Хатыня гарэла, а сонца цьмянае-цьыянае ад дыму стала...
   Юлия Антоновна Красовская,
   жившая на хуторе близ Хатыни

   После дождей и гроз быстро пошли в рост посевы.
   И куда ни кинешь взор - повсюду стеной стоят, лениво колышутся на легком ветру хлеба. "Скоро урожай снимать",- так думает каждый, проходя по выбитой, будто каменной, стежке, раздвигая руками нависшие над нею колосья. А в колхозной кузнице уже стоит веселый перезвон. Вот и кукушка подавилась колосом: не слышно ее призывной песни в сосновом бору. А это значит - ячмень выплывает. А за ним и рожь выплывет, потом покрасуется, нальется и к концу июля поспеет. Вот и снимай тогда урожай. Июньская теплынь нежной истомой заливает поля, небо, леса, сады, она просачивается в хаты, заполняя все вокруг радостным предчувствием. Скоро день, когда солнце не захочет уходить с небосклона, а закатившись, поспешит выглянуть вновь,- это самый длинный день и самая короткая ночь на Ивана Купалу, когда справляют праздник начала жатвы. И хатынцы готовились к празднику. Жизнь шла своим чередом. Но вдруг страшное слово "война" смерчем ворвалось в Хатынь.
   В тот день, когда началась война, Лёкса, ничего не подозревая, играл с мальчишками. Он скакал на одной ноге. И все из-за Антошки. Надо ж было ему такую загадку загадать: лягушка квачет, овес скачет - что это значит? Попробуй отгадай, если не знаешь. А тут и отгадывать было нечего. Отгадка очень проста: как только заквакает лягушка, значит, пора пришла овес сеять. Будто Лёкса не знал, что овес в апреле сеют! А значит, и лягушки в апреле квакать начинают. Знал! Да ведь кто ж так загадывает? Овес скачет! Овес не может скакать. А вот Лёксе пришлось. Да еще на одной ноге. Ну, ясное дело. Раз проспорил, так и скачи, как цапля, от колхозного гумна до конца деревни. Хлопцы бежали следом и хором, стараясь попасть в такт Лексиной скачке, квакали. Громче всех квакал Антошка. Это было очень смешно и мешало прыгать. Увидя такое нелепое и веселое шествие, удивленные собаки бежали следом, громко лая и визжа от восторга. Все же Лёкса доскакал до лесного пригорка, где кончалась деревня. И вдруг появился Антошкин отец. Он ехал на велосипеде со стороны Мокряди - видать, из правления колхоза. Лицо у бригадира было мрачное. Поравнявшись с ребятней, Савелий притормозил велосипед и минуты две молча и задумчиво смотрел на загорелые возбужденные лица. Потом как-то странно обвел всех пристальным взглядом и заговорил медленно и тихо:
   - Ну, вот и все. Напрыгались. По домам идите. Скажите матерям... пусть запасы делают... Война!..
   В тот же день в колхозном клубе собрались крестьяне всех трех бригад, чтобы обсудить страшное событие. После собрания Савелий и другие мужики поспешили в военкомат. А через день-другой ушли на фронт. И пошло плести паутину от хаты до хаты страшное слово "война", как тарантул, которого еще не видно, но он уже где-то здесь и притаился, чтобы наброситься на свою добычу. Знали хатынцы, что паук-кровосос поблизости. И оттого, что знали, жизнь их стала безрадостной, они всего боялись, говорили вполголоса, будто тарантул вот-вот выскочит и вонзит свои ядовитые коготки в беззащитных людей. И все же теплилась надежда: авось минет их война? Кто знает? Радио молчит, и вестей никаких ниоткуда нет.
   Мальчишкам не верилось: жили-жили, про войну только в книжках читали и вдруг на тебе - война! Настоящая! Вот здорово! Конечно, свой восторг приходилось от родителей скрывать, чтоб не заработать тумака или подзатыльника.
   Пока все тихо было. Но тревожные вести все чаще доходили до селян. То один город немец взял, то другой, и Минск уже захватил. А вот они, хатынцы, хотя и жили недалеко от Минска, но в лесу и вдали от шоссейных дорог еще ни одного живого немца не видели. А войне уже немалый срок был. Будто и впрямь стороной обходит их, не трогает война.
   - А какие они, немцы? - спрашивали дети. И тут же сами наперебой рассказывали друг другу со слов взрослых, какие немцы страшные дела творят, еще от себя добавляли. Получалось, что враги похожи на чудовища.
   И все же какие они, немцы?