ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ ГЛАВА

   Кольку-цыгана и Володьку Рыбакова никто не собирался арестовывать. Полицейские о них не знали. Ребята могли бы еще долго оставаться на свободе и даже выполнять задания партизан. Но им ужасно не повезло. Их схватили случайно, даже не подозревая, что они являются членами подпольной комсомольской группы. Вернее всего, на них вообще не обратили бы внимания, если бы Володька и Колька сами не открыли пальбу и не ранили двух полицаев...
   ...Простившись с сестрами, Авдеев с трудом нашел дорогу к берегу. Он долго плутал в лесу и в конце концов едва не свалился с обрыва в воду. Этим объясняется то, что Шура и Тоня, возвращаясь в город, нашли, лодку на старом месте. Николаю пришлось добираться вплавь.
   Одежда тянула на дно. Он в темноте плохо видел. Вместо того чтобы плыть по прямой, свернул в сторону и, когда, наконец, нащупал ногами дно, был совсем без сил. Он снял одежду и обувь, кое-как выжал и снова надел. Пистолет, выданный Антиповым, лежал в клеенчатом мешочке, на груди, и не промок.
   Авдеев уже неплохо знал город и проходными дворами направился к Алешкиному дому, чтобы доложить об успешном выполнении задания. Он бесшумно перелез через забор, но застыл, прижавшись к земле, потому что увидел, как с крыльца, топая сапогами, спускался отряд полицейских. Несколько человек волокли за руки Алешу, Женю и Анатолия. Ребята отчаянно отбивались, только Шумов шел спокойно, чуть наклонив светловолосую голову. На улице он обернулся и крикнул:
   - Не беспокойся за меня, бача! Это ошибка! Утром я вернусь!
   Полицейский стукнул его кулаком по шее. Алеша споткнулся, но удержался на ногах и гневно сказал:
   - Не смейте ко мне прикасаться!
   Когда они скрылись, Колька встал на ноги. Его трясло, но не от холода, а от горя. Мокрая одежда прилипла к телу. Он выбежал на улицу, остановился. Ему не были известны адреса других членов организации. Коля не знал, куда идти, и растерялся. Арест ребят так его ошеломил, что он без всякой цели отправился в центр города со смутной мыслью, что там встретит кого-нибудь из своих. Авдеев, возможно, в тот же вечер наткнулся бы на полицейского и был арестован, но, на свое счастье, повстречался с Володькой. А может быть, и на несчастье. Сейчас решить трудно.
   Володька сидел на скамейке возле дома и с тревогой прислушивался к выстрелам. Он догадывался, что ребята выполняют трудное задание, и волновался, слыша беспорядочную стрельбу. Колька Авдеев медленно прошел мимо. Володька, обладавший кошачьим зрением, узнал цыгана, которого видел в доме у Хатимовых первого мая. "У него я что-нибудь узнаю!" - подумал Рыбаков. Он догнал Кольку и поздоровался.
   Цыган тоже узнал Володю. Он очень обрадовался и долго не мог вымолвить ни слова. Наконец, рассказал об аресте ребят. Рыбаков ахнул:
   - Не может быть!
   - Я сам видел! -опустил голову Авдеев. Володька потащил Кольку в дом.
   - Тебе же негде ночевать! - сказал он тоном, не терпящим возражений. - И потом на рассвете мы пойдем в отряд!
   - Как в отряд? - удивился Колька. - Разве ты знаешь дорогу?
   - Найдем! - решительно ответил Рыбаков. - Что ж, по-твоему, так и пропадать ребятам? Выручать надо!.. Партизаны скажут, что делать!
   Мать Володи ничего не сказала сыну.
   Она давно догадывалась, что у него имеются тайные дела, о которых он не говорит. Молча постелив гостю постель, она вернулась к кроватке дочери и принялась укачивать, напевая песенку. Двухлетняя Леночка болела гриппом и капризничала.
   Но ребята так и не уснули. До рассвета шептались, сидя на диване, а утром потихоньку оделись, взяли оружие и отправились в лес.
   Переплыв через реку, они углубились в чащу. Володя храбро шел впереди. Он не выбирал направления, заявив товарищу, что партизаны сами их увидят и остановят. Колька был на все согласен.
   Они пробродили до самого вечера, разумеется, никого не нашли и, едва не заблудившись, вернулись в город. Не дотронувшись до ужина, они повалились на диван и уснули... В середине ночи, как показалось Рыбакову, в дверь раздался стук. Он вскочил одновременно с матерью и схватил из-под подушки пистолет. Мать изумленно и испуганно посмотрела на него и громко спросила:
   - Кто там?
   - Полиция!-последовал ответ. - Открывайте! Володька растолкал Авдеева:
   - Это за нами! Бежать надо! Ты прыгай в окно, а я попробую их задержать! Мама, уйди, пожалуйста, в другую комнату, а то они могут тебя убить!
   Женщина отшатнулась, хотела что-то сказать, но сын нетерпеливо махнул рукой, и она подчинилась. В дверь стучали прикладами. Одна из досок раскололась. Володька поднял пистолет.
   Между тем не нужно было этого делать. Вероятно, все и так бы обошлось и их с Колькой не тронули. Он ошибся. Полицейские пришли вовсе не за ним. Ни Володька, ни тем более Колька их не интересовали. Им была нужна Анна Григорьевна, и то лишь для того, чтобы произвести обыск. Именно такой приказ получили они от Дорошева.
   Начальник полиции не без оснований пришел к выводу, что если имеется связь между партизанским отрядом и городом, то осуществляется она в первую очередь через оставшихся в Любимове родственников. Как раз в этот вечер - потому что был еще вечер, а не ночь - Дорошев и решил проверить некоторые семьи, бывшие на учете как партизанские. В отношении семьи Рыбакова подозрения были слабые, считалось, что муж Анны Григорьевны эвакуировался вместе с заводом, полицейские, вероятно, сделали бы поверхностный обыск и ушли. А может быть, и нет. Может быть, им показался бы подозрительным Колька-цыган, и из-за него они арестовали бы всю семью. Трудно угадать, как развивались события, если бы Володька сидел спокойно и спрятал подальше пистолет... Но он был уверен, что полицаи пришли именно за ним, и не собирался сдаваться без боя!
   - Прыгай! - шепнул он Кольке, и едва тот успел распахнуть рамы, как дверь треснула и сорвалась с петель. Ввалились несколько полицейских. Рыбаков, зажмурившись, нажал курок. Пистолет в руке дернулся, комната окуталась дымом. Володька выстрелил еще раз, услышал стон. Налетевшие полицаи с руганью отобрали оружие. Кто-то ударил его в ухо, схватил за шиворот, приподнял и еще раз ударил в зубы. Рот Володи наполнился соленой кровью. Но он не застонал. Только когда увидел мать, которую двое полицаев выводили из другой комнаты, прикусил губы. Анна Григорьевна при- жимала к груди девочку. Лицо матери было бледным, как стена.
   По дому летали бумаги, пух из вспоротых подушек. Полицейские перевернули все вверх дном, полезли на чердак и нашли одну магнитную мину и около сотни патронов к пистолету ТТ. Спустившись оттуда, полицейский, руководивший обыском, зловеще сказал:
   - Ого, да мы напали на серьезную птицу! Ты не приятель будешь тем, кого вчера ночью забрали?
   Анну Григорьевну и Володьку вывели во двор. Здесь Рыбаков увидел Авдеева, который стоял, понурившись, между полицейскими. Одежда его была порвана, лицо окровавлено. Он исподлобья взглянул на Володьку и опустил голову.
   - Эх!-не выдержал Рыбаков и с досадой махнул рукой. - Что же ты, Коля!.. - В этот момент его сзади ударили прикладом. Он споткнулся и полетел вперед, еле удержавшись на ногах.
   Полицейские с руганью вывели арестованных на улицу. Они были обозлены тем, что два их товарища ранены, и всю дорогу награждали Володьку и Колю затрещинами. Рыбаков не оставался в долгу и громко ругал полицейских, называл их "гадами", "продажными шкурами" и обещал, что все они скоро будут болтаться на виселицах. Если бы он был постарше, рассвирепевшие конвоиры, вернее всего, не довели бы его до полиции, а пристрелили по дороге. Но им, пожилым и семейным, было неловко у всех на глазах сводить счеты с пятнадцатилетним маль- чишкой...
   Не сажая в камеру, Рыбакова и Авдеева доставили прямо к Иванцову.
   Обер-лейтенант не спал всю ночь, весь день допрашивал задержанных, был распален криками своих жертв и доведен до бешенства упорством комсомольцев, не желавших отвечать на вопросы, несмотря на то, что их беспощадно избивали.
   Он подошел к немного оробевшим Володьке и Коле и долго рассматривал их, прищурив покрасневшие глаза. Затем тихо и как будто нехотя спросил:
   - Подпольщики?
   - Что вы, господин офицер! - бойко ответил Володя. - Мы знать ничего не знаем. А я, например, еще несовершеннолетний!..
   - Ну, а ты что скажешь?- обратился Иванцов к Авдееву. Тот хмуро посмотрел на него единственным глазом и буркнул:
   - Я цыган! Разве не видишь? Хочешь спляшу?
   - Хорошо! Вы у меня попляшете! - тихо пообещал следователь и кивнул Федьке.- Увести!
   Иванцов попытался допросить женщину, но Анна Григорьевна была в полуобморочном состоянии и только всхлипывала, судорожно прижимая к себе испуганную девочку. Так как все камеры были заняты, Рыбакову с ребенком отвели туда, где сидели девушки.
   Анна Григорьевна опустилась на нары. Лида тотчас же взяла у нее ребенка и стала укачивать. Шура обняла женщину, напоила водой, успокоила. Придя в себя, Рыбакова рассказала о том, что случилось...
   Между тем Володю и Колю втолкнули в крохотный чулан без окна. Здесь раньше была уборная, но канализация в городе давно не работала, пол залили цементом, и получилась квадратная сырая камера, где с трудом могли поместиться двое. Лечь было уже негде. Когда захлопнулась дверь и лязгнул замок, Володька приуныл, но чтобы не показать страха, бесшабашно засмеялся и хлопнул Авдеева по плечу:
   - Ничего, брат! Главное, духом не падай!
   Он запел какую-то песню, но оборвал на полуслове и принялся колотить в дверь ногами, крича:
   - Эй, вы! Воды дайте! Воды-ы!-Пить ему не хотелось, но Володька не мог усидеть на месте. Впервые попав в такую обстановку, он томился. Щеки его пылали. Никто не откликнулся на стук, и постепенно Рыбаков успокоился. Сел на пол, скрестил ноги и нахмурился. А Колька вдруг грустно сказал:
   - Не везет тебе, цыган! Хотел в школу попасть, попал в тюрьму!
   - Ничего! Здесь нас с тобой всем наукам обучат! - зло уронил Володя.
   Медленно текли часы. Ребята ходили, сталкиваясь в тесной камере, сидели, даже пытались вздремнуть, но им удалось лишь ненадолго забыться. Быстро затекали руки и ноги.
   Воздух стал спертым, лица Володи и Коли покры- лись липким потом, в то же время они замерзли. Сырость проникала, казалось, в самую душу. Когда загремел замок, Рыбаков даже обрадовался. Но полицейский не обратил на него внимания.
   - Пошли!-сказал Авдееву. Тот посмотрел на Рыбакова и заметно побледнел, но не сказал ни слова и вышел из камеры.
   Он не возвращался очень долго. Володька стал волноваться. Он уже почти смирился с тем, что теперь ему придется быть в одиночестве, но тут в коридоре затопали шаги.
   Володя подскочил к двери. Полицейские неловко топтались перед камерой и почему-то не входили.
   Грохнул замок, Володька увидел чьи-то ноги, высоко плывшие по воздуху. Ноги были обуты в знакомые стоптанные сапоги. Полицаи на руках внесли в камеру неподвижного Авдеева и бросили на пол. Он упал. Его голова громко стукнулась о цемент. Когда дверь закрылась, Володька кинулся к товарищу, осторожно дотронулся до плеча. Плечо оказалось горячим и мягким. "Жив!" - вслух сказал Володя и заплакал.
   Стараясь не смотреть на обезображенное лицо друга, уложил его поудобнее. Колька пошевелился, открыл глаза, с трудом разлепил вспухшие губы.
   - Коля, тебе больно? - спросил Рыбаков и погладил цыгана по жестким черным волосам. - Тебе очень больно, Коля?
   - Очень!-с натугой ответил Авдеев и застонал.- Понимаешь! Они меня... Топтали ногами!.. По груди... И по спине тоже. Спрашивали, кого я знаю из организации... Я кричал, шибко кричал!.. Легче, когда сильно кричишь... Расстреляют нас всех, Володя!
   Он говорил, делая длинные паузы между словами и облизывая сухие губы, на которых запеклась кровь.
   - Расстреляют?-недоверчиво переспросил Рыбаков.- Когда? Откуда ты знаешь?
   Цыган долго молчал:
   - Завтра на рассвете!.. Ох, тяжко! Дышать... нечем... Когда допрашивали, немец приехал. Наверно, комендант... Сказал Иванцову... Чтобы всех комсомольцев... Понимаешь? Всех до одного...
   Он умолк и закрыл глаза.
   - Да нет, не может быть, чтобы всех! - беспомощно сказал Володька. - Ты не бойся, Коля! Они же про тебя ничего не знают. Ну, совершенно ничего. Вот я - другое дело. Меня они, конечно, не помилуют. А ты скажи, что просто попросился ко мне переночевать. И все! Ты слышишь меня, Коля?
   Авдеев кивнул, не открывая глаз, и тихонько погладил Володю по руке. От этого ласкового прикосновения Рыбакову стало страшно. Он, вдруг ясно понял, что утешать Николая не нужно и не нужно обманывать себя. Живыми никто из них отсюда не выйдет. И Володьке стало очень жалко себя. Он представил, как его поведут на расстрел, поставят к стенке, завяжут глаза, и он будет стоять и ждать. А потом грянет залп, и сразу все исчезнет. Все, все! Наступит черный мрак навсегда!..
   Нет, нет! В это Володя не мог поверить. Умом он понимал, что надежды нет никакой, но все его существо восставало против смерти. Не может быть, чтобы через несколько часов он перестал жить! Вот его руки - тонкие, но крепкие, покрытые ровным коричневым загаром, - неужели они станут ледяными и навеки неподвижными?.. Нет, его не убьют! В глубине сознания созрела твердая уверенность, что случится чудо и он останется жив. Володя не знал, какое чудо может произойти, и хорошо понимал, что чудес не бывает, но все-таки верил в спасение.
   Теперь ему казалось, что часы бегут слишком быстро. Вот только что они выпили кипяток и съели по куску хлеба, а уже полицейский принес две миски с прозрачной похлебкой. Не успел Володька оглянуться, как лампочка покраснела, мигнула несколько раз и погасла. Это означало, что движок, от которого питается электросеть, прекратил работу. Уже ночь. А утром их поведут на расстрел!.. И ничего, ничего не произошло за эти короткие часы!..
   Рыбаков решил, что будет бодрствовать. Разве можно уснуть в последнюю ночь перед расстрелом? Но через несколько минут после того как погас свет, он уже спал.
   Пятнадцатилетний мальчуган с упрямым подбородком и узкими плечами, он лежал на полу в неудобной позе, подтянув колени к подбородку, скорчившись, и посапывал носом так безмятежно, словно был дома, в постели.
   Вздрогнув, он проснулся. В коридоре гремели замки, топали сапоги, слышались голоса. Горел свет. Володе снилось что-то хорошее. Щеки раскраснелись, а губы были влажные от слюны - так сладко он спал. Страшная действительность не сразу дошла до сознания... Рядом ворочался и тяжело стонал Коля. Рыбаков потормошил его за плечо:
   - Ты слышишь? Кажется, они уже пришли! Цыган сел и посмотрел на дверь. Шаги раздались рядом.
   - Это за нами!-сказал Колька. - Ты не расстраивайся, Володя! Не надо! Не доставляй им, гадам, такого удовольствия!..
   - Я не расстраиваюсь!-ответил Рыбаков, прикусив губы, чтобы не дрожали. Внезапно ему показалось, что в коридоре раздался голос Шумова.
   - Алеша!- стукнул он ногой в дверь.-Алеша, ты здесь? Ты слышишь меня? Это я, Володя! И Коля со мной! И Коля!..
   - Прощайте, ребята! - послышался слабый голос Шумова. - Не сдавайтесь, покажите им!.. - Он не досказал. Наступила томительная тишина. Где-то наверху захлопнулась дверь. Несколько секунд Володя и Коля сидели не шевелясь. Затем Рыбаков прошептал:
   - Его увели. А нас не взяли... Почему нас не взяли, Коля?
   - Наверно, еще не на расстрел! - хрипло ответил цыган и вдруг повалился на спину. Он задыхался от кашля. На губах выступила кровь.
   Прошло несколько часов. Володя уже не прислушивался к тому, что делается в коридоре. Он бегал по камере, задевая плечами за стены и стараясь не толкнуть Авдеева. "Уже, наверно, полдень! - думал Володя. - Почему завтрак не несут?.. Может быть, про нас забыли ? "
   Он по-прежнему твердо верил в чудо! Нет, нет, их не расстреляют! Красная Армия близко! Да, это было бы здорово: вдруг открылась бы дверь, вошли люди с красными звездами на фуражках и сказали:
   - Товарищи! Вы свободны!
   Володя так размечтался, что не услышал шагов. Он опомнился только тогда, когда заскрипели ржавые петли. На пороге стояли два полицая.
   - Собирайся с вещами! - услышал Рыбаков. "С вещами,- подумал он. - Значит, совсем? Но куда?.. Неужели?.." И Володя испугался. Он очень сильно испугался. Ноги точно приросли к полу. Коля, охая и держась за стену, поднялся. Поддерживая его, Рыбаков вышел.
   - А куда нас? - спросил он, и его слабый голос замер, приглушенный каменными сводами.
   - Увидишь!-зловеще ответил полицейский. Больше Володя вопросов не задавал.
   Идти пришлось недалеко. Полицейские вывели их в соседний коридор и втолкнули в камеру более просторную, с двухэтажными нарами, прибитыми к стене, и окном с решеткой, сквозь которую проглядывало чистое утреннее небо.
   На нарах ничком лежал человек. Усадив ослабевшего Кольку на нары, Володя заглянул спящему в лицо.
   - Это же Толька! - громко закричал он. - Толька, да проснись же! Почему ты один? А где ребята?
   Антипов вскочил, ошалело посмотрел на Володьку и зевнул, видимо еще окончательно не проснувшись.
   - Их недавно увели!-ответил он наконец и хотел снова лечь, но, увидев Авдеева, бросился к нему, пожал руку, обнял за плечи, любовно заглянул в глаза.
   - Ах, Коля, Коля! - радостно и одновременно с горечью твердил он.-Как же это ты, а?.. Я-то думал, ты на воле. Выходит, всех наших похватали... Жалко! Вот это, понимаешь, жалко!
   - Ну да, откуда же всех? - буркнул Володя, обиженный тем, что на него Антипов почти не обратил вни- мания. - Всего только человек десять и взяли. А наших в городе, пожалуй, не меньше чем полсотни! Да ты и сам лучше меня знаешь... Ты скажи, Толя, куда же увели Алешу и Женю? Может, еще кто-нибудь был с ними? Или только двоих?
   - Двоих! - грустно ответил Анатолий, вытряхивая из кармана остатки махорки и закручивая цигарку. - Девчата в соседней камере. С ними даже поговорить можно. Голоса хорошо слышно. А Шумова и Лисицына взяли. Велели вещи захватить. Куда, не знаю!
   Антипов закурил и стал деловито осматривать камеру. Он попробовал, хорошо ли держится решетка, постучал по стенам, попытался отломать доску от нар. Володя с удивлением и уважением смотрел на него. Сколько энергии у Тольки! Ведь парня избивали так же, как и цыгана! Вон как вздулось его лицо! Одежда в крови, а в груди, когда он вздыхает, что-то неестественно и жутко клокочет! Откуда только силы берутся? И что он ищет? Может быть, надеется найти лазейку? Рыбаков продолжал следить за товарищем, испытывая неясную надежду. Он такой человек! С ним не пропадешь!..
   Анатолий думал о побеге с того момента, как был арестован. Он шел по улице и оглядывался, соображая, можно ли вырваться и нырнуть в какой-нибудь переулок. Но, словно прочитав его мысли, конвоиры крепко держали Толю за плечи так, что нельзя было пошевелиться. Потом, когда Антипова вызвали в первый раз к Иванцову, он прежде всего посмотрел, далеко ли окно и заперты ли рамы. Но обер-лейтенант перехватил взгляд и положил на стол пистолет. В камере Толя поделился своими планами с Алешей и Женей. Лисицын сразу загорелся и сказал, что они непременно уйдут по дороге, когда их ночью поведут на расстрел.
   - Ведь темно же будет, вы понимаете, ребята! - страстно твердил он, сжимая кулаки и глядя го на Алешу, то на Антипова. - Они нас выведут за город, а мы врассыпную! Конечно, не всем удастся убежать... Но хоть некоторые спасутся! - И по его глазам было видно, что уж он-то рассчитывал уйти от пули!
   Но Шумов, вопреки ожиданию Толи, отнесся к идее побега отрицательно.
   - Откуда ты знаешь, что нас поведут ночью?-негромко спросил он Лисицына. - И что мы окажемся за городом? А если нас убьют здесь, во дворе, среди бела дня? Нет, ребята! Давайте лучше не будем грезить наяву, а подумаем о том, как с достоинством встретить смерть и выдержать все! Я, например, считаю, что с полицейскими вообще не надо разговаривать! Зачем унижаться до разговора с ними? Нужно молчать! Тогда они поймут, что ничего от нас не добьются, и быстрее закончат эту комедию!
   Но Антипов не желал примириться с тем, что придется погибнуть. Он не согласился с Алешей:
   - Нет! Если мы будем так себя вести, они, гады, нам переломают все кости и отобьют внутренности! И мы просто физически не сможем убежать!.. Я считаю, надо хитрить! Тянуть надо, пока возможно, рассказывать какие-нибудь сказки. Помереть мы всегда успеем, а вдруг счастливый случай подвернется!
   - Да, да, Толя! Ты прав! Я с тобой ну вот совершенно согласен! - кивал возбужденный и растерянный Лисицын. - Правда, Алешка! Он дело говорит! Ты напрасно споришь!
   Алеша ласково и сочувственно посмотрел на Лисицына и положил ему руку на плечо.
   - Я не спорю! -тихо сказал он, словно извиняясь. - Поступайте так, как находите нужным.
   Но после того как его второй раз вызвали на допрос, Шумов заговорил иначе. Избитый, он сам спустился по лестнице, оттолкнул полицаев и повалился на нары. Целый час Алешка лежал не шевелясь, не отвечая на вопросы. Затем, глядя в потолок, вздрагивающим, незнакомым голосом сказал:
   - Вот что, ребята. Надо кончать с этим делом!
   - То есть как кончать? - не понял Женька.
   - Очень просто! До сих пор мы отпирались, а теперь надо драться с ними в открытую!
   - Говори, Леша! - подошел Анатолий.
   - Сегодня у меня опять был обыск. На чердаке и в сарае нашли магнитные мины, оружие и патроны. Я прямо заявил этому мерзавцу Иванцову, что являюсь руководителем подпольной комсомольской группы, помогал партизанам и совершал по их заданию диверсии!
   - Почему ты так сделал? - ошеломленно сел на нары Женя. - Ты что, хочешь, чтобы следствие закончилось и они нас сегодня же расстреляли?
   - Да!-неожиданно ответил Шумов. - Я действительно так хочу! И знаешь почему? Чтобы сохранить тех ребят, которые остались на воле! Я понял, что полицаи, кроме нас, никого не знают. Наугад рыскают по городу. А если мы признаемся и возьмем все на себя, они успокоятся. Теперь поняли?
   - Да, я понял! - тяжело ответил Антипов и лег на нары, подложив руки под голову. - Ты в общем-то прав! - добавил он, помолчав. - Надо и о других подумать... Влипли мы. Сами виноваты. А хлопцы пускай работают!.. Только жалко! - отвернулся он к окну. - Я рванул бы отсюда!.. Мне бы еще денька три... Я бы уж точно что-нибудь придумал!
   С этого момента Антипов не заговаривал о побеге. Он вел себя на допросах так же, как Алексей. Издевался над полицейскими, в глаза говорил им, что их всех ждет позорная смерть. Заявлял, что он и не кто иной взорвал электростанцию и церковь.
   - Я еще много кое-чего сделал, да вы не знаете! - усмехаясь, подмигивал он Иванцову и летел в угол от сильного удара по лицу. Выплевывая кровь и осколки зубов, он поднимался, прислонялся к стене и хрипел:
   - Эх, ты! Ударить толком не можешь... Гад! Немцы тебя плохо кормят... - Криво усмехаясь, Толька произносил страшные, необыкновенные ругательства. Полицейские поеживались. Им было не по себе от его проклятий.
   Возвращаясь в камеру, Толя подбодрял Женьку, который молча расхаживал из угла в угол, с осунувшимся, по- темневшим лицом, и глядел на всех отсутствующим взглядом, словно вынашивал какую-то мысль.
   А когда рано утром открылась дверь и Лисицына с Шумовым вытолкнули из камеры, Антипов снова стал думать о побеге. Он не знал, куда повели Алешку и Женю, но у него было предчувствие, что те больше не вернутся. Теперь приходилось самому на себя рассчитывать. И Толя решил, что все, что от него требовалось, он уже сделал, а теперь имеет право подумать и о себе. Собственно, мысль о побеге не оставляла его ни на секунду. Он только как бы отложил ее осуществление. "Теперь, вместе с Колькой цыганом и Володькой будет легче обставить поли- цаев",- думал Анатолий, выламывая из нары доску, которая, наконец, с треском отскочила.
   - Встань к двери, загороди "волчок"! -попросил он Рыбакова и подошел к окну, вставив доску между железными прутьями и пытаясь их разогнуть. Володька с надеждой смотрел на него. Может быть, это и есть то самое чудо, которого он ждал? Но железо не поддавалось. Выругавшись, Толя отбросил доску. Авдеев, следивший за ним, посоветовал:
   - Ты гвоздь, гвоздь оторви. Гвоздем цемент в кирпичах расковыряй, легче будет!..
   - Верно! -обрадовался Антипов и со скрежетом вытащил большой ржавый гвоздь, один из тех, которыми доски прикреплялись к козлам.
   Приподнявшись на цыпочки, он терпеливо царапал кирпичи. Мелкие кусочки цемента с шорохом осыпались. Затем его сменил Рыбаков, а Толя загородил "волчок".
   Так работали по очереди до позднего вечера. Время от времени Антипов вставлял в прутья доску и расшатывал. Наконец ребята увидели, что решетка начинает поддаваться. Если прежде они еще не совсем верили в то, что им удастся убежать, то теперь свобода показалась близкой и доступной. С удвоенными силами Толя и Володька принялись выковыривать цемент. На полу уже белела довольно большая куча мусора... Антипов, чья очередь была стоять у двери, велел Володе прекратить работу и прислушался, прислонившись ухом к "волчку".
   - Ребята! - шепотом сказал он. - Вы заметили, как сегодня весь день тихо? Ни шагов не слышно, ни голосов. И на допрос никого не вызывали! И есть нам не давали. Кажется, будто все полицаи ушли... По-моему, это очень странно. Ты, Володька, погоди, не скрежещи. Я попробую с девчатами потолковать!
   Он выловил из бачка алюминиевую кружку и залез с нею под нары. Там Толя лег на пол, прижал кружку к каменной стене и приложился к ней ухом.
   - Девчата! -громко позвал он. - Вы меня слышите? Коле и Володе казалось, что Антипов разговаривает сам с собой. Но Анатолий отчетливо слышал голоса девушек в кружке, служившей хорошим проводником для звука. Спустя несколько минут он вылез, отряхнулся и сообщил:
   - У них без перемен. Лидка по-прежнему с ними сидит. Тоня говорит, что Лидку три раза вызывали к Иванцову. Два раза быстро возвращалась, а на третий вовсе не пошла. Отказалась. Ее наверху не избивали! Всех били, ее одну нет... Она клянется, что не виновата. Но я девчатам посоветовал ее так отделать, чтобы сама прочь запросилась! Шлюха эдакая! Мы-то ей верили!..
   - Мать моя тоже там? - спросил Володька.
   - А ты полезай под нары, поговори с ней! - предложил Толя. Но Рыбаков нетерпеливо ответил:
   - Некогда! Давай лучше на решетку нажмем!.. А о полицаях нечего думать! Ушли, ну и прекрасно!..
   Они проработали еще полчаса. Им стал помогать Авдеев, который отлежался и чувствовал себя немного лучше. Кирпичи уже шатались. Оставалось еще одно небольшое усилие, и решетка бы уступила... Но в коридоре вдруг захлопали двери, Толя едва успел отскочить от окна. Появился Федька Козлов. За его спиной виднелись еще несколько полицейских.
   - А ну, собирайтесь! - скомандовал Козлов. - Побыстрее! Вещи возьмите!
   - Не успели! - прошептал Володька. В его голосе было отчаяние. Взглянув на Анатолия, он немножко приободрился. Толя спокойно завязывал в узелок вещи: рваную рубашку, недоеденный кусок хлеба. Рыбаков посмотрел на полицейского, пытаясь догадаться, какая участь их ждет. Ему показалось, что Федька ухмыляется. И он совсем успокоился. Нет, не может быть! Это еще не конец! Их, наверное, повезут в другое место. Туда, где находятся Шумов и Лисицын! До завтрашнего дня-то, во всяком случае, они еще доживут! Конечно, доживут!.. А там что-нибудь случится! Обязательно что-нибудь случится!..
   Володька прижался к Антипову, боясь отойти от него, словно тот мог его защитить, и вместе с ним направился к двери. Сзади ковылял цыган. Он тоже, должно быть, не верил, что их расстреляют. Даже слегка улыбался. Но губы у него были совершенно синие, словно он накрасил их чем-нибудь...