В том, что Зорге по заданию партии часто совершал длительные поездки, не было ничего, что могло бы показаться подозрительным. Он занимал штатное место преподавателя во Франкфуртском институте социологии, кстати, все еще находившемся в стадии формирования; свободным от лекций временем он мог распоряжаться по своему усмотрению.

Совместно с Феликсом Вайлем и его состоятельным отцом Германом Вайлем профессор Герлах и доктор Зорге еще в 1922 году основали общество социологических исследований, представлявшее интересы уже упоминавшегося института. Впервые в его планах учебной и исследовательской работы значилось изучение социализма и рабочего движения. Институт был присоединен к Франкфуртскому университету; на пост его директора намечалась кандидатура профессора Герлаха, однако незадолго до вступления в должность он скоропостижно скончался в 1923 году. Еще раньше Рихард Зорге и его жена по настоянию и рекомендации Герлаха получили места штатных сотрудников института.

О начале их деятельности, о бурных годах, проведенных во Франкфурте-на-Майне, д-р Кристиана Зорге вспоминала в следующих словах: «Я тоже работала в институте социологии. В парке возле особняка какого-то франкфуртского патриция нам, несмотря на инфляцию и трудности с жильем, удалось отыскать пустующую конюшню с жилыми помещениями для конюхов. Мы переделали все это в оригинальный летний домик; один из друзей, художник, выкрасил в нем комнаты: одну в красный, другую в желтый, а третью в голубой цвет. Марксизм Ики, к счастью, не исповедовал аскетизм и бедность, хотя у него никогда не было стремления ни к деньгам, ни к имуществу ...Он любил глубокую русскую печаль, был отзывчивым, но без сентиментальности, помогал коллегам в трудные дни и с жаром писал о пролетариях. Разумеется, он приводил с собой гостей из числа коллег по работе в редакции: они выпивали, много курили ... Он любил кошек и собак и играл с ними, как мальчишка ... Не будучи особо разборчивым в еде он, тем не менее, с удовольствием готовил. Его меню было не очень обширным, однако, определенно больше моего... Если блин разваливался, он мрачнел, его не утешало даже, если я называла бесформенное произведение его кулинарного искусства королевским блюдом...

По вечерам у нас собирались художники, музыканты и литераторы, из которых иные были уже признанными мастерами или же стали таковыми впоследствии - Хиндемит, Георг Грос, Дрёммер ... В это же время у, нас впервые появились русские. Вспоминаю себя сидящей на нашей лиловой софе и грызущей орехи, которые они принесли с собой ...».

Композитор Пауль Хиндемит, ученик Арнольда Мендельсона, в то время был концертмейстером франкфуртской оперы; впоследствии он стал в Берлине профессором, дирижером с мировым именем, ярким представителем буржуазного музыкального искусства XX века. Георга Гроса, вступившего, как и Рихард Зорге, в Коммунистическую партию вскоре после ее основания, друзья уважительно именовали «Домье или Гойей современности»; в своих картинах и рисунках он изобличал преступную сущность правящего класса.

Кто же были эти русские, о которых лишь вскользь упоминает жена Рихарда Зорге?

В 1923 году, например, у Зорге побывал директор Московского института Маркса и Энгельса Д. Б. Рязанов. Он занимался в Германии поисками и изучением документов 1-го Интернационала и, в частности, оригиналов писем Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Рязанов обратился к Зорге за помощью, так как предполагал, что в архиве его знаменитого двоюродного деда Фридриха Адольфа Зорге должны были сохраниться письма к нему обоих великих основоположников международного рабочего движения.

В том же году во Франкфурте-на-Майне побывала и делегация представителей Исполкома Коммунистического Интернационала,, среди которых находились Отто Куусинен, Соломон Лозовский, Дмитрий Мануильский и Осип Пятницкий.

Советские товарищи прибыли для участия в работе 9-го съезда КПГ, который проходил нелегально с 7 по 10 апреля 1924 года в Оффенбахе и Франкфурте-на-Майне. Невзирая на то, что КПГ вновь официально получила легальный статус, об активной открытой работе не приходилось и думать: охота за коммунистами велась по-прежнему. Хотя военное положение и было отменено в феврале, чрезвычайное положение в отношении гражданских лиц сохранялось до конца октября. Были объявлены вне закона пролетарские вооруженные отряды, а также заводские комитеты, демонстрации и собрания.

Как внешние условия, так и ситуация внутри самой партии являлись крайне сложными; приходилось считаться со многими факторами.

Время проведения съезда было выбрано не случайно: во Франкфурте как раз проводилась крупная международная выставка прессы, привлекшая обширный интерес; в городе было полно приезжих. По соображениям безопасности место и время проведения съезда несколько раз менялись. Списки делегатов от 28 округов, а также членов Коммунистического Интернационала, Красного Интернационала профсоюзов и Интернационала молодежи, представителей братских коммунистических партий Польши, Швейцарии и Голландии держались в строгом секрете, равно как и списки выступающих.

Об этом в отчетных документах съезда говорилось: «К сожалению, имена ораторов не могли быть зафиксированы в протоколе, поскольку существуют не только приказы об аресте всех руководящих товарищей, но и верховным прокурором рейха готовится грандиозный процесс против всего партийного руководства, и мы не хотели бы стать невольными помощниками законников в их нечистоплотных делах».

На партийном съезде развернулось обсуждение животрепещущих проблем: как продолжать классовую борьбу в изменившихся условиях, что противопоставить террору и репрессиям буржуазии. По вопросам партийной работы в массах разгорелась бурная дискуссия. Эрнст Тельман и Вильгельм Пик выступили против левых и правых уклонистов в защиту ленинских принципов единства партии. Их поддержали Куусинен, Лозовский и Мануильский, обосновавшие и отстаивавшие в своих выступлениях генеральную линию Коммунистического Интернационала.

В заключительной части принятой 9-ым съездом КПГ программы говорилось: «Съезд партии извлек уроки из октябрьского поражения... Довольно сокрушаться по поводу упущенных возможностей и сданных позиций. Рабочий класс Германии идет по пути пролетарской революции, и этот путь пролегает через победы и поражения. Рабочий класс Германии невозможно победить раз ,и навсегда».

Доктор Зорге был не только делегатом съезда, он отвечал еще и за безопасность советской делегации. Задача была непростой: необходимо было позаботиться о неприметной, одежде, о надежной квартире и хорошем питании, о том, чтобы гости могли беспрепятственно изучать материалы и протоколы съезда, вести дискуссии с товарищами и записывать свои мысли. Днем и ночью необходимо было укрывать их от глаз шпиков и полиции, располагавшей во Франкфурте обширным штатом сотрудников. Несколько раз гости ночевали у Зорге: его квартира особенно хорошо подходила для этого, потому что соседи давно уже перестали обращать внимание на гостей, во множестве посещавших их дом, и на его допоздна светящиеся окна. Жена Зорге без лишних слов взяла на себя заботу о советских товарищах. Сам Рихард часто по ночам прогуливался со своей овчаркой вокруг дома: ничье чрезмерное любопытство не должно было потревожить гостей.

Советским товарищам пришелся по душе немецкий коммунист Зорге. Центральный комитет КПГ также рекомендовал его наилучшим образом. После нескольких продолжительных бесед гости предложили Рихарду Зорге поехать в Москву, где его способности и опыт могли бы пригодиться для работы в Коммунистическом Интернационале. Дмитрий Мануильский выразил готовность дать ему в Москве рекомендацию для вступления в партию. Для Зорге это было одновременно и признанием его заслуг, и большой честью. Он попросил несколько дней на обдумывание столь важного шага, чтобы посоветоваться с партийным руководством и с Кристианой. Жена Зорге рассказывала: «Полгода спустя Ика спросил меня, поеду ли я с ним в Россию. «Не колеблясь ни секунды я сказала «да». Пришлось уладить много дел, сдать внаем квартиру, получить паспорта, приобрести соответствующую одежду. И вот уже одним октябрьским днем поезд мчал нас в Россию. Мы пересекли несколько границ, всюду проходя таможенный досмотр; все обошлось без сложностей. Однажды утром мне сказали, что мы едем по русской земле ... Вскоре мы прибыли в Москву ...».