Когда речь шла о преследовании коммунистов, английская полиция международного сеттльмента в Шанхае работала рука об руку с палачами Чан Кайши. К началу 1931 года она вновь резко усилила антикоммунистический террор: во второй декаде января ею были арестованы 23 коммуниста, среди них Хо Мэнсюнь, Линь Юйнань - племянник Линь Бяо, командовавшего одним из корпусов китайской Красной Армии, и пять писателей. Зако-ванными в кандалы их выдали чанкайши-стам, которые подвергли их непременным в таких случаях пыткам, а затем публично казнили в Нанкине 7-го февраля 1931 года.

В десятых числах июня та же английская колониальная полиция вломилась в дом супругов Ноуленс и арестовала их. Илэр Ноуленс был учителем французского и немецкого языков. Из-за происков контрреволюции супруги вынужденно жили на нелегальном положении: их подлинные швейцарские паспорта были выданы на имя Пауля и Гертруды Рюгг. Коммунист Рюгг, много лет проработавший в профсоюзном руководстве, будучи европейцем и функционером дальневосточного Всетихоокеанского секретариата профсоюзов, оказывал помощь в работе нелегально существовавшего, преследовавшегося кликой Чан Кайши Всекитайского объединения профсоюзов, насчитывавшего около 114 000 членов. Нан-кинское правительство делало все, чтобы выключить представителей рабочих и крестьян из общественной жизни, лишить членов профсоюзов всех прав и по-прежнему держать в угнетении китайский рабочий класс.

В этой сложной ситуации политически сознательные китайские рабочие нуждались в особенно активной поддержке, которую им оказывали, в первую очередь, «Организация международных красных профсоюзов» и МОПР. В этой связи следует упомянуть, что Рихард Зорге еще в середине двадцатых годов часто публиковался в журнале «Красный Интернационал профсоюзов» под псевдонимом «И. Зорге».

Будучи на нелегальном положении, товарищ Рюгг и его жена работали с большой осторожностью, одно время выдавая себя за канадцев, а затем «стали» бельгийцами по фамилии Ноуленс. Под конспиративным именем В. Алмас Рюгг принимал участие, к примеру, во второй Все-тихоокеанской рабочей конференции. И вот теперь они стали жертвами какого-то несчастного шпика. Жизнь коммунистов в тогдашнем Китае висела на волоске, против них велась борьба всеми средствами. Еще за несколько недель до ареста супругов Рюгг Агнес Смедли писала: «Мероприятия правительства по уничтожению красных не ограничиваются только стрельбой из пугяек. Главное оружие китайских милитаристов - подкуп. За голову каждого из наиболее известных красных генералов Чан Кайши обещал 50 000 марок. Каждому крестьянину, желающему кого-либо выдать, он сулит 30 марок вознаграждения. Одна из наньчань-ских газет с гордостью сообщала об одном крестьянине, совершившем предательство и получившем за это 30 марок -тридцать серебреников». Все, что следовало за этим, было, в принципе, одина-ково при любом реакционном режиме, будь то нанкинский или соперничавший с ним кантонский. Агнес Смедли поднимала тревогу во всем мире: «В решении обоих основных вопросов - аграрного вопроса и проблемы безработицы - оба правительства ничем не отличаются друг от друга. По-разному лишь они обращаются с коммунистами: в Кантоне их расстреливают, в то время как в Шанхае, Ханькоу и Нанкине - обезглавливают или заживо сжигают ... Для китайского общественного мнения во всем, что касается этого, существует строгая цензура и, в конечном счете, пуля или топор палача».

Но супруги Рюгг были иностранцами, полноправными гражданами европейского государства. В соответствии с колониальным статусом экстерриториальности, которого добились в Китае империалистические государства для своих поселений и граждан, китайские законы на последних не распространялись, они подчинялись законодательству своей страны.

В деле супругов Рюгг, однако, со всей ясностью проявился классовый характер этого правопорядка: шанхайская городская полиция, сформированная из представителей нескольких стран, 14 августа 1931 года выдала супругов чанкайшист-ским полицейским палачам, 'то есть, одновременно и германским советникам - майору Вендту из Гамбурга и барону капитану Альбрехту Ламецану, который с начала 1932 года обучал чиновников тайной службы Чан Кайши. Казалось, что этих двух замечательных людей, томившихся в сырых казематах и неоднократно подвергавшихся пыткам, уже не спасти. Строго изолированные от остальных заключенных супруги Рюгг, между тем, не сказали своим палачам в мрачных застенках ни слова, они держались стойко и готовы были мужественно встретить смерть. Британская секретная служба по этому поводу жаловалась: «Британской полиции в Шанхае так и не удалось выяснить, кем в действительности был Ноуленс, ей пришлось довольствоваться версией о его швейцарском гражданстве». Но Супруги Рюгг-Ноуленс, до сих пор самоотверженно помогавшие угнетенным и бесправным, не были одиноки: теперь судьба их самих стала для международной солидарности сигналом к действию. В сентябре 1931 года в Шанхае по иници-ативе Агнес Смедли был создан «Комитет в защиту супругов Ноуленс», в который вошли выдающиеся личности из разных стран, среди них вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин. Кроме этого, в работе комитета принимали участие два гражданина США: Эдгар Сноу и Гарольд Айзеке, издатель журнала «Чайна форум». Благодаря активной пропагандистской деятельности комитета во всем мире, дело супругов Ноуленс получило самую широкую огласку, что было чрезвычайно важно, так как даже один день, в который их судьба вышла бы из поля зрения мировой общественности, мог стать в их жизни последним, днем их гибели в неизвестном месте и при «невыясненных обстоятельствах». Так дело супругов попало на страницы мировой прессы. Агнес Смедли в сентябре 1931 года вновь выступила с обвинением: «Как мы уже установили, в Китае все конфликты разрешаются с помощью убийства - либо китайцев, либо ино-странцев ... Китайские военные власти арестовали супружескую чету, предъявив ей обвинение в принадлежности к коммунистической партии. Супруги являлись сотрудниками Всетихоокеанского объединения профсоюзов - полулегальной организации в Азии. Супруги предстали перед тайным судом военного трибунала. В иностранной прессе все чаще зазвучали голоса протеста. В защиту арестованных выступила и супруга Сунь Ятсена, однако, согласно неподтвержденным пока сведениям, ее протест мог оказаться запоздалым».

И действительно, нанкинский военный суд на закрытом заседании в октябре 1931 года приговорил Пауля Рюгга к смертной казни, а его супругу - к пожизненному заключению, что в условиях тогдашнего Китая означало лишь отсрочку неизбежной гибели осужденного. Агнес Смедли своими глазами видела в тюрьме города Датун в провинции Шаньси камеры, в которых содержалось до шестидесяти восьми голых заключенных, умиравших голодной смертью. В соответствии с предписанием нанкинского режима тюремное начальство могло тратить на содержание каждых двухсот заключенных не более пятнадцати долларов в месяц!

Разведгруппе Зорге удалось «проникнуть» в тюремные застенки, где в камерах смертников томились супруги Рюгг. Благодаря регулярным радиограммам разведчиков, московский Центр был постоянно в курсе всех событий, и борьба за эти две жизни перешла в свою заключительную, полную драматизма фазу. Нельзя было терять времени, поэтому запланированную операцию было решено продублировать. Зорге хорошо изучил слабости бю-рократической системы врага и затребовал у Центра 20 000 долларов для подкупа нанкинских военных и судейских чиновников-взяточников.

Из Северной Маньчжурии отправились в дальний путь двое немецких товарищей - тайных курьеров; каждый имел при себе 20 000 долларов, предназначенных для осуществления спасительного плана Зорге. Каждый из них ничего не знал о другом: Центр дал поручение каждому в отдельности. Йеред ними лежал путь в две тысячи километров, полный любых неожиданностей. Ни один из курьеров не мог бы поручиться, что живым завершит это опасное предприятие. Центру приходилось считаться с максимальной степенью риска.

В этот нелегкий путь отправились два коммуниста: Отто Браун, тридцати двух лет, партийный стаж 13 лет, и Герман Зиблер, тридцати лет, уже более десяти лет состоявший в КПГ.

С товарищем Германом Зиблером, бывшим разведчиком и радистом разведуправления Красной Армии, мы встретились по прошествии нескольких десятилетий в его берлинской квартире на Карл-Маркс-аллее. Судьба забрасывала его во многие страны Европы и Азии, где он выполнял сложные задания. Радиодело Герман Зиблер начал изучать, когда ему было около двадцати пяти лет. «Исследования и эксперименты» тогда проводились в неприметном магазине радиотоваров на Блюхерштрассе 69 в берлинском районе Кройцберг. Этот внешне ничем не примечательный магазин хранил, однако, одну тайну. В середине двадцатых годов его открыл некто Артур Хюбнер; покупатель мог найти здесь самую современную радиоаппаратуру производства фирм «Телефункен», «Лёве» и «Блаупункт», а страстным радиолюбителям предлагался широкий ассортимент качественных ра-диодеталей. Внешне магазин процветал и имел обширную клиентуру. Тайну этого магазина и его владельца раскрыл нам товарищ Зиблер: «Артур Хюбнер, один из моих самых близких и надежных друзей, происходил из пролетарской семьи, с 1916 года состоял в профсоюзах и являлся членом КПГ со дня ее основания в 1918 году. Он был преданным другом молодой Страны Советов и еще в 1920 году с энтузиазмом участвовал в работе Конгресса коммунистической молодежи в Москве. В двадцатые годы Артур стал разведчиком Красной Армии. Магазин радиотоваров служил прикрытием его ответственной антимилитаристической деятельности. Артур был мастером конспирации. Наискосок от его магазина, на другой стороне улицы, располагался полицейский участок. Однако, у прислужников монополистического капитала в полицейской форме ни разу не возникло ни малейших подозрений, хотя магазин Артура был для нас, пролетариев, во многих отношениях, самым настоящим опорным пунктом: здесь проводились конспиративные встречи с курьерами, здесь рабочие по самым низким ценам могли приобрести радиодетали, здесь коммунисты изучали радиодело и радиотелеграфирование и знакомились с новейшими достижениями в этой области, здесь собирались коротковолновые радиостанции для нелегального использования. Я отчетливо помню все это, поскольку сам работал в магазине Хюбнера и знакомился там с азами входившей в моду радиотехники. Так, например, я собрал зарядное устройство для применявшихся в то время в ра-диоаппаратуре аккумуляторных батарей, которые нам приносили клиенты для подзарядки. Кроме того, у нас работал и товарищ Фриц Нойманн, высококвалифицированный специалист по точной механике, ранее работавший в концерне «Лоренц». Ещё мне вспоминается один радист, прежде служивший в военном флоте. Он испытывал собственноручно собранные радиостанции и пробовал установить связь с Москвой. В 1930 году я вместе с Фрицем Нойманном эмигрировал в СССР, год спустя за нами последовал и Артур Хюбнер. Прежде чем стать разведчиками Красной Армии и занять боевые посты в нашей антифашистской борьбе за пределами родины, Артур и я прошли курс повышения квалификации в области радиоприборостроения и радиотелеграфии. Наши дороги разошлись, лишь спустя четверть века мы вновь услышали друг о друге».

Встреча с Рихардом Зорге в Шанхае осталась памятным событием в жизни Германа Зиблера: «В 1932 году я находился в Харбине, в Северной Маньчжурии, в качестве радиста с секретным заданием. Тем летом река Сунгари, протекающая через город, вышла из берегов и затопила окрестности. Кварталы старого Харбина оказались под водой, железнодорожные насыпи были размыты, рухнуло несколько небольших мостов, движение на железнодорожных линиях перекрывалось. Невообразимая духота не прекраща-лась ни на день. Как только уровень воды слегка понизился, я получил задание как можно скорее доставить в Шанхай крупную денежную сумму в долларах. Деньги мне передали в виде нескольких тысяч банкнот, получилась внушительная кипа ассигнаций. По соображениям безопасности обмен мелких купюр на более крупные не представлялся возможным. Из-за жары в это время года обычной одеждой был легкий китайский костюм из натурального шелка. Первая проблема состояла теперь в том, как незаметно спрятать такое количество бумажных денег: сложить в чемодан их было нельзя. С первым же поездом, как только открылась железнодорожная линия, я отправился в Дайрен. Плотно перевязанные пакеты с долларами я рассовал по карманам и зашил в специально для этой цели изготовленный нательный пояс. Во многих местах, где железнодорожную насыпь размыло наводнением, приходилось делать пересадку. Поезда ходили лишь на отдельных участках путей туда и обратно. Когда, одолев около 250 километров пути, мы прибыли вечером в Чанчунь, вдруг выяснилось, что поезд дальше не пойдет. Причиной, как нам сказали, были орудовавшие в этой местности хунхузы, «краснобородые люди». Японцы называли их «разбойниками», на самом деле речь шла о коммунистических партизанских отрядах, наводивших страх на японских оккупантов в Маньчжурии. • Даже несмотря на сильную охрану, сопро-вождавшую каждый поезд, японцы порой не отваживались отправлять их по расписанию в ночное время. Гостиница, где нам предстояло заночевать, была переполнена, в двухместные номера набилось до десятка путешествующих. Я провел ночь без сна, сидя на стуле: мысли о выполнении задания и тревога за сохранность доверенных мне денег не давали сомкнуть глаз. На следующее утро поезд покатил дальше на юг. В Дайрене я сел на японский пароход, отправлявшийся в Шанхай. На каждом шагу мне попадались японские шпики, смотревшие на европейцев не только с любопытством, но и с нескрываемым подозрением. Но мне повезло. В моем облике они явно не обнаружили ничего предосудительного. Наконец, я приехал в Шанхай и там сложил деньги в обычный портфель. Еще перед отъездом, в Харбине, я запомнил шанхайский адрес радиста группы Зорге. Этот связной был, как и я, немецким коммуни-стом и носил конспиративную кличку «Зеппель». Разыскать его оказалось не-легко. Плана города в Шанхае не существовало, а слишком частые расспросы могли привлечь внимание шпиков. Поэтому мне оставалось только прибегнуть к помощи рикш, возивших меня по улицам. Но рикши были неграмотными, нужное направление им приходилось всякий раз указывать рукой. Я почувствовал невыразимое облегчение, когда, в конце концов, разыскал Зеппеля во французских кварталах Шанхая, обменялся с ним паролями и передал деньги. Как было условлено, в тот же вечер вместе с Зеппе-лем я поехал к товарищу Зорге. Я хорошо помню, что встретил у Зорге и его заместителя Пауля. Вчетвером мы долго обменивались мыслями и наблюдениями. Зорге задавал четко сформулированные вопросы о положении в Маньчжурии и сам очень точно разъяснял современную политическую и военную ситуацию в Китае. Затем мы заговорили о пользовавшейся большой известностью американской коммунистке Агнес Смедли. Зорге был о ней очень высокого мнения и, по-видимому, во многом способствовал изданию ее книг и публикаций в Советском Союзе. Наш Рихард произвел на меня огромное впечатление, в глубине души я поражался масштабам его интеллекта. Благодаря Зорге в его разведгруппе царили прекрасные дружеские взаимоотношения.

В общей сложности я провел в Шанхае две недели и за это время трижды встречался с Зорге. Во время одной из встреч он спросил, приходилось ли мне бывать в японском ресторане. Получив отрицательный ответ, он немедленно повез меня в один из них, прихватив еще и Пауля. Атмосфера в ресторане была экзотическая. На наших глазах кушанья готовили на спиртовке прямо у стола. Сняв обувь, мы уселись на подушки. Для развлечения нам предложили гейш, однако, к удивлению обслуживающего персонала, мы этим предложением не воспользовались. Национальное японское кушанье мы запивали пивом.

Перед моим отъездом Зорге с глазу на глаз попросил меня взять с собой в Харбин отснятые с помощью «лейки» фотопленки и позаботиться об их дальнейшей переправке с Советский Союз. Разумеется, я не возражал. Кроме того, я должен был навестить в Мукдене Макса Кри-стиансена-Клаузена и его супругу Анну, которые готовились там к выполнению нового задания. И это поручение я выполнил.

На заключительном этапе моей курьерской миссии также не обошлось без нервотрепки. В Мукдене я купил билет на самолет до Харбина. Руководитель «Немецкого клуба» лично проводил меня на аэродром. Маленький самолет мог взять на борт всего семь пасажиров, пять мест оказались уже занятыми. Среди пассажиров я был единственным европейцем. Вместе со мной летели один японский генерал и три его штабных офицера. Если бы они только знали, что снято на фотопленках, лежавших в моем кармане! Самолет поднялся в воздух - и тут начались непредвиденные осложнения. Не прошло и получаса полета, как второй пилот передал мне записку на английском языке, из которой явствовало, что ввиду плохой погоды самолет вынужден повернуть обратно. Как только машина приземлилась на мукденском аэродроме, прямо к ней подкатил элегантный лимузин. Японский генерал жестами пригласил меня сесть в него. Я не понимал, в чем дело. Означало ли это, что я арестован? Куда меня везут? Что делать с материалом? Бумагу с зашифрованным текстом можно было, в крайнем случае, проглотить, но что делать с пленками? Однако, ситуация оказалась, вопреки моим предположениям, вполне безобидной. Генерал приказал водителю ехать в город. Сам он вышел из машины возле комендатуры. Затем шофер угодливо спросил, куда меня отвезти. Я направил его в «Немецкий клуб». Однако, всякая охота лететь у меня отпала. На следующий день я выехал в Харбин поездом и вскоре благополучно добрался до места. Значит, еще одно задание было успешно выполнено. Встречи с нашим Рихардом Зорге я не забуду до конца моих дней. Мне кажется, вряд ли кто-либо в наши дни может представить себе, каким опасностям подвергался и в каких невероятно трудных условиях работал товарищ Зорге в те бурные годы вдали от своей Родины ...».

Доставленные обоими товарищами деньги пришлись очень кстати. Теперь доктор Зорге мог действовать. Замысел удалось осуществить, в июне 1932 года супруги Рюгг вышли на свободу и покинули Китай. Их палачи остались ни с чем.