Мы с Люсей скакали во дворе через скакалку, а немец вдруг зачал бомбардировать. Он зачал кидать бомбы с часами. Я видела, как одна бомба лежала перед домком. Лежит спокойно, а потом вдруг и домка нету.

Вот сегодня зачал бомбардировать, а завтра нам казали: немец уже не далеко от нас. Мы как услышали, что немец придёт, то мы, и соседи, скорее злапали детей маленьких и бежали поглубже в российские границы.

Мы немца уже видели в 39-м году, когда он взял ключ и всех выгонял из квартиры: «Идите, куда схочете, это не наше дело».

Мы с мамой и другие соседи крылися в лесах под деревьями. В домки крыться было нельзя, бо он всё кидал в домки бомбы. Мы когда бежали, то по лошакам мертвым и по людям мертвым шли. Ночью мы шли, а днём крылися. Там на мохе лежала одна девочка, так у неё руки и ноги и пальцы — всё было отдельно. Вот тут девочка, а вот тут нога, а вот тут палец.

А другую девочку немец вбил из пулемёта, так мы её знали. Геничка, у ней волосы были очень белые. Она в соседнем домке жила. Мама ей казала: «Мы тоже будем бежать, Геня, мы пойдём бежать». А она кажет: «Нет, мама, я здесь останусь, я буду умирать на своей кроватке». Мама кажет: «Как! Твоя мама бежит, и сестрёнка бежит — и ты тоже будешь бежать». Но мама за руку её не взяла, и она вперёд бежала сама. Мама несла маленького ребёнка на руке. А тут немец начал бомбардировать с пулемётами и эту девочку вбил в голову. Из уха, из носа кровь. Волосы были белые, а стали красные с кровью. И уже не жива. Мама идёт, видит: Геничка уже не жива.

Так мы бежим и кроемся, бежим и кроемся. Ставишь ножку, так смотришь, чтобы на мёртвого не наступить. Из бомб, из пулемётов вбивали. Мы легли под деревьями, и видно было, как немец с аэропланов шпионов спускал. И танки спускал. Танки не целиком, а частями. А потом эти шпионы скорее, скорее, делают танки целые. Тогда мама нам кажет: «Скорее, скорее, скорее, дети, бежим!»

А у кого слабое сердце, те злякались и упали на землю.