Валерия Борц
Мои школьные товарищи.

    Школа являлась одним из звеньев, которая сплачивала и воспитывала нас - молодёжь. Мы с завистью смотрели на старших товарищей, которые были комсомольцами и мечтали о том времени, когда и мы можем стать членами комсомола. Моими школьными товарищами являлись Тося Мащенко, Степан Сафонов, Леонид Дадашов, Владимир Кулик и др.
    С этими я могла легко разговаривать, т.к. у нас был общий язык, общие цели, общие интересы. Впоследствии эти люди стали моими боевыми товарищами в подпольной работе. Среди моих школьных товарищей были и такие, как Шилеев Петр, Кравченко Петр. На первый взгляд они казались славными и хорошими товарищами, но, к сожалению, человека очень трудно узнать. И маска была снята с них лишь тогда, когда немцы вошли в Краснодон. Особенно меня поразил Петя Шилеев.
    Представьте себе юношу 18-летнего возраста, довольно плотного и сильного. Он был мужественнее, развитее и гораздо умнее своих одноклассников, но в тоже время он был хитрее, умел хорошо маскироваться. На первый взгляд казалось, что этот человек может перевернуть горы, если его поставить у руля. Одноклассники выбрали его классным организатором, но он делал всё то, что было необходимо, и не проявлял инициативы. Многие решили, что он просто безынициативный, но у меня как-то это не вкладывалась в мозге: очень много читал, много знал и как-то не верилось, что он не может руководить жизнью класса. Своё бездействие он оправдывал тем, что хочет знать ещё больше, приготовить себя к дальнейшей жизни. Как-то не верилось, что такая сильная, волевая натура не может найти времени и желания работать среди молодёжи. Он был умён, энергичен и в то же время замкнут. Я долго интересовалась им, стараясь разгадать этого сфинкса. Он уделял мне больше внимания, чем другим, и поэтому я могла беседовать с ним целыми часами и, странно, было в его речи всегда что-то недосказанное. Он поражал меня своим умом, начитанностью, беседовать с ним было приятно. Он производил впечатление хорошего товарища, чуткого и отзывчивого. Он как-то странно сколачивал вокруг себя молодёжь. Его все слушали, ему повиновались, с его мнением считались больше, чем с мнением других и класс всегда его выделял из среды своих товарищей. Он же иногда, говоря о каком-либо мероприятии, умел вставить слова, характеризующие мероприятие с отрицательной стороны, над которыми многие задумывались.
    Грянула Отечественная война. Энтузиастов был полон класс, все куда-то спешили и хотели сделать что-то полезное. Одни организовали субботник, другие выпускали стенгазету, третьи готовились к сдаче норм по ПВХО, четвёртые усиленно изучали винтовку, а пятые старались попасть во все эти четыре места. Классный орг. держался в стороне. Все интересовались общественной жизнью страны. У карт стояли целые группы ребят и с замиранием сердца следили за фронтом. Только единицы двусмысленно улыбались, в их числе был и Шилеев. Нашим частям пришлось поступиться и сдать Краснодон. Молодёжь сильно переживала - кто подходил по возрасту, тех эвакуировали, нам не пришлось остаться, выехал и Шилеев. И вопрос "Что делать?" - вставал перед нами каждый час, каждую минуту. Мы сколотили группу из более доверенных товарищей и решили: "Умереть, но не сдаться врагу". В выборе товарищей мы были очень осторожны, т.к. некоторые наши соученики во время оккупации открыли своё подлинное лицо. Было странно смотреть, что это люди, почти ещё дети, воспитанные школой и Сов. Властью, имели старые взгляды на жизнь. Возвратился Петя Шилеев, но как он был неузнаваем! Ему много пришлось пережить. Он рассказывал о своих впечатлениях: был несколько раз под бомбёжками, и весь обратный путь из Сальских степей ему пришлось преодолеть с большими трудностями. Их возвратилось три товарища, по дороге им попадались трупы людей, вздувшихся лошадей и мало приходилось им встречаться с живым человеком. Край производил впечатление пустыни. Кроме того, им сильно приходилось голодать. Истощённые, измученные, полураздетые возвращались они в Краснодон. Но, странно, они верили, что "новый уклад" может возродить страну. Петя оказался сыном раскулаченного хозяина. Передохнув 2 дня, он отправляется в бывшую свою усадьбу, с тем, чтобы стать таким же хозяином, каким был его отец. Когда он возвратился из Тизинска, он рассказывал мне о своих впечатлениях. Помню его как сейчас. Он зашёл ко мне, рассказал о трудностях проделанного пути, но его никто не останавливал, он мечтал о будущем.
    Он говорил:
    - Как мне было тяжело, когда я увидел родные хотя и разорённые углы. Дом снесён. Амбары разрушены, сад вырублен, и ничто, кажется, не напоминало о прежней привольной жизни. Я лёг на землю в своей усадьбе и, задумавшись, стал смотреть в кусты. В кустах я заметил два закатившихся яблока. Я взял съел их. Какие это были чудесные яблоки! Яблоки из сада моего отца. Я встал и заметил две небольшие яблони. Это было все, что осталось от когда-то богатого поместья. И, представь себе, я убеждён, что все это можно восстановить и через несколько дней усадьба примет прежний вид. Теперь возможности для этого есть. С другой стороны, большую помощь по восстановлению окажет вода, которая протекает около нашей усадьбы.
    Мне он сделался противен, хотелось броситься на него и здесь же уничтожить. Тогда я поняла, что классовая борьба не такая простая вещь. По-видимому взгляды на жизнь воспринимаются с молоком матери. Этот факт и подобные другие заставили нас больше присматриваться к людям. Мы сколачивали группу из самых проверенных товарищей. Такие Шилеевы нам мешали в работе, но мы их не боялись даже в той обстановке, в какой нам приходилось работать. Я помню был такой случай: один из полицейских усиленно начал следить за нами. Мы решили его проучить. Однажды мы возвращались из клуба, нас было человек 5. Мы знали, что этот полицейский определённо пойдёт за нами и решили отправиться на Шанхай, где лучше всего будет расправиться с ним. Ребята мне сказали, чтобы я остановилась и в удобный момент подала сигнал (тихо засвистела). Ребята разбрелись по закоулкам, я остановилась возле одного дома, стала всматриваться в темноту и увидела силуэт полицейского. Он мне был настолько ненавистен, что я забыла об условленном сигнале: мне хотелось поскорей с ним расправиться, и я свистнула изо всех сил. Полицейский мгновенно повернулся и темнота ночи позволила ему скрыться во мраке. Ребята выскочили из засады, но не найдя полицейского дали мне хороший "нагоняй". Это послужило для меня уроком. Я стала сдерживать себя, поняв, что это необходимо. В дальнейшем замечаний от своих товарищей я уже не получала. Мы работали в многолюдных местах, нужна была крайняя осторожность. И я приобрела эту осторожность.
    Полицаи расклеивали агитационные листовки, в одной из них говорилось о хорошей жизни в Германии. Письмо было написано от имени Вали Крапивы. Я решила на это место наклеить свою листовку. У биржи всегда было многолюдно. Я улучила минуту и приклеила листовку. Ребята нашей группы клеили листовки даже полицейским на спину. Один раз Степа Сафонов приклеил полицейскому листовку на спину, полицейский разгуливал по базару с листовкой на спине. Публика, прочитав первую строку, "Смерть немецким оккупантам", улыбалась. Совали листовки в корзины женщинам, расклеивали в ресторанах, а один раз я и Тюленин положили листовку на стол голове города. Он поднял шумиху, полицейские получили выговора. Видно не хотелось голове читать правду и Советских войсках.
   
   Борц.