Маленький Киркенес — зажатый в ущелье городок — был мертв. Опустели уютные, теперь разбитые и как бы выпотрошенные одноэтажные домики. Только и видно с улицы, как уныло свисает запыленный абажур, или покосилась картина в бронзовой раме, или потолочная перекладина уперлась в крышку рояля.

Гитлеровские молодчики, отступая, уничтожали чужие жилища, которые долгое время считали своими.

Для ночлега штаб советской части нашел лишь сборный барак на окраине города. Он стоял у тупичка узкоколейки и был, наверное, временным пристанищем рабочих. Рядом лежали горки привозного угля. Уголь горел, и дрожащее зарево расходилось веером в ночи.

За полночь стихло в бараке. Офицеры и солдаты улеглись на нары.; Чтобы отдохнуть после трудных суток наступления. Бодрствовали лишь двое: дежурные в отсеке и усатый часовой у входа в барак.

Через час над толевой крышей барака зловеще, со свистом просвистел снаряд, потом другой, третий, от взрывов задрожали нары, комья горящего угля взметнулись вверх, как гигантский фейерверк. Люди, привыкшие к военным невзгодам, проснулись, повернулись на другой бок и снова заснули, так как обстрел внезапно прекратился.

Однако свистящее шипение снарядов вскоре повторилось, хрястнул и шумно упал телеграфный столб.

Командир встал, накинул шинель и спросил дежурного:

— В чем дело, капитан Дементьев, а?

— Стреляют с корабля бронебойными, товарищ полковник.

Фашисты покидали норвежский материк, удирали морем и теперь из корабельных орудий швыряли запасы своих снарядов.

— А почему, капитан, им захотелось стрелять именно сюда, нам под бок? Они что же — любуются, как взлетает вот этот красный уголь? Как там часовой? — беспокойно спросил вдруг полковник.

И тут же за бараком раздался сухой одиночный выстрел из автомата. Вызов? Командир и дежурный поспешили к выходу. Девочка лет двенадцати с растрепанными волосами, в легком свитере уцепилась за полу шинели часового и, упираясь, тащила его куда-то за собой. Она запальчиво что-то говорила на своем языке, вставляя невесть откуда взятые ею два русских слова:

— Рузький идьи... рузький идьи...

Подняли переводчика.

Оказалось, что косматая норвежская девочка требовала немедленно идти с ней к отцу. Это он разбудил ее в будке и прислал сюда. Отец-то обходчик и когда пошел по путям, то у мостика увидал чужого дядю. Отец караулит его и ждет русского. Скорее...

«Чужой дядя» пробовал бежать, бросив рацию и другое имущество разведчика. Он-то и корректировал обстрел.

Около барака, при багровом отсвете переливающего огнями угля, штабные офицеры чествовали норвежского путевого обходчика и его косматую дочку. Ее поднимали на руки, целовали, оделяли подарками.

Впереди послышались отдаленные выстрелы: наши подразделения очищали берег. Была еще ночь и командир, приложив к чуть наклоненной голове ладонь, сказал:

— Товарищи, досыпать.

Девочка кивнула головой и звонко воскликнула:

— Здряствуй!..

Все невольно улыбнулись. Дочь норвежского обходчика пока еще не знает, какими русскими словами надо пожелать спокойной ночи.