линии фронта. Мы двинулись в том же направлении - в сторону передовой.
    Дорога наша затягивалась. Больше приходилось отсиживаться, прятаться, чем идти. Через чур заметной была наша группа, и мы решили, что окажемся за линией фронта быстрее, если будем пробираться поодиночке. Целую неделю я блуждала по степи. На мне было очень хорошее по тоем временам тёплое пальто с меховым воротником. Шитое на вырост, чуть не до пят, оно спасало от холода. Однако ноги я отморозила. Голодная, замерзающая, я брела куда глаза глядят.
    Вблизи какого-то посёлка меня схватили. Привезли в полицию. Допытывались - партизанка я или нет. Дёргали за косы - почему-то проверяли, настоящие они или нет, выворачивали карманы, прощупывали одежду. По счастью, моё временное комсомольское удостоверение было искусно вшито под подкладку пальто, и до него не добрались. В конце концов мой измученный вид заставил поверить, что я, спасаясь от холода, пробираюсь к родственникам в деревню.
    Но я шла не в деревню, а возвращалась в Краснодон. Думала, если мамы с Люсей нет, терять нечего - пойду в полицию, объясню, что они не виновны, пусть забирают меня, а их выпустят на свободу. С подобной же наивной целью - доказать гестаповцам несправедливость ареста Мошкова и Третьякевича - по доброй воле пришёл в полицию наш главный знаток прав и законов Ваня Земнухов. Какой гибельной оказывалась подчас наша юношеская наивность...
    Оказавшись в городе, я прежде всего забежала к Тюлениным. Стукнула в окно их мазанки. Вышла Серёжина сестра Надя. "Сергея нет и не было", - услышала я. Теперь домой? Я помнила Серёжины слова: "Домой дорога заказана", - и зашла к соседям, которые, я была уверена, хоть что-нибудь расскажут мне о маме. И нужно же случиться такому: часом раньше, в надежде узнать что-либо обо мне, к тем же соседям пришла мама, которую выпустили из тюрьмы.
    -Уходи! Беги! - бросилась она ко мне.
    Волнуясь и плача, рассказала о том, что творится в тюрьме.
    -Тебя и Серёжу Тюленина ищут. Беги! Не медли! - настаивала мама.
    Услышанное потрясло меня. Я бессильна была помочь друзьям. И мне действительно оставалось только одно - уходить. В ту же ночь я покинула Краснодон - решила добраться до Ворошиловграда, где жили родственники.
    Все пятьдесят километров я прошла пешком, полями, степью, старалась держаться подальше от проезжих дорог.
    14 февраля в Ворошиловград вошла наша пехота. За ней - танковая бригада. В тот же день был освобождён и Краснодон.
    Не помню, то ли на подводе, то ли на машине, помню только, что очень быстро, я вернулась домой. Всё, что я услышала, а потом и увидела в Краснодоне, было чудовищно... Ряды гробов у шурфа... Сначала пустые... Казалось, им нет числа...
    Десятилетия я просыпалась в холодном поту - мне снились то шурф, то погоня.. ребят видела во сне только живыми. Каким же горьким было пробуждение. И сейчас случается: миг - и в своей обнажённой, неистребимой временем достоверности встанет перед глазами пережитое...
    Ни я да и, уверена, никто другой из нас, оставшихся в живых, не радовались тогда, что можем ходить и дышать. Жизнь, оставленная нам, в нашем представлении могла иметь только одно назначение - продолжать борьбу, воевать до победы. Правильные слова нашёл самый старший из нас - Иван Туркенич. Он сказал у братской могилы, прощаясь с товарищами: "Пока видят мои глаза, пока бьётся в моей груди сердце, клянусь мстить за вас. До последнего вздоха, до последней капли крови! Я не сниму этой солдатской шинели до тех пор, пока последний немец, как оккупант, вступивший на нашу землю, не будет уничтожен!"
    На фронт ушли Иван Туркенич, Нина Иванцова, Жора Арутюнянц, Василий Левашов, Анатолий Лопухов. Меня и Радика Юркина не брали в армию по возрасту. Призывали восемнадцатилетних, а мне через месяц после освобождения Краснодона только исполнилось 16. Радик был ещё моложе. Наш фронт развернулся в пределах родного города и его окрестностей. Радика и меня приняли в истребительный батальон - специальное подразделение по выявлению предателей и полицаев. Через какое-то время Радик поступил в военно-морскую лётную школу.
    Однако мысли мои не покидали Краснодон и дорогих мне людей. Решила даже кое-что записать по свежим следам. Недавно среди старых своих бумаг нашла эту свою тетрадочку. Оказывается, дальше самых первых дней оккупации мои "воспоминания" не двинулись. Однако в них интересно - письма Серёжки. Точнее, записочки, которые я бережно хранила. Взяла с собой и слово в слово переписала в свою тетрадку. Итак - страничка записей, сделанных летом 1943 года:
    "... Однажды мы шли с Сергеем из клуба Горького домой. Не доходя до дому, он передал мне письмо и сказал: "Прочтёшь дома". Когда-то я давала читать ему книгу "Ледяной дом", и он взял оттуда выдержки и написал их мне: "Нет капли крови во мне, которая не напитана была бы самою пламенною к тебе любовью: нет биения сердца, которое бы не отозвалось к тебе во всём существе, где бы ты ни жила. Говори мне, что хочешь против себя, пускай все видят в тебе дурное: я ничего не слышу, ничего не вижу, кроме Отчизны и тебя, обожаемых мною".
    "Когда кровь кипит ещё, когда волосы черны, когда голова ещё держится прямо, как пламя свечи, когда сердце готово ещё любить и биться жаждою жизни и счастья, когда впереди всё ещё будущее. Я - для тебя, ты - для меня, мы - для народа."
    С этих пор мы стали друзьями.
    В другом письме он писал:
    "Валя, прошу тебя лишь об одном, когда меня расстреляют, то приди на мою могилу. Не забывай, что я любил тебя, люблю и эту любовь я унесу в могилу. Если ты не забудешь меня, то вспомни незлым тихим словом".
    Бывая вместе, мы никогда не говорили о любви друг к другу; а если и появлялись такие чувства, то он напишет письмо и робко сунет его мне. На следующий день, встречаясь, мы говорили о другом, и казалось, что о вчерашних чувствах ты прочитал в книге, а сегодня мы снова только боевые друзья...
    Одно из писем заканчивалось рисунком, который я тоже перерисовывала в тетрадь: крылья, чем-то похожие на нынешнюю авиационную эмблему, соединены пятиконечной звездой. На крыльях - слова: "Близится свобода".
    Сегодняшние мои корреспонденты часто просят рассказать что-нибудь такое из жизни реальных героев "Молодой гвардии", о чём не написано в романе А.А.Фадеева. может быть, приведённые выше письма внесут какие- то дополнительные штрихи к образу Сергея, так полно, подробно и достоверно воссозданному писателем.
    Я могу сказать только, что с Серёжкой Тюлениным у меня связаны самые светлые и самые трагические воспоминания о днях моей юности. И когда я приезжаю в Краснодон, моё путешествие по улицам детства начинается с дороги, ведущей к братской могиле. Первый цветок я кладу на тот край чёрного гранита, где высечена фамилия Сергея. Где датами рождения и гибели обозначены отпущенные ему 17 лет...
    ... Александр Александрович Фадеев начал работу над "Молодой гвардией", и меня вместе с Еленой Николаевной Кошевой вызвали в Москву, в ЦК ВЛКСМ.
    Помню, что дорога наша длилась долго. Ехали мы на попутных грузовиках. Голосовали на перекрёстках. У Елены Николаевны имелось в запасе какое-то платье, у меня же было одно-единственное - то, что на мне, и я изрядно потрепала и разодрала его, прыгая по грузовым машинам. Должно быть, не без основания девушки - работники ЦК, прежде чем представить нас секретариату, как я понимаю, с миру по нитке "сочинили" мне какую-то одежду.
    У меня сохранилось несколько листков записной книжки - сверхлаконичный дневник тех удивительных дней в Москве 1943 года. Почему-то вначале я в основном перечисляла названия спектаклей МХАТа, Малого, Большого театров, куда нас водили почти каждый вечер. Потом пошли более подробные записи:
    "13 сентября. В два часа ночи (характерное для той поры время работы. - В.Б.) нас вызвал тов. Михайлов. Присутствовали Шелепин, Литвинов ещё четверо видных людей. Товарищ Михайлов сообщил мне, что я награждена орденом Красной Звезды. Все поздравляли меня и Елену Николаевну. Михайлов пожал мне руку и поцеловал меня. Весь остаток ночи я не могла заснуть.
    14 сентября. Сегодня уже вышел Указ о награждении. Во всех газетах пишут о "Молодой гвардии". Ездила на собрание молодёжи. Выступала.
    15 сентября. С 8 до 11 утра - беспрерывные звонки.
    16 сентября. Утром от телефона не отхожу. В 10 часов выступала по радио. В 11 часов была у Торицина. Поступило очень много заявок. В 2.30 выступала в школе ФЗО комбината "Трёхгорная мануфактура". Затем поехала в "Комсомольскую" и "Пионерскую правду". Из политуправления авиации просили приехать в дивизию".
    Хочу сказать: и тогда я понимала, и теперь прекрасно осознаю, что в таком внимании ко мне не было моих личных заслуг. Мне выпала судьба принять от людей чувства, которые предназначались моим товарищам, моим незабвенным друзьям.
    Самым главным делом в Москве были беседы с А.А.Фадеевым. мы встречались в ЦК комсомола, в Союзе писателей. "Вспомни, как это было. Что ты знаешь об этом? А что ты скажешь о том?" - Фадеев задавал вопросы и делал только короткие заметки. Подробные записи вела стенографистка. Я отвечала. Особенно много рассказывала о Сергее Тюленине. Потом, читая роман, я поражалась, с какой скрупулёзной точностью Александр Александрович преобразовывал наши рассказы в строки художественного произведения.
    21 сентября нас с Еленой Николаевной вызвали в Кремль. Хорошо помню зал Кремлёвского дворца. Полукруг кресел. На них - немолодые, но такие же взволнованные, как и я, люди, только что получившие награду. Н.М.Шверник, в ту пору 1-й секретарь ВЦСПС, вручил мне орден Красной Звезды. Человек, сидевший рядом со Шверником, спросил меня, что я предполагаю делать дальше. "Хочу летать!" - не задумываясь, высказала я мечту, которой меня "заразил" Сергей. Кто-то справедливо заметил: "Девочка, тебе надо учиться".
    Мне действительно надо было учиться. Я вернулась в Краснодон. Экстерном сдала экзамены за 9-й и 10-й классы. Снова приехала в Москву и поступила на подготовительное отделение Авиационного института. На второй год учёбы я обнаружила, что мои успехи в парашютном спорте на учебном аэродроме в Тайнинке гораздо лучше, чем занятия на семинарах в институте. Я поняла, что в "сражении" с сопроматом и высшей математикой терплю явное поражение. Гуманитарное начало, сидевшее в генах от родителей - преподавателей языка и литературы, подсказало, что пора вернуться с неба на землю. Мечта мечтой, а дело нужно делать то, на которое ты способен.
    Я поступила в Военный институт иностранных языков. Окончила его в 1951 году. В моём дипломе записано: "Переводчик-референт по испанскому языку. Переводчик по английскому".
    Не пришлось мен, как мечтали все мальчишки и девчонки моего поколения, побывать в сражающейся с франкизмом Испании. Однако полученные в институте знания - испанский язык - понадобились мне на Кубе. Меня откомандировали туда в 1963 году, вскоре после победы Кубинской революции.
    Моими товарищами по работе были в основном инженеры, среди которых почему-то не оказалось ни одного, кто умел бы водить машину. Пришлось выполнять две роли: быть переводчиком и шофёром. Здесь меня, а точнее всех нас, выручило моё увлечение автомобилем. Расставшись с мечтой стать пилотом, я увлеклась автоспортом. Он у нас в ту пору только зарождался. Какое-то время я была единственной женщиной - участницей авторалли и поневоле оказалась первой в стране женщиной - мастером автомобильного спорта.
    Я привезла на Кубу несколько экземпляров "Молодой гвардии" на испанском языке. Их зачитали до дыр. Но самый первый экземпляр этого романа прибыл на Кубу на "Гранме". Есть свидетельства, что в дни подготовки операции "Гранма" - высадки отряда кубинских революционеров в провинции Орьенте - Че Гевара, будучи в Мексике, зашёл в книжный магазин и купил две книги : "Репортаж с петлёй на шее" Юлиуса Фучика и "Молодую гвардию" Александра Фадеева.
    Через 15 лет, в 1978 году, мне снова посчастливилось быть в Республике Куба, но уже в качестве гостя ХI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов. Уже не единицы, а сотни молодых и немолодых людей знают и чтут наших героев-краснодонцев. В этом убедили вопросы, которые задавали мне кубинцы. В этом убеждают и письма, которые приходят в мой адрес с острова Свободы.
    Не понаслышке, на собственном опыте я убеждаюсь, как всё больше и больше молодогвардейцы завладевают чувствами наших друзей за рубежом, увеличивают число этих друзей. Это подтверждает пример Кубы.
    Но, пожалуй, самое большое число писем с иностранной маркой приходит из Болгарии. Моё общение с корреспондентами из Софии, Пловдива, Руссе, Толбухина давно переросло границы обычной переписки. Судите сами.
    "Добрый день, уважаемая Валерия Давыдовна! Я и моя жена Веселина давно и много раз собирались написать Вам. ...А вот и повод - у нас с Веселиной после свадьбы появилось четверо детей. Троих из них мы назвали именами героев "Молодой гвардии"... Для начала могу информировать, что моя жена Веселена и я в молодости тоже были членами подпольной организации Болгарского комсомола. После социалистической революции мы поженились, и в 1947 году у нас родился первый ребёнок, которого мы назвали именем павшего болгарского партизана Русева - Свилен. Потом появилась Валерия. Первой дочери мы дали Ваше имя. Тогда мы решили, что всех детей, которые у нас появятся, мы будем называть именами молодогвардейцев с пожеланием и надеждой, что в жизни перед ними всегда будет пример верности коммунизму, трудящемуся народу и Родине. После Валерии у нас родились Серёжа и Ульяна. Даже простое обращение друг к другу по имени не даёт нам забыть о Ваших товарищах и о Вас... До сих пор Вы, наверное, не знали, но мы просим Вас иметь в виду, что в маленькой братской Болгарии живёт и трудится семья, в которой дети носят имена молодогвардейцев. Ваши Веселина и Симеон Турмаковы".
    Конечно же, мы встречались. И в доме Турмаковых в Софии, и у нас в Москве. Не на словах, а по какой-то глубинной человеческой связи мы стали по-настоящему родными людьми.
    После поездки в Болгарию у меня появилось много новых друзей по переписке. В их числе - замечательная девушка Даниела. Вот её первое письмо:
    "... Я просто не могу не написать Вам. Давайте познакомимся. Зовут меня Даниела. Мне почти 22 года. Родилась и живу в красивом городе на Дунае - Руссе. Учусь на последнем курсе высшего технического училища. Больше о себе рассказывать не буду, это сейчас не главное. Вчера прочитала в газете интервью, которое брали у Вас во время Вашего приезда в Болгарию. А вечером по телевидению передавали репортаж из Краснодона. И хоть Вы сильно изменились со времени нашей первой "встречи", я Вас сразу узнала. А первая наша встреча состоялась лет 12-13 назад. Я взяла с полки книгу Фадеева. Прочитала раз, второй и долгое время после этого ни о чём другом не могла думать. В жизни мне пришлось много пережить. После тяжёлой болезни я пролежала больше года в неподвижном состоянии. Были сомнения, смогу ли я вообще подняться. Мне было тогда как раз 15 лет, возраст, в котором Вы принимали клятву. Случилось так, что, когда я заболела, те, кто раньше назывались друзьями, забыли обо мне, никто не приходил. И все эти долгие месяцы со мной были только родители, врачи и вы: Уля и Олег, Ваня Земнухов и Любка, Серёжка и Вы, дорогая Валя... Я чуть ли не каждый день разговариваю со всеми вами, делюсь своими радостями и неудачами, прихожу к вам за советом или просто так, чтобы побыть с вами. За эти годы я привыкла говорить всем вам просто "ты", как лучшим своим друзьям. И вот сегодня я решила написать Вам и поблагодарить в Вашем лице всех вас за то, что вы были, есть и всегда будете, за вашу тёплую дружбу, за поддержку, оказанную в самые трудные дни моей жизни..."
    Я в тот же день ответила Даниеле. С тех пор регулярно получаю пухлые конверты с подробными рассказами о виденном, слышанном, о новостях жизни: "с отличием защитила диплом", "назначили конструктором на заводе металлорежущих машин", "начала самостоятельно изучать японский язык", "прошла по конкурсу в самодеятельный театр-студию поэзии". Какая богатая, духовно возвышенная жизнь! И как не гордиться, что в почве, которая формировала и растила этого человека, много зёрен посеяно и моими друзьями - героями Краснодона.
    Могла ли я думать, гоняя со Стёпкой Сафоновым и Тосей Мащенко по улицам мирного ещё Краснодона, сражаясь на школьном шахматном турнире с Олегом Кошевым, обрывая с Лёней Дадышевым недозрелые вишни в соседском саду, могла ли я подумать, что до такой человеческой высоты поднимутся эти девчонки и мальчишки. Из писем видно, как люди идут к постижению этой высоты. Все поколения - от мала до велика.
    "Сегодня у нас был отрядный сбор "Твоя высота", - как всегда, докладывают о делах мои постоянные корреспонденты - пятиклассники 21-й школы города Сарапула. - Мы уже взяли вторую высоту - это значит, что мы требовательнее должны относиться к своей учёбе и общественной работе, больше проявлять самостоятельности... В этом году работа нашего отряда и всей дружины посвящена "Молодой гвардии".
    Молодогвардейцы для многих с детства становятся опорой в жизненном пути, который и есть - дорога от высоты к высоте. Как, я думаю, они стали опорой для ребят из Одесской школы слепых детей № 93:
    "Обращаются к Вам члены совета музея "Наша Родина - СССР", - пишет шрифтом Брайля Таня Ставратий. - Читая о молодогвардейцах, мы восхищаемся их подвигами, хотим больше знать о них, брать с них пример..."
    Нелегко брать жизненную высоту. Особенно, когда сделаны роковые шаги назад. Но и здесь приходят на помощь мои бессмертные друзья.
    "К Вам, члену подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия", обращаются воспитанники воспитательно-трудовой колонии в Челябинской области. Мы, молодые люди, оступившиеся в жизни, здесь многое поняли, переосмыслили свою прежнюю жизнь и искренне стремимся добросовестным трудом, достойным поведением и хорошей учёбой искупить свою вину перед людьми и обществом. Сейчас мы создаём Музей революционной, боевой и трудовой Славы. Просим Вас своими воспоминаниями пополнить экспонаты музея. Молодогвардейцы являются для нас образцом бескорыстного служения Родине. Примером того, каким должен быть Гражданин нашей страны. Поклон вам и великое спасибо!"
    Мне тоже хочется сказать "спасибо!" тем взрослым зрелым людям, которые пронесли святые чувства к молодогвардейцам через всю жизнь. В том числе Нине Яковлевне Родионовой из Ирбита Свердловской области.
    "... Порывом многих моих лет, особенно в юности, было огромное желание написать Вам и дождаться ответа... Сначала как-то робела с письмом, а после, по зрелости возраста, пришло понимание, в какой Вы, наверное, усталости от эпистолярного бума, от многочисленных встреч, от нелёгких воспоминаний, да мало ли от чего. И мечту свою оставила, если бы не одно обстоятельство. Вдруг в школу, где я работаю из 26 учительских лет - 22 (последние 12 - директором), пришло приглашение из Норильска на слёт, посвящённый памяти молодогвардейцев. Сообщили по телефону, что будете Вы. И я, очертя голову, вместе со старшей вожатой и двумя пионерами, рванулись за 500 вёрст в Заполярье. Но - увы! - Вас там не оказалось. Вы заболели. У меня было, что сказать Вам, очень личное и дорогое для меня. Правда, я сказала кое-что из этого на слёте: как я играла Вас в самодеятельном школьном спектакле, какую драму пережила в связи с этим. Благодарная публика слёта поняла меня, моё состояние (о как я была счастлива от этого!), устроили овацию, но я её отнесла к молодогвардейцам, к роману Фадеева... Приезжайте к нам на Урал, в наш старинный городок Ирбит. Вот был бы подарок моим коллегам, мне, а главное - детям из провинции, которые не много видят впечатляющего, но заслуживают того. К тому же замечу - пионерская дружина нашей школы носит имя Сергея Тюленина. В школьном музее в стадии подготовки экспозиция о подвиге молодогвардейцев... С любовью к Вам и Вашим незабвенным товарищам. Нина Яковлевна Родионова".
    Ловлю себя на том, что вместо ответов на письма, цитирую сами письма, одно за другим. Но ведь все они - ответ на один из вечных и волнующих вопросов: "Что такое бессмертие..."