10 января 1930 года у причала пассажирского порта Шанхая ошвартовался фешенебельный японский лайнер. Без особых сложностей доктор Зорге со своим багажом прошел контроль дотошных таможенников и полицейских и окунулся в новый, взбудораженный и экзотический мир. Зорге знал, что его здесь ожидало.

Как только судно вышло из Гонконга, он погрузился в изучение целой кипы приобретенных там газет, торговых и биржевых информационных бюллетеней. Еще с корабля он передал по радио в Берлин первые сообщения о ситуации на дальневосточном соевом рынке. При неблагоприятном стечении обстоятельств капитан парохода и офицер радиосвязи, а также оригиналы радиограмм могли бы послужить надежными свидетелями его журналистской деятельности.

В первую неделю своего пребывания в Шанхае Зорге много бродил по его улицам, чтобы поближе познакомиться с городом и его жителями. Шанхай был наиболее благоприятным местом для выполнения китайской миссии Зорге. Здесь как нигде лучше ощущалось биение пульса подтачиваемой лихорадкой противоречий огромной страны. Шанхай с его более чем тремя миллионами жителей, будучи не только крупнейшим городом, но и крупнейшим портом Китая, практически являлся и столицей государства. Он давно уже оставил за собой и древнюю столицу Пекин, и Нанкин, самовластно объявленный Чан Кайши в середине 20-х годов столицей. В Шанхае была сконцен-трирована четверть всех предприятий тяжелой и целых четыре пятых - легкой промышленности страны, здесь обосновались наиболее могущественные китайские и заграничные банковские корпорации, здесь заключалась масса экспортных и импортных сделок. Шанхай служил главным портом для всего Центрального и Северного Китая и как центр заморской торговли намного превосходил по важности Дайрен и Тяньцзинь. В начале 30-х годов, к примеру, более 50 процентов всего импорта и 35 процентов экспорта Китая осуществлялось через шанхайский порт. Все это привело к тому, что этот город превратился в бастион империализма в Китае. Но не только крупная китайская буржуазия была здесь широко представлена: Шанхай служил и местом встреч высокопоставленных чиновников гоминьдана и правящей в Нанкине клики. Некоторые из китайских «военных лордов» получали через Шанхай из-за границы оружие для своих армий; процветала здесь и подпольная торговля опиумом. Вместе с тем в тогдашнем Шанхае имелось уже 30 высших учебных заведений и научно-исследовательских учреждений.

* В те времена так называли местных правителей, главным образом, генералов, которые с помощью собственных наемных армий захватывали власть в одной или нескольких провинциях Китая и вели борьбу против центральных правительств. В совет-ской литературе по истории Китая они фигурируют под названием «провинциальные милитаристы».

Торговля и финансы находились в сильной зависимости, главным образом, от империалистических государств Европы и Северной Америки. Их эмиссары добились для районов проживания иностранцев статуса экстерриториальности и берегли его, как зеницу ока, ибо это гарантировало им множество особых колониальных прав.2

В соответствии со статусом экстерриториальности иностранцы принципиально не подчинялись китайскому законодательству. Правда, подданные германского рейха - после его поражения в первой мировой войне - находились в этом плане в гораздо менее выгодном положении. Лишь в 1921 году им был вновь разрешен въезд в Китай, после того как Веймарская республика отказалась от этих особых прав. Поэтому доктор Зорге, особенно во время поездок в глубь страны, становился «мистером Джонсоном», ис-пользуя таким образом узаконенные привилегии американских граждан в Китае. Для Шанхая, во всяком случае, во все времена было характерно откровенно расистское засилье иностранцев. Им были предоставлены целые городские кварталы, например, «международный сеттльмент», французская и японская концессии, строго отграниченные от районов, где проживало местное население. В одном только «международном сеттльменте» насчитывалось около миллиона привилегированных иностранцев! Хотя статус экстерриториальности в начале 1930 года и был формально отменен правитель-ством Чан Кайши, у него все же нехватало сил для практического осуществления этого решения. Одна лишь Мексика по собственной инициативе отказалась от этих анахронистических привилегий.

Еще свежа была в памяти у всех кровавая резня 1925 года, которую здесь, в Шанхае, учинили английские колониальные войска и японская полиция над китайскими патриотами, поднявшимися с оружием в руках против империалистического гнета. Два года спустя, когда в Китае вспыхнула национальная революция, в Шанхай снова вступили английская колониальная солдатня и отряды морской пехоты США. Кроме этого, в «международном сеттльменте» был дополнительно набран и вооружен так называемый «добровольческий корпус». Армада из более чем 120 военных кораблей иностранных держав крейсировала в непосредственной близости от шанхайской гавани и в устье Янцзы, держа, таким образом, город под прицелом своих орудий и с фронта, и с тыла. Статус экстерриториальности гарантировался еще и военными мерами в первую очередь таких стран, как Великобритания, Франция, Голландия и США.3

Американская журналистка Агнес Смедли, жившая в Шанхае, в одной из своих статей для «Франкфуртер цайтунг» со свойственной ей глубиной социально-критического анализа и безупречной компетентностью так рисовала шанхайский колорит 1930 года, каким он предстал перед Рихардом Зорге: «В больших же городах - таких, как Шанхай - продолжается нормальное течение жизни. Тут устраиваются пышные официальные приемы и балы, открываются новые банки, возникают крупные финансовые и всевозможные иные объединения, полным ходом идет игра на бирже, процветает контрабандная торговля опиумом и не прекращаются взаимные оскорбления иностранцев и китайцев - и все это под эгидой экстерриториальности. А еще здесь есть ночные дансинги, публичные дома, игорные клубы, теннисные корты и т. д., и т. д. Находятся также и люди, называющие все это началом новой эры, рождением новой нации. Для определенной прослойки китайского населения это, возможно, и так: для коммерсантов, банкиров и спекулянтов. Но для китайского крестьянства, то есть для 85 процентов населения страны это - как пожирающая все живое чума».

Для доктора Зорге, прибывшего сюда с заданием, город таил в себе, в то же время, и немало опасностей, ибо здесь плели свои сети тайные службы многих империалистических государств. Репрессивные органы функционировали в Шанхае также чрезвычайно активно: в городе с его крупной концентрацией промышленности жило и трудилось свыше миллиона пролетариев. В 1921 году Шанхай стал местом рождения Коммунистической партии Китая. Здесь, как и повсюду в капиталистическом мире, внутренняя и внешняя реакция немедленно объединяла свои усилия, как только возникала необходимость борьбы с коммунистами - как китайскими, так и зарубежными. В застенках «международного сеттльмента», к примеру, только к началу 1930 года то-милось не менее 1300 коммунистов разных национальностей в ожидании самого страшного - неизбежной выдачи в руки палачей Чан Кайши. В Шанхае велась бешеная антикоммунистическая и антисоветская пропаганда, бесчинствовали погромщики и провокаторы.5 Муниципальные органы «международного сеттльмента» вербовали соглядатаев и агентов, провокаторов и наемных убийц преимущественно из белогвардейских головорезов. А таковых находилось предостаточно среди двадцати пяти тысяч эмигрантов, сметенных сюда бурей Великой Октябрьской социалистической революции. Их внимательно наблюдала и Агнес Смедли: «Белые русские шатаются по всему китайскому побережью. Они попрошайничают, грабят, воруют, всем подряд предлагают свои услуги в качестве шпионов, занимаются контрабандой опиума, они фальшивомонетчики или убийцы; во время забастовок китайских рабочих они становятся в ряды штрейкбрехеров. В составе британского военного контингента в Шанхае имеются белогвардейские полки; они носят британскую военную форму и поют царистские гимны. В шанхайских публичных домах и ночных ресторанах полно белогвардейских женщин ... Агенты иностранных и китайской тайной полиции палят на вечерних улицах друг в друга: в сумерках каждый принимает другого за налетчика. Раненные или убитые, они остаются лежать на мостовой ... Может быть, когда-то Шанхай и был городом надежды. Сегодня каждый видит, что это город страданий и нищеты».

Ясно, что Зорге не имел права ни на секунду ослаблять бдительность. Чтобы успокоить своих «хвостов» он немедленно заказал тысячу визитных карточек со скромной надписью: «Д-р Рихард Зорге, почтовый ящик 1062, Шанхай», а также позаботился о том, чтобы его фамилия, согласно существовавшей традиции, была занесена в «Книгу немецких адресов на Дальнем Востоке». Не сделай он этого - возникли бы подозрения. На главном почтамте Шанхая появился новый абонементный почтовый ящик под номером 1062, а в недавно основанном «Мэ-ньюфэкчерерс бэнк оф чайна» - счет на имя доктора Рихарда Зорге, на который вскоре стали поступать из нью-йоркского «Нэшнл сити бэнк» небольшие суммы в долларах. В Центре старались предусмотреть все.

Густая сеть тайной агентуры полиции и секретных служб в Шанхае заставляла Зорге вести себя по-особому. Английский профессор Ф. У. Дикин впоследствии отыскал в архивах шанхайской полиции некоторые свидетельства этому, о которых писал: «С июля 1931 по январь 1932 годов Зорге находился под наблюдением полиции ... причем проверяли не только его абонементный почтовый ящик № 1062, следили также и за его квартирой ... Было установлено, что он лишь изредка выходил из дому: проводил время за игрой в шахматы с друзьями. Ему часто звонили, он внимательно следил за тем, чтобы никто из домашней прислуги не подслушивал телефонных разговоров».7 То, что все члены разведгруппы Зорге в Шанхае прекрасно могли понимать друг друга с помощью шахматной доски и фигур, осталось, таким образом, тайной не только для китайских пшиков и британских полицейских, но и для оксфордского профессора. Во всяком случае, Зорге отлично умел «отрываться» от «хвоста» и постоянно одурачивал шпиков.

Зорге, разумеется, не мог позволить врагу изолировать себя - он должен был выполнять задание. Но, с другой стороны, он не собирался безвестно затеряться среди полутора тысяч немцев или тысячи восьмисот американцев. Всего же в Шанхае тех дней проживало около пятидесяти тысяч европейцев и американцев.

В генеральном консульстве Германии Зорге записался на прием к барону Рюдту фон Колленберг-Бёдигхайму. Генеральный консул принял его 17 января 1930 года, всего лишь неделю спустя после прибытия Зорге в Шанхай: ведомство внешних сношений не только своевременно известило его об этом дипломатической почтой, но и всячески рекомендовало Зорге как журналиста.

Тридцатипятилетний Зорге произвел на генерального консула самое благопри-ятное впечатление, поскольку сразу же предъявил ему рекомендательное письмо, собственноручно написанное одним из ведущих германских экспертов по Дальнему Востоку, профессором Рихардом Вильгельмом, руководителем всемирно известного Института Китая при университете Франкфурта-на-Майне и издателем китаеведческого журнала «Синика». Вильгельм, бывший немецкий миссионер в Китае, впоследствии доцент Пекинского университета, часто консультировал ведомство внешних сношений по вопросам синологии; являясь патроном Германо-китайского общества, он был еще и наставником всех германских дипломатов в Китае, пользовавшимся непререкаемым авторитетом. Рихард Зорге и его бывшая жена Кристиана хорошо знали профессора Вильгельма еще с тех времен, когда Рихард был внештатным преподавателем института социологии, а Кристиана - научным библиотекарем в университете Франкфурта-на-Майне. В конце 1929 года Зорге заключил с Германо-китайским обществом специализированный договор об исследованиях по теме «Происхождение и развитие банковского права в Китае», что произвело на шанхайского консула особое впечатление. Он с готовностью пошел навстречу желаниям Зорге и рекомендовал его посланнику Герберту Куно фон Борху и вице-консулу доктору Гейнцу Лаутеншлагеру в дипломатиче-ском представительстве в Пекине, советнику дипломатической миссии в Нанкине Мартину Фишеру и генеральному консулу в Кантоне доктору юриспруденции Вильгельму Вагнеру. Через генеральное консульство Зорге получил доступ в богатый материалами по сельскому хозяйству Китая архив шанхайского филиала «Германского синдиката азотных удобрений». Перед Зорге быстро распахивались все двери, но это было не простое везение, а результат кропотливой подготовительной работы.

Журналистика и научная работа были удачным выбором для прикрытия его раз-ведывательной деятельности: как репортер «Дойче гетрайде-цайтунг» он мог, не возбуждая подозрений, исследовать все сельскохозяйственные проблемы Китая с его все еще преимущественно феодальным способом производства и при этом изучать столь важный в классовой борьбе крестьянский вопрос. Глобальность темы где-то даже обязывала его вникать в прошлые и настоящие финансовые и юридические трансакции частных и государственно-капиталистических финансовых учреждений. Зорге делал это со свойственными ему основательностью и быстротой. В течение первых пятидесяти дней своего пребывания в Шанхае он передал по телеграфу в редакцию «Дойче гетрайде-цайтунг» пять статей. В феврале 1930 года он, как бы между прочим, занес в отдел торговли германского генерального консульства свои первые публикации, регулярно печатавшиеся начиная с 9 января; на них сразу же обратили внимание.

Макс Кристиансен-Клаузен рассказывал нам: «Рихард предпочитал носить удоб-ные спортивные костюмы с брюками-гольф. При этом из правого кармана его пиджака обычно торчала толстая газета, да так, что ее название еще можно было отчасти разглядеть, а дату выпуска - нет. Если он бывал в кругу немцев - военных или штатских - это были, как правило, «Дойче гетрайде-цайтунг» или «Фран-кфуртер цайтунг», в англо-американской компании - лондонская «Тайме». Не особо проницательным он казался постоянно озабоченным, «неистовым» репортером».

Свои статьи в берлинской «Дойче гетрайде-цайтунг» он, как правило, не под-писывал или же ставил вместо подписи одну букву «Д» (Джонсон) или «И» (Ика).

Все чаще в коммерческих и дипломатических кругах Шанхая стали отмечать вы-сокий уровень публикаций квалифицированного журналиста, перу которого при-надлежали, к примеру, следующие статьи:

1930 г.

9 января: «Экспорт, сои через Дайрен»;

10 января: «Урожай сои в Маньчжурии»;

8 февраля: «Экспорт сои»;

14 февраля: «Трудности китайского экспорта арахиса»;

15 февраля: «Хороший -урожай кунжута в Китае»; 19 сентября: «Виды на урожай в Маньчжурии».

1931 г. 20 января:

23 января: 13 февраля: 20 февраля:

8 апреля: 11 сентября:

«Стоит ли везти соевый шрот из Маньчжурии в Европу?»

«Отменный урожай кунжута в Китае»; «Россия покупает соевые бобы»;

«Германия в роли основного импортера китайского арахиса»;

«Резкое сокращение японского экспорта муки»; «Перемены в соевом хо-зяйстве Маньчжурии».

1932 г.

16 января: «Экспорт семян кунжута из Китая»;

29 января: «Рост китайского экспорта арахиса»; 4 февраля: «Китай покупает американскую пшеницу»;

15 июня: «Шанхай сообщает о неустойчивой валютной ситуаций».

Одни только эти шестнадцать статей, девять из которых представляли собой основательные разработки по вопросам внешней торговли, характеризовали Зорге как специалиста не только в немецких деловых кругах, но и в глазах китайских властей. Наблюдение за китайской внешней торговлей давало ему возможность попутно исследовать экономические интересы прежде всего Германии, Японии, Италии, Голландии и США, не возбуждая при этом излишнего любопытства властей. Благодаря своей журналистской деятельности Зорге, как явствует из его статей, вошел в тесный кон-такт с китайскими чиновниками из нан-кинского министерства сельского хозяйства, морского таможенного управления в Циндао, с сотрудниками бюро по экспорту сои в Харбине и служащими «Ассоциации маслозаводов» («Ойл мэ-ньюфэкчери _ ассосиэйшн»). В нанкинском министерстве промышленности Зорге получил годовые сводки производства сои с 1926 по 1930 годы. Регулярно читал он также предоставлявший обширную информацию журнал «Мансли рипорт оф экономик статистике оф Дайрен».

Судя по результатам его журналистского творчества, Зорге уделял особое внимание обстоятельному ознакомлению с такими городами, как Шанхай, Кантон, Дайрен, Харбин, Циндао, Тянъцзинь, Ханькоу, а также с провинциями Хунань, Цзянсу, Шаньдун и Маньчжурией, граничившей с Советским Союзом, Монголией и Кореей.

Находясь в служебных поездках, Зорге пристально изучал и состояние стратеги-чески важных железнодорожных магистралей в Китае с его крайне слаборазвитой сетью транспортных коммуникаций. Так, в январе 1930 года он констатировал, что железнодорожное сообщение с Владивостоком прервано в связи с китайско-советским конфликтом. В январе 1931 года он писал о «парализованной магистрали Пекин-Ханькоу».

В начале мая 1930 года Зорге на шесть месяцев уезжает в Кантон и южнокитайские провинции, где уже начали зарождаться первые ростки сопротивления режиму Чан Кайши, год спустя вылившиеся в мощную волну протеста. Из Кантона, кроме того, можно было лучше наблюдать за политикой Великобритании в Китае, проводившейся через ее коронную колонию Гонконг.

Если расположить газетные публикации Зорге по времени и месту их написания, становится видно, насколько хорошо ему удавалось использовать естественное любопытство репортера в качестве прикрытия собственно разведывательной де-ятельности. Вот один пример: в первой половине тридцатых годов Германия занимала ведущее место в китайском экспорте арахиса, который шел на производство ценного масла. Наиболее обширные плантации этой культуры находились в провинции Хэнань. Зорге отправился туда и вскоре поведал читателям «Дойче гетрайде-цайтунг» о «дешевом труде китайских рабочих», требовал для них «освобождения от притеснений военных и налогового ведомства» и в итоге высказывался «против военных операций, без конца опустошающих страну, как это было совсем недавно в районах возделывания земляного ореха в провинциях Хэнань и Цзянсу». В провинции Хэнань уже в то время существовал район, контролируемый революционными войсками китайских рабочих и крестьян. Под предлогом профессиональной необходимости Зорге мог на месте определить количество перебрасываемых реакционным нанкинским правительством войск и их концентрацию - короче, все, что предпринимали чанкайшисты для уничтожения коммунистов в этой провинции.

Другой пример. 18 сентября 1931 года весь мир облетела тревожная весть: японская армия вторглась в Северо-Восточный Китай! Определенно не случайно Зорге еще совсем недавно зондировал эти районы как наиболее вероятные места развертывания будущих военных конфликтов. Официально же он ездил на расположенные вдоль Китайско-Восточной железной дороги маслобойни, где соевые бобы перерабатывались в масло и жмых; его репортаж об этом был помещен в «Дойче гетрайде-цайтунг» 11 сентября 1931 года.

Расстояние, покрытое Зорге во время его поездок по Китаю, составляет в общей сложности около десяти тысяч километров: по железной дороге, в автомобиле, на самолете или верхом. Маршруты своих путешествий он тщательно отмечал на карте, висевшей на стене его рабочего кабинета, важные данные заносил в картотеку.