ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ ГЛАВА

   Девушки не подозревали, что виновники бомбежки находятся недалеко в лесу. Это были Алеша, Женя Лисицын и Володька Рыбаков.
   ...Когда Афанасий Посылков передал Толе задание штаба, тот пожалел о том, что попросил Шумова и в этот раз направить его в Сукремльский овраг. Поручение показалось Антипову настолько серьезным и ответственным, что, по его мнению, не мешало бы самому Алешке потолковать со связным. Но теперь делать было нечего. Не бежать же в город за Шумовым? Анатолий долго расспрашивал Посылкова о плотине, о том, при каких обстоятельствах потерпели неудачу опытные подрывники. Афанасий рассказал все, что знал. Толя постарался запомнить получше. Потом Посылков предупредил его насчет облавы...
   Зина сидела на пеньке, вытянув натруженные ноги в грубых, наполовину развалившихся кирзовых сапогах, смеете с Посылковым она прошла за сутки около восьмидесяти километров по бездорожью, но если старый опытный партизан чувствовал себя в общем бодро, то девушка окончательно выбилась из сил. И когда Афанасий распрощался с Толей, Зина с трудом встала. Прикусив губы, побледнев, она сделала несколько шагов, но застонала и опустилась на землю.
   - Ох, не могу, дядя Афанасий! -прошептала она, делая попытку встать. - Не знаю, что нынче со мной!.. устала я!..
   - Отдохни! - ответил Посылкой и сурово прибавил: - Все оттого, что портянки не научилась заворачивать. А пора уметь! Я ведь еще раза два с тобой схожу, а там придется одной! Для того и взял тебя товарищ Золотарев в отряд.
   Толе показалось, что Афанасий слишком уж жесток! Он с нежностью смотрел на сморщенное от боли лицо подруги, стесняясь дать волю своим чувствам. Словно прочитав его мысли, Посылков поправил под телогрейкой автомат и молча удалился.
   Зина, улыбаясь сквозь слезы, посмотрела на Анатолия. Много месяцев тому назад они поцеловались и с той поры больше ни разу не оставались наедине. Как часто Зина вспоминала этот робкий, неумелый и горячий поцелуй! Она истосковалась по любимому и сейчас откровенно, не стыдясь, ласкала Толю взглядом. Он сделал шаг к ней, но остановился, растерянный и смущенный.
   - Подойди! - тихо сказала Зина.
   Она приподнялась, протянула руки. Анатолий опустился перед ней на колени. Так они побыли несколько минут, глядя в глаза друг другу, испытывая одновременно и счастье от этой короткой встречи, и горечь, от которой у обоих защемило в груди. Толя задыхался от переполнявшей его нежности.
   - Мой милый!- прошептала Зина.
   Не спуская с нее глаз, Толя заботливо укрыл девушку полой пальто, чтобы не простыла на холодной земле. Зина положила голову ему на плечо, дыхание их смешалось. Они молчали, боясь, что ненужные слова разрушат очарование.
   - Довольно! - прошептала девушка. - Помоги мне встать. Пора!
   - Мы так и не поговорили, Зина! - умоляюще воскликнул Анатолий.
   - Разве? - улыбнулась она. - А мне кажется, я очень много успела тебе сказать! И ты все понял, и ответил так, как я хотела!..
   - Значит, навсегда? - спросил Толя.
   - Навсегда! До самой смерти!--торжественно прошептала девушка. - Только мы никогда не умрем! Мы будем жить вечно! И ты не улыбайся, пожалуйста! Когда ты так беззаботно улыбаешься, я боюсь! Знаешь, Толенька, милый, я в последнее время нервная стала, прямо ненормальная! По ночам не сплю. Все мне чудится, что кто-то из Любимова в отряд прибежал и о вас дурную весть принес! А недавно заснула и так ясно твой голос услышала. Так громко, громко ты меня позвал. И жалобно, как будто больно тебе. Я спросонья вскочила, сердце как сумасшедшее колотится, а это Анин мальчишка плачет-заливается! Орет, как оглашенный, весь лагерь разбудил!.. Ой, Толенька, я совсем забыла, Аня Егорова непременно просила тебе передать, что ты принят в комсомол. Твой испытательный срок кончился!
   - Ох, Зинка!-ошеломленно сказал Анатолий. - Ты не врешь?
   - Дурень! - засмеялась она. - Зачем бы я стала врать?
   - Зинка! - закричал Антипов и подхватил ее на руки. - Мы еще повоюем! Мы им, гадам, душу вытрясем!.. Зинушка, теперь, значит, живем! Ты про свои сны забудь! Глупости! Никакой черт меня не возьмет! А немец тем более! Я живучий!..
   Девушка ласково смотрела на его восторженное лицо.
   - Поставь меня на землю! - попросила она наконец.- Еще уронишь! Пусти, слышишь! - испуганно при- бавила Зина. - Посылков идет!
   Афанасий действительно спускался по тропинке, стараясь не смотреть на молодых людей. Зина смущенно сказала:
   - Простите, дядя Афанасий!
   - Я понимаю! - мягко улыбнулся партизан. - Я, милые мои, все очень даже хорошо понимаю!.. У меня самого семья в городе. Двое детишек. Почти год их не видел...
   Ночью в подвале на Красноармейской улице собрались комсомольцы. Здесь были Алеша Шумов и Женя Лисицын, Толя Антипов сидел рядом с сестрами Хатимовыми. Он бессознательно тянулся к ним, потому что и Тоня и Шура были очень похожи на Зину. Володька Рыбаков был подчеркнуто серьезен, безмерно гордый тем, что ему разрешили присутствовать на таком важном совещании. Рядом с Алешей сидела молодая женщина с бледным торжественным лицом. Никто из ребят ее не знал Это была Лида Вознесенская.
   Она выполнила задание Алексея и поговорила с русскими врачами и сестрами. Лида прежде всего обратилась к Марку Андреевичу Соболю. Улучив момент, когда доктор был в операционной, Лида спросила, до каких пор он собирается работать на немцев, и не кажется ли ему, что честные русские люди обязаны по мере сил бороться с оккупантами. Слова Лиды настолько ошеломили Марка Андреевича, что он не сразу смог ответить. Наконец он сказал:
   - К чему этот вопрос? Что мы с вами можем сделать? Разве только погибнуть?.. Впрочем, если моя смерть принесет кому-нибудь пользу, я готов!..
   - Зачем говорить о смерти! - возразила девушка и удивилась тому, что так свободно держит себя с человеком, которого всегда немножко побаивалась. - Я обращаюсь к вам не только от своего имени. Вы меня пони- маете?
   - Понимаю! - ответил Соболь, с изумлением глядя на скромную медсестру, на его глазах совершенно преобразившуюся. И так давно, очевидно, страдал доктор от той жизни, которую приходилось вести, так часто думал о мести фашистам, что у него вырвалось:-Дорогая вы моя! А ведь я ждал этого!.. Ждал!
   Обняв Лиду за плечи, он доверительно сообщил ей о своих планах. Оказывается, доктор давно размышлял о том, каким образом принять участие в общей борьбе с врагом, но ничего не предпринимал, понимая, что один он бессилен. Теперь у него словно крылья выросли.
   Лида с удивлением смотрела на обычно замкнутого, нелюдимого и неприветливого Соболя, ставшего вдруг сло- воохотливым и общительным. Он сказал, что Лида должна поговорить с фармацевтом Ириной Демченко и фельдшером Никитиной. Они честные советские люди. Вместе надо подумать о том, как организовать передачу боль- шой партии медикаментов в партизанский отряд.
   - То, что вы потихоньку выносите - это капля в море! - сказал Соболь. - Да и рискуете каждый день. Нынче удалось, завтра сошло, а на третий день попаде- тесь и все провалите!
   Но откровенный разговор с Никитиной и Демченко откладывался со дня на день. К ее удивлению и обиде, как Ирина, так и Галя относились к Лиде неприязненно и даже избегали ее. Девушка долго не могла понять, в чем дело. Но однажды случайно услышала, как Демченко бросила вслед:
   - Шлюха полицейская!
   Лида остановилась, словно ее хлестнули кнутом, и низко опустила голову. Теперь-то все стало ясно! Ирине известно, что Лида близка с Иванцовым!.. А тот в ее глазах предатель! Вечером девушка с особенным нетерпением ждала Дмитрия. Но когда он наконец явился во втором часу ночи, Лида почему-то не решилась заговорить об Ирине. Дмитрий, не ужиная, повалился на диван и уснул, а Лида долго сидела, задумчиво глядя на его утомленное лицо, которое за последний месяц постарело, осунулось и приобрело незнакомое, жесткое выражение.
   ...Лида так и не поделилась с Дмитрием, решив, что Иванцов снова не разрешит ей помогать партизанам. "Вот выполню несколько серьезных поручений, тогда все расскажу!- решила она. - Тогда он не будет считать меня слабой девчонкой!" Так Лида объяснила тайное, инстинктивное нежелание открыться Иванцову. У нее просто язык не поворачивался открыть ему тайну, и вот для собственного успокоения Лида придумала это объяснение...
   Она зашла в аптеку, когда Ирина Демченко была одна.
   - Ты можешь мне не верить и подозревать в чем угодно! - решительно заявила Лида, глядя в глаза ошеломленной ее вторжением девушки. - Но выслушать ты должна! Я не шлюха, и полицейский, которого ты имела в виду, вовсе не такой, каким все его считают! Больше я тебе ничего не скажу! Но дело не в нем. Нужны медикаменты. Кроме тебя, никто не имеет к ним доступа. В партизанском отряде раненые и больные лишены даже йода и бинтов! Я все же думаю, что, несмотря на свою подозрительность, ты обдумаешь мои слова! Это не провокация. Я не собираюсь сообщать в полицию о том, что ты сочувствуешь партизанам!
   Лида гордо подняла голову и вышла, а Ирина покраснела, потому что действительно подумала о провокации. Но теперь она уже сомневалась в справедливости тех сплетен, которые до нее дошли. "Пожалуй, Лидка своя девчонка!" - подумала Демченко.
   После разговора с доктором Соболем, встречу с которым Лида устроила в тот же день, Ирина окончательно убедилась, что ей не в шутку, а всерьез предлагают помогать подпольщикам. И так как она давно об этом мечтала, то согласилась с радостью, смущенно извинившись перед Лидой.
   Через несколько дней удалось привлечь на свою сторону и Галину Никитину, сумрачную, неразговорчивую женщину, муж у которой был в Красной Армии. Никитину так и не удалось убедить, что Лида честная женщина. Галина по-прежнему поглядывала на нее с недоверием и скрытой угрозой, словно говоря: "Я не знаю, что ты задумала, но пока твои действия приносят пользу партизанам, я буду помогать. Если же посмеешь предать - берегись!" Чувствуя такую отчужденность, Лида страдала. Между тем план похищения из аптеки медикаментов был готов.
   - Пора действовать! - сказал Соболь.
   Они решили ночью вытащить из аптеки ящики с лекарствами, предварительно связав или убив часового.
   - Я согласна! - угрюмо сказала Никитина. -Только с одним условием. Пусть часового возьмет на себя Воз- несенская. Она нами руководит, ей и пистолет в руки!
   Лида очень хорошо поняла, почему Галина внесла это предложение. Ее настороженный взгляд говорил сам за себя.
   - Пистолет? -спокойно переспросила Лида, стараясь не показать, как ее покоробило это недоверие. - Пистолет ни при чем! Шуму много. Можно придумать что-нибудь поумнее. Впрочем, это уже мое дело. Только придется подождать. День я назначу позже!..
   Лида хотела посоветоваться с Шумовым. Как раз в этот день Алексей поджидал Лиду возле дома. Когда встретились, он позвал ее в подвал. Гордая, польщенная доверием Вознесенская с любопытством присматривалась к незнакомым юношам и девушкам. Все очень нравились ей. Она слышала, как Алеша предупредил о готовящейся облаве, и удивленно взглянула на Тоню, отказавшуюся уехать. Шумов сказал:
   - Товарищи, мы существуем уже полгода, кое-что сделали, но еще мало. Надо смелее вовлекать в группу молодежь, готовиться к активным боевым действиям. Немцы рвутся на Кавказ, к Волге, к Москве. Через наш город каждую ночь проходят воинские части. Мы записываем и сообщаем партизанам номера, это хорошо, но пора минировать дороги, портить машины, убивать фашистских офицеров. Наша задача- в ближайшее время создать пять - шесть хорошо вооруженных, самостоятельных боевых отрядов. Они будут действовать в окрестных селах. Их задача - диверсии, разведкой следует заниматься другим людям. В каждом деле полезна узкая специализация - усмехнулся Алеша и тотчас стал серьезным. - Не годится, чтобы, например, Володя Рыбаков нынче деревню посыльным отправлялся, а завтра мины ставил. Этакий мастер на все руки! Пока нас было мало, иначе мы не могли. Но теперь у нас есть настоящая, сильная организация! Сейчас главная задача - создавать боевые отряды из молодежи в деревнях и селах. А попутно готовиться к празднованию Первого мая. Осталось семь дней. Но к этому вопросу еще вернемся после облавы... Вот и все, товарищи. А теперь прошу по одному разойтись. Остаются Лисицын и Рыбаков.
   Алешка надел шапку и подошел к Лиде.
   - Можешь считать, что ваш план утвержден, - вполголоса сказал он. - Только я еще должен связаться с отрядом. Поэтому пока ничего не предпринимайте. Я сообщу, когда действовать...
   - Есть, товарищ командир! - звонко ответила Лида и смутилась. Алеша внимательно, без улыбки посмотрел на нее. Подойдя к лестнице, Лида вспомнила злые, подозрительные глаза Никитиной и подумала, что говорить с ней будет теперь особенно нелегко. Узнав, что похищение медикаментов откладывается на неопределенное время, Галина, пожалуй, утвердится в своих подозрениях и окончательно перестанет ей доверять. "С Алешей посоветуюсь!" - мелькнуло у Лиды, но тот уже раз- говаривал с Лисицыным, не обращая на нее внимания, и девушка не осмелилась.
   ...Трое друзей засиделись до рассвета, обсуждая задание Золотарева. Утром встретились снова, и Женька, который успел побывать близ плотины, невесело сказал:
   - Нам туда и лезть нечего! Немцы плотину прямо толпой окружили. А ночью ее освещают прожекторами. Не подступишься! Гиблое дело!
   - Все? - спросил Алеша.
   - Ну, все! -пожал плечами Лисицын и раздраженно прибавил: - Только не говори, пожалуйста, о долге, о том, что нам доверили и мы обязаны! Избавь меня от этих рассуждений. У меня и так голова болит! - Костюм У Женьки был в грязи, лицо осунулось. Он смертельно Устал, плутая по лесам. Сочувственно посмотрев на него, Алеша извиняющимся тоном ответил:
   - Да нет, зачем же я буду тебе читать мораль? Ты сам не хуже меня понимаешь, какая обстановка. Но только неужели нет выхода? Значит, мы бессильны?
   - Думал я об одной вещи! - сердито махнул рукой Лисицын. - Но это бред!
   - Говори!
   - Понимаешь, у них звукоуловители есть. Когда самолеты приближаются, прожекторы выключают. Если бы можно было испортить эти звукоуловители и связаться с командованием советских войск, чтобы прислали пару бомбардировщиков. В освещенную-то плотину летчики и ночью попадут!.. Но это так, мечта!.. Подойди-ка туда, попробуй!..
   - Костры! - вдруг отчаянно крикнул Володька. Лисицын и Шумов вскочили и, оторопев, уставились на него. А он, захлебываясь и путаясь в словах, продолжал: - На кой нам сдались уловители? Пускай выключают свои прожекторы! А мы костры разожжем! Огромные, чтоб издали было видать!..
   Так родилась идея. В тот же день Шумов встретился с Посылковым. Был назначен день и час появления советских бомбардировщиков. Золотарев по рации связался с командующим группой советских войск генерал-майором Сорокиным и попросил восемнадцатого апреля направить в Любимовский район звено самолетов. Золотарев объяснил, что цель будет находиться в центре треугольника, образованного зажженными кострами.
   В тот час, когда командир партизанского отряда договаривался с генерал-майором, Алексей, Женя и Володя были уже в лесу. Они разделились, и каждый в укромном месте принялся готовить топливо для костра. У ребят были часы, которые они выверили с точностью до секунды, прежде чем расстаться. Запалив облитые керосином кучи хвороста, комсомольцы должны были разбежаться, а потом встретиться в Сукремльском овраге.
   Алексей сложил посреди поляны груду сухого хвороста, достал бутыль с керосином и посмотрел на часы. Была полночь, приходилось ждать. Он расстелил телогрейку и лег на молодую траву, жадно вдыхая запах влажной земли. Лежать было удобно, но первые минуты юноша не находил себе места. Он был возбужден. Каждый шорох казался шагами немецкого патруля. Он то и дело подносил к уху часы, проверяя, не остановились ли? Но старые отцовские часы тикали, как обычно. Им-то не передалось волнение Шумова, они не спешили!
   Над Алешей было черное звездное небо. Белели стройные сосны. Постепенно он успокоился. Тогда пришли мысли о Шуре.
   Алеша часто думал о ней. Он, правда, не связывал ее судьбу со своей, не гадал, любит ли она его. Вообще слово "любовь" он даже мысленно ни разу не произнес. Шумов просто вспоминал ее терпеливые добрые глаза, звонкий, чистый голос и жалел, что они встречаются так редко. Исчезла прежняя близость. Может быть, она видит в нем лишь командира? Что- то встало между ними и мешает дружбе. Но разве дружба во время войны должна исчезнуть?..
   ...Взглянув на часы, он вскочил. Четыре! Неужели заснул? Чернела куча хвороста. Показалось, что ветер усилился и сосны грозно загудели. Но это приближались самолеты. Алеше все стало ясно лишь в тот момент, когда за лесом разлилось зарево костра. Отчаянно выругав себя, он опрокинул на хворост бутыль. Булькая, лился керосин. Опорожнив посуду, Шумов зажег спичку. Вспыхнуло горячее, белое пламя. Он едва успел отскочить и сразу помчался прочь.
   Раздались взрывы. Самолеты пикировали по очереди, укладывая бомбы в шахматном порядке. Когда одна из них задела плотину и в небо взлетела туча каменных осколков, цель была обнаружена, и бомбардировщики устремились на пылающую светлую полоску, отраженную в черной неподвижной воде.
   Алеша бежал, пока не выбрался из леса, затем пошел шагом. В овраге его ждал Женя. Володьки не было. Встревожившись, ребята отправились его разыскивать. Обшарили все поле, до рассвета лазили по лесу, рискуя наткнуться на всполошившихся жандармов, но не нашли Рыбакова и огорченные вернулись в город. "Неужели с парнем что-нибудь случилось?" - думали ребята, но не произносили своих мыслей вслух.
   А Володька между тем чувствовал себя прекрасно, он гордился тем, что придуманный им план осуществлен, и совершенно забыл о том, что его ждут в овраге. Войдя в город, он, наконец, вспомнил про ребят и испугался. Что теперь будет? Шумов и Лисицын, наверно, ждут его! Теперь Алеша никогда не доверит Володьке важное дело!
   Хорошее настроение как рукой сняло. Рыбаков готов был расплакаться. Проходя мимо деревянного сарая с маленькими окошками и косо нахлобученной крышей, похожей на шляпку диковинного гриба, он замедлил шаги. Сквозь тонкую стену доносились гулкие удары, храп и тяжелое дыхание. Запахло навозом и лошадиным потом.
   Это была немецкая конюшня. Немцы широко использовали гужевой транспорт. На лошадях они возили боеприпасы и реквизированные в деревнях продукты, зерно и солдатское обмундирование. В узких станках стояли около двухсот сытых, откормленных першеронов. Два пожилых немца-ветеринара обязаны были регулярно осматривать живое имущество германской армии, но не особенно рьяно исполняли службу, редко появлялись в конюшне и отнюдь не были трезвенниками. Сарай охранялся. У ворот расхаживал часовой. Но, по-видимому не считая объект важным, он часто отлучался в соседний домик-пекарню и до рассвета играл с солдатами в карты.
   Не было часового и в тот момент, когда мимо проходил Рыбаков. Должно быть, это обстоятельство и соблазнило Володьку. У него тут же возникла мысль, что можно забраться в конюшню, открыть ворота и выпустить коней. То-то всполошатся фашисты! Пускай ищут свой гужевой транспорт по лесам да по полям! Рыбаков, долго не раздумывая, ринулся к двери. Та оказалась запертой. Тогда он выдавил стекло и проник в конюшню через окно.
   Володька быстро отвязал лошадей и открыл ворота. Прежде чем уйти, он сгреб сено и бросил в копну зажженную спичку. Через несколько минут конюшня пылала как свеча. Кони пугливо шарахались от искр, которые, точно сказочные золотые мухи, летали по воздуху. А Володька уже был дома. Он забрался на чердак и оттуда с увлечением наблюдал за пожаром.
   Немцы действительно всполошились, но стали действовать совсем не так, как ожидал Рыбаков. Вместо того чтобы броситься в погоню за лошадьми, солдаты, выбежавшие из пекарни, и присоединившиеся к ним патрульные ворвались в дома и начали с руганью избивать жителей, требуя назвать поджигателя. Возможно, ночной переполох окончился бы арестом нескольких попавших под горячую руку любимовцев, но в дело вмешался лейтенант Гребер и сразу придал ему большой размах. Он вызвал из комендатуры взвод солдат и приказал оцепить улицу. После этого лейтенант в сопровождении сбежавшихся полицаев приступил к планомерному и поголовному обыску, распахивались двери и окна, кричали женщины, понуро сбились в кучку взятые под стражу мужчины. Пока продолжался разгул пьяных солдат, пламя разгоралось. Пожар никто не тушил, и вскоре огонь перекинулся на соседние строения. Над улицей поднялось багровое за- рево.
   Всего этого Володька не видел. По странной случайности их дом немцы не тронули. Налюбовавшись пожаром, он преспокойно уснул, подумав перед сном, что теперь-то Шумов не станет его ругать. Ведь победителей не судят!
   Утром Володька умылся, съел, запивая холодной водой, ломоть черствого хлеба и отправился к ребятам. Ему не терпелось рассказать о своем подвиге. Он был уверен, что найдет их в подвале, но вместо дома Лисицына увидел во дворе груду тлеющих углей! Он прислонился к обгоревшему забору, со страхом и растерянностью глядя на развалины. Круглая крышка люка валялась на земле. "Что же это?- подумал Володька. - Значит, немцы обнаружили подвал? А как же ребята?" Не думая об опасности, Володя перелез через забор и спрыгнул в люк.
   Здесь все было перевернуто вверх дном, скамейки опрокинуты, земляной пол словно вспахан. Володя выкарабкался и свалился вниз, вовремя заметив проходивших по двору солдат. Когда немцы скрылись, он бросился бежать, думая, что Шумов и Лисицын арестованы.
   Слезы градом катились по грязным щекам. Подросток выскочил на улицу Толстого, едва не сбил с ног полицая и, спасаясь от побоев, свернул в переулок. Задыхаясь, Володька остановился возле покосившегося плетня и, случайно заглянув во двор, оторопел. Это был Алешкин дом. На крыльце стояла бабушка Елизавета Ивановна. Рыбаков знал, что в хате находится немецкая сапожная мастерская, но ему было не до того, чтобы соблюдать осторожность. Он открыл калитку и позвал:
   - Бабушка! А бабушка!
   Елизавета Ивановна обернулась.
   - Бабушка, вы меня узнаете? Скажите, пожалуйста, где Алеша? Он мне срочно нужен! - Рыбаков замер в ожидании ответа, почти уверенный, что старуха сообщит об аресте внука. Но бабушка с сердцем ответила:
   - Фу, оглашенный, напугал! В сарае твой Алешка!
   Володя, не чуя под собой ног, пересек пустынный двор и распахнул громко скрипнувшую дверь. Алексей не спал. Он лежал на своем неизменном плоском и твердом матрасике рядом с Лисицыным. Женька первый увидел Рыбакова и издал радостное восклицание:
   - Где ты пропадал?
   - Есть хочешь? - спросил Алексей.
   - Спасибо, ребята! - в замешательстве ответил Рыбаков. -Не хочу! Ох, и напугался же я!.. Ты уже знаешь, Женя, что с твоим домом случилось?
   - Погоди, погоди!- перебил Шумов, пристально глядя на оробевшего Володьку. - Ты сперва объясни, почему в овраг не пришел. Мы же уговорились! Где ты бродил?
   - Задержался! - отвел глаза Рыбаков, презирая и ненавидя себя, но не в состоянии сказать правду. - Я, ребята, заблудился, понимаете? Я, конечно, виноват, но ведь со всяким может случиться!
   - Да брось ты пацана! - с досадой махнул рукой Женька, снова опустившись на подстилку. - Лучше решим, что делать? Собираться теперь негде, знамя немцы забрали, тол выкопали. Еще неизвестно, что они обо всем этом подумают! Наверняка догадаются, что напали на след подпольной организации... Вот история- то!
   - И это еще не все! - тихо сказал Алешка. - Сегодня ночью немцы схватили нашего советского летчика, который скрывался в одном доме. Он был ранен и не мог убежать. Они потащили его, а вместе с ним ту женщину, которая его прятала. Я сам это видел из сарая. И все случилось из-за того, что какой-то легкомысленный болван поджег никому не нужную конюшню! - Алексей даже побледнел от негодования. - Оказывается, есть же еще в городе такие герои-одиночки! Воображают, что вредят немцам, а на самом деле играют им на руку!..
   - Да! - буркнул Лисицын. - Попался бы нам сейчас этот горе-поджигатель, уж мы бы ему сказали пару ласковых слов!
   Володьку бросило в жар. Шумов посмотрел на его изменившееся, несчастное лицо и с тревогой спросил:
   - Что с тобой?
   - Ребята! - прошептал Володька, моргая мокрыми ресницами. - Простите меня, ребята!
   Алешка переглянулся с Лисицыным и удивленно спросил:
   - Так это ты сделал?
   - Я думал, хорошо получится! -простонал Рыбаков.- Я же не знал, я хотел сделать, как лучше!.. И часовой ушел! Они же на лошадях боеприпасы возят... А сейчас лошадей нет. Пусть-ка поищут! Неужели вы меня не простите? Женя! Ну, хоть ты скажи! Разве я нарочно? Честное слово, я больше никогда не буду без раз- решения!..
   Встретившись с холодным взглядом Шумова, Володька испуганно умолк. Алеша медленно заговорил:
   - Значит, это был ты? А ведь хорошо знал, что не имеешь права сам действовать! Ты писал клятву? От- вечай?
   - Писал! - еле слышно ответил Рыбаков.
   - Раз писал, то знаешь, какое наказание полагается за нарушение военной дисциплины! Мы тебя будем судить! Слышишь? Как только вернутся наши, ты предстанешь перед комсомольским судом! А сейчас ты свободен. Можешь идти! Когда понадобишься - вызовем! Считай, что находишься под домашним арестом. На улицу не выходи. Ни с кем не встречайся! Тебе все ясно?
   - Алеша! - с ужасом прошептал Володька.
   - Ступай! - отвернулся Шумов.
   Рыбаков выпрямился, вытянул руки по швам. Губы его вздрагивали, но он крепился:
   - Есть идти домой!..
   Повернувшись налево кругом, Володька вышел. Его маленькая детская фигурка мелькнула в дверях и исчезла. Скрипнула калитка. Лисицын вздохнул. Алеша искоса оглянул на него и взъерошил волосы. Долго молчали.