11 VI 43. Я решила заниматься немецким языком, хотя Зося не дает мне ни книги, ни словаря. Надо все это доставать. Зося, наверное, порядочно уже читает. Андрей очень огорчает маму своими грубыми словами и показываньем кулаков. Сегодня она даже заплакала на огороде. Андрей— такой свинья, такой грубиян, что представить себе невозможно. Доктор сказал, что у мамы очень слабое сердце, а она целые вечера проводит на огороде, очень мало спит и плохо ест в течение дня. Не знаю прямо, что делать со всем этим. На огороде всходит картошка, но она вся заросла, и ее очень клюют птицы. Чтобы этого  хоть  сколько-нибудь  избежать,  надо  ее полоть  и немного окучивать. Работа очень медленная. Мама очень устает. На экзамене по алгебре получила двойку, хотя и понимаю ее. В четверти, наверное, будет тройка. Недавно на урок черчения пришли комендант, Хаупман (не знаю, как писать) и М. Н. в качестве переводчицы. Они говорили что-то про нас, М. Н. говорила им, что Зося на 20 минут старше меня. Комендант смотрел мою тетрадь, в которой все были одни пятерки. Уходя, они весьма милостиво улыбались. О. Михаил нашел адрес той учительницы,   к   которой   хотят   отдать   Матвея.   Он   очень   часто употребляет выражение "елки-палки". Какая гадость! Недавно был большой скандал. Бабушка Дуня, подогревая щи из Пропаганды, недосмотрела, и они у нее здорово подгорели, что черные пластинки плавали.    Мы   спросили,   что,    наверное,    она   была   наверху   и недосмотрела. Тут-то и началось! Зося говорила потом, что можно было опасаться, чтоб она не стала драться. Но обошлось без этого, но зато  какой  красноречивый  поток  слов,   самых  сильных  и  самых ужасных! Доселе никогда не приходилось слышать ничего подобного!

Маме пришла в голову мысль снести патеру букет сирени, но ее сейчас нет, нет хорошей. Может, завтра на рынке купим. Сейчас пойду поливать огурцы в Галин сад. Сегодня мы положительно выкрали из школьной библиотеки три французских учебника. По вечерам мы занимаемся по-французски.

13 VI. Вчера вечером Зося отнесла букет шиповника патеру, но его не было дома. Вчера мы все убрали в комнатах, вымыли дверь и пол, окна, причем Зося рассадила себе руку. Вечером же мы узнали, что в воскресенье будет служба. Утром, как и в предыдущий раз, все приводили свой туалет в порядок. Я с Зосей были в белых кофточках и юбках, Андрей в белом френче. Мы должны были сегодня исповедо­ваться и утром ничего не ели. Накануне Андрей купил на 60 рублей ландышей, которые мы взяли с собой в церковь. По дороге мама долж­на была зайти к доктору за рецептами. Она пробыла у него довольно долго, как нам показалось, и Андрей с Матвеем успели поссориться. Мы пришли до приезда патера. В комнате было очень жарко и, сразу же, как пришли, пот полил ручьями. На алтаре и вокруг было много цветов, туда же поставили и наши. Патер сегодня был без молодого прислужника. Он говорил проповедь о Святом Духе, очень красиво и сильно, приятным произношением. Потом, после исповеди, он говорил что-то о священнике, знающем польский язык, и о количестве служб в месяце, но мы этого хорошо не поняли. Следующая служба будет 20 июня, в день молебна в школе. После ухода патера прислужник его патер Роберт раздавал образки, мне удалось достать их несколько. Вишневская подарила маме русскую буханку хлеба. Патер изъявил желание иметь цветы, стоящие на алтаре, и потому после окончания службы я с Зосей и несколько других полек пошли к патеру отнести цветы. Он был очень доволен ими, тем более что там были лилии, жел­тый шиповник, сирень. Польки вскоре удалились. Зося стала разгова­ривать со священником. Он был только в рубашке, но при нашем вхо­де одел френч. Он спросил про маму. Зося сказала, что она плохо себя чувствует, имея плохое сердце, а работать она должна, потому что мы имеем большой огород и т.д. Среди этих немцев один был, вероятно, доктор. Они говорили между собой, что он должен был бы посмотреть маму или что-то в этом роде. Патер все время улыбался и был, видимо, доволен цветами.

Небо не предвещает солнечной погоды, а дождь не идет, хотя это очень желательно. Скоро пойдем на огород.

14 VI. Целый день шел дождь, и потому утром мы не ходили на огород. С утра я начала стирать белье и кончила только к двум часам. Наволочки вышли неплохо. Маму отпустили в 12 часов, и после обеда она с Зосей ходили рассаживать свеклу. За ужином была Галя. Сейчас посылали Матвея послом к маме о разрешении взять по конфетке. Разрешение получено, и я уже выпила кофе, или, вернее, коричневую бур­ду, так как этот кофе доливается несколько раз. Мама получила бюл­летень, и завтра не идет на работу. Матвею учительница найдена по рекомендации о. Михаила. Маме она очень, очень понравилась. Завтра он пойдет познакомиться с нею. У Гали на огороде какой-то слизень ест огурцы и начал уже есть наши. У мамы на работе нам с Зосей сши­ли тряпчатые туфли. У Зоей они очень милые и приличные, у меня какие-то рыже-буро-малинового цвета. Я думаю найти какой-нибудь материал и попросить сшить новые. Бабушка Дуня по-прежнему об­шивает себя. Теперь она шьет передник. Я пишу, и что-то приятно действует на меня, что-то светлое кажется впереди. И это светлое — образки, которые я и мы все получили на богослужении. Я о них как-то все время думаю, может быть, не совсем ясно, но ощущаю их. [Среди тех образков, которые дал нам патер Роберт, был один, ви4димо, дорогой для него, отпечатанный на память о его посвящении в сан священника в соборе города Трира (Trier) — 6 августа 1938 года и его имя и фамилия "P. Robert Anton Arnrich ".] Раньше, до войны, я на особенно любила ездить в костел, чего-то смущалась, было неловко. Но в костеле это чувство проходило. Теперь я жду с нетерпением того дня, когда будет месса. И, когда уже служба окончена, становится грустно, что все прошло так быстро. Такое же чувство у меня бывает, когда прощаешься со знакомыми.

16 VI 43. Сегодня с утра пошли на огород. В 11 часов Матвей принес нам картошки. Перед самым уходом пошел ливень, с градом, крупные горошины. Мы все отчаянно вымокли. После обеда легли спать и проспали до шести часов. Встав, пошли опять на огород. Ha бойне была большая облава, но Андрей ее миновал. Он принес два кг. жира и сегодня пошел продавать. Мы все очень беспокоились, не забрали ли его там.

20 VI. Сейчас пришли из церкви. Богослужение справлял новый священник, говорящий по-польски. Нам он страшно не понравился. Насколько предыдущий говорил проповеди с чувством, убеждая, всем своим существом веруя в свои слова, настолько этот говорил даже спокойно, и тема его проповеди заключалась в том, что скоро откроются костелы, в которых будут играть органы, все люди будут посещать церкви и т.д. Потом он поет не как капеллан. Тот пел нежно, трогательно, одно его пение заставляло молиться, веровать сильно; теперешний патер поет скоро и говорит не громко, а вполголоса. Этот одет более по-праздничному, во всем белом, но у него почему-то нет вы бритого места на затылке. Капеллан был более старее, с проседью в волосах и с плешью (мне нравятся мужчины с такою же плешью, как у  папы), а этот еще молодой, с черными волосами. Но народу больше нравится теперешний священник.

23 VI. Вчера праздновалось двухлетнее освобождение от большевизма. С утра был большой молебен во всех трех церквах и с крестным ходом от кладбища до собора. Потом в час было торжественное засе­дание, на которое и мы были приглашены от Пропаганды, и в три часа был парад. Затем в различные времена киносеансы. Чтобы пойти на заседание, мы должны были очень рано пойти на огород, придти домой в 11 часов и потом пойти на огород после него. Придя в половине  двенадцатого, мы оделись, вымылись, пообедали и пошли. Маме очень не хотелось идти, потому что Андрей и Матвей больны. У них была высокая температура, головная боль и тошнота. Матвею сегодня луч­ше. Оказалось, что мы опоздали, и нам пришлось подпирать стенку в партере. Заседание длилось очень недолго, наверное, полчаса. Пел хор народные русские песни. Ораторами были комендант, который гово­рил то же, что и 22 [22-го] из Пропаганды на концерте, т.е. что война ведется не против русского народа, а против большевизма, что русская молодежь (так говорил переводчик) имеет прекрасный случай всту­питься за родину и т.д. Какой-то толстый немец читал новую земель­ную установку, т.е. что земля передается в частную собственность. Переводчик последнего очень забавно выговаривал слова. Третьим оратором был городской голова. Повторилась старая история, руга­лись большевики и евреи, результатом чего служило предложение вступать в добровольнические отряды. Во время всех этих докладов из народа подавались реплики: "Правильно! Верно!" А на выступлении головы какой-то "господин" с галерки сказал, что он предлагает записываться всем мужчинам до 50 лет. Если бы знали, что будет именно это, так лучше бы легли спать и не ходили.  Мама с Соф[ьей] Яяк[олаевной] и Ан[ной] Тр[игорьевной] пошли домой смотреть Анд­рея, а мы с Зосей к Нат[аше] Цъ[елевой] за выкупленным хлебом. Дома был чай с вином, сахаром и сухарями. Давно мы не пили такого чая, а, главное, от него веяло Пушкиным. У Андрея не могли определить ни­какой болезни, и мама сегодня утром отвезла его на лошади Лукина в больницу к Соф. Ник. Позавчера мы пошли на огород вечером. Вдруг приходит Матвей и говорит, что принесли три билета на концерт. Мы решили пойти. Публика там все была более-менее приличная. Пел Печковский [знаменитый довоенный тенор] и Мидовская. Печковский, хотя я слышала его впервые, мне не понравился. Миловская пела замечательно.

27 VI. Мама работает сегодня и потому не могла с нами идти в церковь. Андрей пришел сегодня утром из больницы и тоже не смог пойти. Пошли мы с Зосей. Ксендз исповедовал. В комнате было сдела­но три алтаря, которые представляли собой стол с иконой и цветами. Людей сегодня было меньше, и потому менее жарко. Патер сегодня нам более понравился, может быть, потому, что образ того патера стал менее ясным и голос его звучал в душе не так отчетливо. После про­поведи он сказал, что по недостаточному знанию языка он не может говорить так, как ему бы этого хотелось, и должен только обращать внимание на внешнюю обстановку праздника. Сегодня было нечто вроде крестного хода, при котором обходили все алтари. Мы с Зосей переносили свечи, неся их перед патером. Но цветов не подсыпали. Козловская сказала потом, что желательно, чтобы пели все присутствующие, и священник тоже пожелал этого. После службы мы пошли за обедом. Дали гороховый суп, одна вода. После обеда пошли на огород. Небо — непрерывные тучи, и, поработав немного, мы были застигнуты ливнем, который промочил нас до мозга костей. Мы пошли домой, но мама там еще осталась "выполнять долг", но наработала мало, потому что лил непрерывный дождь. Мотыги мы отнесли о. Михаилу который, как и матушка, всегда любезен с нами и приветлив. Часто мы застаем его в домашней рясе, сидящим на скамейке и читающим книгу. У матушки очень добрые и лучистые глаза. Вчера вечером Зося снесла букет жасмина патеру, но опять не застала его дома. На столе у него с немецкой аккуратностью были разложены воротнички и манжеты, а также лежали рисунки, изображающие некоторые виды парка. Цветы она положила на стул и, уже спускаясь по лестнице, услышал шаги. Кто-то стоял наверху, но она не оглянулась. В церкви сегодня присутствовал молодой прислужник. Хотя этот священник не так уж мне не нравится, но я продолжаю просить Бога, чтобы был старый па­тер. Огород, кажется, приобретает несколько христианский вид. Но все-таки у нас получается по пословице: "Хвост вытянешь — голова увязнет!" Теперь свекла так заросла, что ее надо немедленно полоть. Самое печальное, что капусту и особенно огурцы очень едят червяки. Из-за того, что приходится много работать, мы все недосыпаем и по­тому очень страдаем, особенно мама. Читать немецкий совершенно нет времени, а французский читаю прямо-таки в полусонном состоя­нии. Матвей страшно ленится что-либо делать, и потому каждый день скандалы. Зося по-прежнему с азартом читает нем[ецкий] яз[ык], хотя бывает очень усталой. Часто идут дожди, и почти каждый день быва­ют радуги. К маме на работу пришли девочки из нашей школы и очень устают, так как приходится все время сидеть. 20 июня был заключи­тельный акт. Там директор делал доклад об успехах наших и потом был молебен. Среди певчих были из Пропаганды артисты, но о. Миха­ил и о. Федор (Пушкинский) были очень уставшими. Немец, забавный переводчик, раздавал всем хорошим ученикам книги. Зосе — "Казаки" Толстого, а мне "Смерть, чека, студенты"— какая-то галиматья. У меня на экзамене по алгебре два. Первой ученицей была Зося, вто­рой — я, четвертой — Трушкова, которая работает у мамы на работе. Удастся ли когда еще учиться — не знаю. Но хорошая церковь может несколько заменить школу и, если бы со старым священником, то вполне. Тетрадь заканчивается. Безумно хочу спать, а еще надо читать франсе. Я очень мало читаю книг, только сегодня и вчера читала М. Волконского.

До свидания, с новой тетрадкой.

4 VII 43 г. Уже неделя, как мы работаем. Уходим к семи часам и собираемся во дворе комендатуры. Там нам дают по куску хлеба. За­тем идем работать. Первое время работали на огороде при самой ко­мендатуре: пололи салат, свеклу. Потом нашей резиденцией стал ого­род на Майнцерштрассе. Обыкновенно мы берем с собой чего-нибудь поесть часов в 11.00, чаще картофельных лепешек. К двенадцати ча­сам шли на обед в столовую. Там нам дают гороховый суп. Однажды мне дали суп без единой горошины. Перерыв длится 1,5 часа, и остав­шееся время мы проводим в библиотеке. Теперь я стала больше чи­тать. Пока нам ухитрялось читать на огороде, когда там никого нет. Особенно во время дождя, который шел эти дни не переставая.

5 VII. Мама заболела. У нее страшнейший грипп с высокой тем­пературой.

9 VII. У меня очень болит нога. Я порезала ее стеклом, и она ста­ла уже заживать, но вчера я побежала, и ранка снова открылась. Те­перь нарывает, и больно ступать. Сегодня работали в саду у коменда­туры. Все время ходят офицеры, и невозможно посидеть. Пололи клубнику. Теперь с нами работает одна девушка 18-ти лет, Лида. Она нам нравится. Сегодня мы развлекались рассматриванием эстонских артистов. Для нас они одеты совершенно по-заграничному, и у всех прически с взбитым передом. Мужчины в низких шляпах. Сегодня было необычное явление: к утреннему хлебу дали сыр. Но оказалось, что он испорчен, с зелеными краями. Зося показала сыр Мюллеру, ска­зав, что ведь мы не животные, а люди. С раннего утра разгружали прицеп с дровами. Но потом пришел немец, который разрешил нам работать до трех часов, и сказал, чтобы мы шли делать легкую работу. Он немного говорит по-русски и некоторые слова произносит очень чисто. Вчера мы работали за Мариенбургом [предместье Гатчины], обчищали картошку от земли, после окучивания [плугом]. Работа не­трудная. Туда мы ехали на лошади, и нас немилосердно трясло. Это было в четверг, и много чухон [так!] спешило на рынок на своих дву­колках. В Мариенбурге мы увидели несколько домиков очень милой архитектуры, в глубине густого зеленого сада, совсем, как в книжках. С нами ехал мальчик Лева, очень похожий на Андрея. Все время сме­ется. Очень милый мальчуган. Работали мы немного. Недалеко от поля находятся кустарники, в которых растут великолепные колокольчики. Мы их набрали домой. Потом я находила довольно много земляники, сначала мелкой, полевой, ее я ела сама, а потом крупную, которую  принесла домой. Все напоминает речку Александровну [куда мы ходи ли гулять с папой до войны]. Вернулась я к работе в половине 12-го. Зося с Левой уже ушли: Лева за обедом для нас, а Зося должна была ПОЙТИ к бабушке Дуне и отнести лук к маме на работу и в Пропаганду. Мы остались с Лидой и с дядей Колей. Мы работаем и вдруг видим: останавливается легковая машина. Из нее вылезает "шпиц" [от нем. Spiefi — фельдфебель] и еще два немца. Они осмотрели поле и спроси­ли нас, "хорошо ли работать". Одна тетка пошла просить "шпица" позволить ей косить траву для козы. Тетка эта объяснялась по-русски, и они недостаточно понимали друг друга. Тогда немец позвал меня: "Маленькая!". Я с грехом пополам объяснила, чего она хочет. Вскоре после обеда я пошла домой — это по крайней мере версты четыре. По дороге я вся вымокла — шел сильный дождь. Зося сменяла на лук две буханки белого хлеба и килограмм муки. Я поела и легла спать до шести часов. А там все вместе пошли в церковь. Пришли рано, и наро­ду было немного. Мы боялись, что ксендз может не придти из-за дож­дя, но он пришел. За службой он мало произносил громко слов, все больше шепотом. Перед отходом [уходом?] Зося, Андрей и Матвей поцеловали у него руку, я же как-то не успела. В прошлое богослуже­ние святили [освящали] цветы и благословляли детей.

В среду, 7 VII, Андрей устроился работать на бойне. Они ходили вместе с мамой просить инспектора о зачислении Андрея на бойню. Путем долгих метаний на биржу и обратно удалось все оформить. Од­ному унтеру Андрей дал серебряный подстаканник, а другому — се­ребряный рубль. Шефу хотели преподнести букет хороших цветов, но мама ходила сегодня в оранжерею, и ей их сегодня не продали. Эти два дня он принес колбасы, полбуханки хлеба и костей. Все это было бы прекрасно, если бы Андрей не "зазнавался". Он считает, что, при­неся чего-нибудь домой, его миссия окончена. Ни сходить куда-нибудь, на попросить его нельзя: "Он целый день на нас работает, как вол! А мы?!" Меня это бесит. Вот надо идти на огород, а Зося говорит, что должна сначала читать немецкий язык. Дело на огороде, вероятно, никогда не иссякнет. Одно растет, другое подрастает.

В прошлую субботу в поселок [Приоратский, в котором мы жи­ли] приходил патер в очках [патер Роберт] за цветами. У нас было пять букетов полевых цветов для продажи, и мы предлагали Зосе их отнести ему. Но, не зная еще причины его прихода, Зося не решилась. Когда Андрей сказал, что было причиной его прихода, Софьюшка захотела сходить к патеру отнести цветы. У него Зося застала целое общество офицеров. На столе стояла шахматная доска. Патер был благодарен цветам и, вынув открытки, сказал Зосе выбрать одну для меня. Потом он обещал приехать в ближайшие дни, но прошла неделя, он не приехал.

11 VII. В церковь пошли к половине 11-го. Зося пошла отнести кости и салат С. Н. и Ан. Гр. [врачи в больнице]. Мы с Матвеем, как всегда, торопились, а пришли до начала, но патер сегодня приехал поздно, и служба была без проповеди и такая же немая. Матвей и Оль­шевский прислуживали. Зосю я не видела, она стояла при выходе. Оказывается, она купила на обратном пути букет васильков и пошла отнести их патеру. Он был дома. Зося поражается чистотой его ком­нат. Отдав ему цветы, она уже собралась идти, но он появился в две­рях с маленьким свертком и хотел ей его отдать. Но Зося должна была спешить в церковь и сказала, что не имеет времени [калька с немецко­го!]. Патер попросил ее зайти после. Он опять предлагал ей его [свер­ток], но мадемуазель сказала, что цветы — это подарок, и ничего за них она взять не может. У Андрея флюс. Нету сучков, и надо идти их таскать. Надо еще идти на огород. Много дела.

Сучков натаскали. Вечером пришла Лин. Ник. и принесла мне одежду: рубашку, трусы, чулки и нижнюю юбку.

15 VII. Вчера было нечто вроде "парти де плезир". Приходим мы на работу, и Кустов говорит, что сегодня хотят послать "zwei Frau" [нем. — двух женщин] за ягодами. Мне очень захотелось пойти. Но вскоре толстяк нас и назначил. Он зовет нас "маленькими". Мы сели в машину, взяли с собой сумку с завтраком (хлеб с колбасой) и котелка­ми. С нами еще ехала девушка с кухни. Она взяла хлеб и бутылку кофе да еще огромное ведро для ягод. Итак, началось наше путешествие. Нас очень трясло, но все-таки это нечто новое. По дороге посадили какого-то немца. Мы разговаривали с одним дяденькой, который был в лагере и, кажется, знал дядю Юру [дядю], Шуру и [дядю] Павлушу. [Двоюродные братья папы: Оболикшто Юлиан Клеофасович (1911— 1974), белобилетник по зрению, Александр Клеофасович (1904-1942) — погиб в лагере в Рождествено; муж двоюродной сестры от­ца Павел Антонович Иванов (1901-1942).] Мы ехали по той же дороге, что и зимой ходили в Войсковицы. Приехали мы в 10 часов и сразу же пошли за ягодами. Спрашивали у тамошних мальчиков, где их больше. Вскоре, несмотря на ауканье, мы растерялись. Я напала на хорошее место и стала с остервенением их [ягоды] собирать. Ела я мало снача­ла: очень удручало огромное ведро. Я послала Зосю сходить к машине, узнать, не приходила ли Юля. Но ни ее, ни Зоей я не видела потом. К часам 11 я пошла за завтраком и тогда встретилась с ними, и больше мы не терялись. В общей сложности, наверное, мы набрали по два ко­телка да по несколько грибов для себя. Иногда спина, точно после оку­чивания, не сгибалась, и, самое главное, болела голова. Но пейзажи, полянки и группы деревьев были подчас очаровательны. Все время сияло солнце, и на небе были мои любимые кучевые облака. Но воздух не был свеж, так как попадаются болотистые места, их испарения и запах цветов, особенно сильный белых болотных, делают его душным, густым. Время от времени мы ложились на спину, и я уже стала есть много ягод, так что под конец мне совсем их не хотелось. К двум ча­сам должны были привезти обед, и мы пошли обратно. По дороге нам встретилось несколько немцев, разыскивающих убежавших русских солдат. Обед еще не привезли, и мы сели отдохнуть. Вскоре пришел шофер, и через некоторое время русский работник с баландой, Ганс, повар, с котелками супа для немцев и двух девушек и один дал нам. Но мне совсем не хотелось есть, и, кроме того, было неудобно чужих людей. Зося пошла спать, а меня немец заставил съесть суп, а не ба­ланду. Но баланда, действительно, имеет весьма отталкивающий вид: черная, с кусочками хлеба. Для брезгливого человека особенно. Он дал нам еще пачку конфет, и мы сегодня утром пили с ними чай. Сами немцы запихивали бутерброды из белоснежного хлеба с сыром. Вы­ехали мы в половине пятого. Но теперь тряска была куда сильнее, так как машина была с грузом. На небе появилась полная радуга, и где-то шел дождь. Пыль сделала нас серыми. На щеках, точно у персиков [И где это сестрица к 43-му году успела повидать живые персики?! Просто такая начитанная!], ресницы сделались большими и пухлы­ми. Мы едем, нас немилосердно трясет. И вдруг! пыли нет, и кругом лужи. Оказывается, здесь шел дождь, а у нас нет. Дорога сделалась блестящей, и воздух бодрый. Мы ехали очень быстро. Вот Парицы, Колпаны, Киевская улица и... комендатура. Мы, как только сошли с машины, так сразу же пошли домой. Маме дали бюллетень еще на ме­сяц по состоянию сердца. Каждый день льет дождь, Самсоний прав.

17 VII. Зося носила патеру васильки и застала его молящимся. Он молился! А я: я, когда молюсь, то часто без чувства, как барабан. Весьма печальное настроение.

18 VII. Утром ходили в церковь. Пришли — уже ксендз объяснял катехизис: самое первоначальное. Больших детей было мало, а ма­ленькие — какие-то мазюльки. Потом началось богослужение, во вре­мя которого он говорил проповедь о французском графе, но самую сущность я не поняла. Мы причащались, хотя не исповедовались. По­сле службы, при выходе, мне удалось поцеловать у патера руку. Матвей был одет великолепно: в белой рубашке с черным бантом, черных шерстяных штанишках, чулках и в русских сапогах, которые ему не­давно сшили. Он очень хорошо прислуживал. После службы мы по­шли отнести цветы патеру. Ну и цветы уж! Какой-то сброд. Патера не было дома, и мы оставили их на стуле. Одно только, что в них было много мяты, так она будет пахнуть. При выходе мы встретили Козлов­скую, которая сказала, что он уехал в Никольское к патеру Адольфу (с которым был знаком отец Михаил). Вчера мыли полы. Сегодня ходили за дровами. Теперь там патрулями будут грузины. С ними трудно столковаться, они говорят, что надо бумагу из комендатуры. Огород не терпит отлагательства, как говорит мама. С завтрашнего дня начнем там работать. В субботу мама купила десять стаканов земляники и мо­лока. По дороге один пожилой немец спросил: сколько все это стоит. Мама сказала, и он спросил: откуда же столько денег. Мама ответила, что мы продаем свои вещи. Немец вопрошает тогда: "Но ведь вещам когда-нибудь придет конец, что тогда?"— Да, что же тогда? Одному Богу известно. На днях мама провернула большую стирку. У нее белье получается гораздо чище, чем у бабушки Дуни. У нас был большой ро­зовый сарафан, который вчера мама отнесла Над. Дем. для шитья мне платья. Андрей очень кричит и раздражается по малейшим пустякам. Небо все обложено тучами. На дворе как-то немо и темно. Но дождь еще не идет.

<< Назад

Вперёд >>