ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

   Борис раскрыл парашют у самой земли. И тотчас же к нему протянулась багровая цепочка трассируюших пуль. Подтянув стропы, он ускорил падение. Черная земля, кружась, стремительно летела навстречу. В кромешной темноте лейтенант не сумел правильно сориентироваться, и вершины деревьев надвинулись на него неожиданно. Он едва успел прикрыть руками лицо. Твердые ветки вспороли, как ножницами, комбинезон, до крови расцарапали руки. Качаясь, летчик повис метрах в трех; от земли. Прислушался. Все было тихо. Только вдалеке, там, где небо было багровым, трещали автоматы и слышались глухие взрывы.
   Борис вытащил складной нож, перерезал шелковые стропы и мешком свалился вниз. Он встал, попробовал сделать шаг, но застонал от острой боли в ноге. Сапог стал мокрым. Лейтенант опустил руку, она попала во что-то липкое. Кровь! "Впридачу ко всему я ранен!" - подумал летчик. Он вгляделся в зеленую стрелочку компаса, посмотрел на звезды и определил, что Любимово находится севернее того места, где он очутился. Вырезав ножом крепкий сук и опираясь на него, лейтенант заковылял по лесу.
   Приемный сын Золотарева воевал с первого дня войны. Правительство наградило его орденами Ленина и Красной Звезды. Ему до сих пор везло: сам оставался целым. Товарищи шутили: "В сорочке родился!" И вот нужно же так опростоволоситься - потерять машину над родным городом!
   Борис знал, что его отец командует партизанским отрядом где-то в этих лесах. Он решил пробиваться к нему. Но как? Раненный, в советской форме, он станет легкой добычей первого же солдата. Из письма Золотарева, пересланного на фронт Центральным штабом партизанского движения, Борису было известно, что мать осталась в городе. Здоровье ее было очень плохим. Золотарев сперва взял ее в отряд, но она не выдержала тяжелой жизни в лесу, ночевок в сырых землянках, заболела воспалением легких. Пришлось немедленно переправить ее в Любимово. Юрий Александрович боялся за нее, но полицаи и немцы почему-то не трогали Софью Аркадьевну. Может быть, они не знали, что ее муж и есть тот самый "Дед", командир партизан, который причиняет им столько хлопот, а возможно, догадываясь об этом, рассчитывали выследить женщину и установить местонахождение отряда...
   Трудно было идти ночью по чаще. Несколько раз лейтенант со стоном проваливался в мокрый снег, спотыкался. Нога одеревенела. Наконец деревья расступились. Оставалось перейти вброд речку, а там до города было рукой подать.
   Ослабевший от потери крови лейтенант упал у крыльца, прополз по ступенькам и постучал. Тотчас же послышались быстрые шаги.
   - Кто? - узнал Борис голос Софьи Аркадьевны.
   - Я!.. Открой... Скорее!..
   Очнулся лейтенант на своей кровати. Мать сидела, положив руку на его пылающий лоб, и плакала от счастья и волнения. Мокрый рваный комбинезон валялся у печки. Приподнявшись, Борис посмотрел в окно. На улице раздавались трескотня автоматов, крики. На стенах плясали отсветы огня.
   - Что... там?
   - Конюшня горит, - шепотом ответила мать. - Полицаи по домам шныряют!.. А ты?.. Ты ранен, маленький мой? Мальчик мой!..
   - Тогда... я... Я должен! - Опираясь на ее плечо, попытался встать Борис. - Нельзя, чтобы меня нашли в твоем доме... Раненый советский командир... за это немцы расстреливают!
   - Лежи, куда ты, милый! - обняла его Софья Аркадьевна. - Авось пронесет... На улице тебя сразу схватят!
   Но лейтенант, прекрасно сознававший, какой опасности подвергается мать, через силу встал и, опираясь на сук, направился к двери.
   - Не ходи за мной! - слабо улыбнулся он матери. - И в огороде отсижусь... Туда они не полезут.
   Софья Аркадьевна заставила себя молча кивнуть. Сердце ее сжималось от боли и тревоги. Ей хотелось броситься к сыну, обнять, не пустить... Но она понимала, что он прав.
   Едва Борис успел закрыть дверь, как под окнами захлюпала вода. Послышался хриплый голос Федьки Коз- лова:
   - Эй, ты! Открывай!
   Женщина поспешно откинула крючок. В дом ввалилась орава полицаев и солдат. Оттолкнув хозяйку, они бросились обыскивать комнату. Полицаи откровенно занимались грабежом: рылись в шкафу, взламывали чемоданы, запихивали за пазуху скатерти, белье, одежду. Софья Аркадьевна смотрела равнодушно на то, как разоряли ее дом. Все мысли были о сыне: успел ли уйти, надежно ли спрятался?.. Перевернув все вверх дном, полицаи собрались уходить. В этот момент дверь распахнулась, вбежал запыхавшийся солдат и крикнул несколько слов по-немецки. Через секунду в комнате не осталось ни души. С бьющимся сердцем мать прислушивалась к выстрелам за стеной.
   - Боря! - прошептала она. Лицо стало мокрым от слез. Софья Аркадьевна догадывалась о том, что произо- шло. Она не ошиблась. Снова затопали по крыльцу сапоги, в глаза ударил луч карманного фонаря.
   - Выходи! Быстро! - заорал полицай и толкнул женщину к двери.
   Во дворе, окруженный солдатами, стоял Борис. Он был бледен, но голову держал гордо. Его волосы слиплись от крови, рубашка была выпачкана землей. Увидев мать, он громко сказал:
   - Эта женщина не виновата. Она не знала, что я в сарае прятался!..
   "Меня спасти хочет", - подумала Софья Аркадьевна и на секунду закрыла глаза. Она была в отчаянии. Хотелось закричать, броситься к сыну, заслонить его... Но усилием воли заставила себя успокоиться. Ровным, чужим голосом сказала:
   - Я ни при чем.
   Но ее все-таки отвели в полицию вместе с лейтенантом. По дороге Борис ни разу не взглянул на мать, только в темноте поймал ее руку и пожал. Козлов доложил Иванцову:
   - Во дворе у Золотаревой летчика словили, который плотину бомбил. Раненый. Злой жутко. Глазами так и зыркает!
   - У хозяйки прятался? - помолчав, осведомился следователь.
   - Говорит, она не знала...
   - Давай сюда обоих.
   Иванцов сел на стол, закурил. Ему хотелось взглянуть на советского офицера перед тем, как тот будет отведен в комендатуру. Летчик... Значит, в Красной Армии есть еще самолеты. А немцы пишут, что авиация противника больше не существует... У старшего следователя не было никаких определенных планов в отношении арестованного. Он знал, что лейтенанта ждет плен, концлагерь... Им займутся сами немцы. Полиции это не касается. Но когда Борис вошел в кабинет, Иванцов насторожился. Ему показалось, что он уже где-то встречал летчика. Переведя глаза на Софью Аркадьевну, следователь еще больше утвердился в своих подозрениях. Молодчик явно похож на эту женщину. Уж не сынок ли он ей!.. В полиции были сведения, что сын Золотаревой служит в армии, а муж... Официально считалось, что муж эвакуировался, но ходили слухи, будто начальник милиции и есть тот самый "Дед", которого ищут немцы... Это требовалось уточнить. Иванцов давно установил наблюдение за Софьей Аркадьевной, но женщина никуда не выходила из дому, и к ней никто не являлся... Если летчик ее сын, можно узнать кое-что и про мужа! Надо только действовать с умом!.. В ту же минуту в изобретательной голове старшего следователя созрел поистине дьявольский за- мысел.
   - Смешно, что вы отпираетесь друг от друга! - спокойно сказал Иванцов и воткнул в пепельницу окурок. - Всем известно, что у Золотаревых есть сын, летчик. Когда самолет сбили, он поспешил домой, к маме... Жаль, что радостная встреча окончилась так печально!
   - Я вас не понимаю, - пожал плечами Борис. - Впервые слышу фамилию, которую вы назвали. Никогда не был в этом городе, пришел сюда ночью, даже не знаю, как он называется... Эта гражданка вовсе не моя мать. У меня нет родителей. Я вырос в детдоме... Что вы от меня хотите?
   - А вы что скажете? - обратился Иванцов к Софье Аркадьевне. Он иронически усмехался, давая понять, что обмануть его не удастся.
   - Скажу то же, что молодой человек! - ответила женщина. - Я его вижу впервые. Я не знала, что он прячется в сарае... За что меня арестовали?
   До рассвета бился Иванцов, пытаясь выжать признание. Софья Аркадьевна плакала, просила отпустить ее домой, но твердо стояла на своем. Следователь вызвал Козлова и приказал:
   - Объясни-ка ей, где она находится!
   Федька деловито снял френч, схватил женщину за горло и другой рукой несколько раз наотмашь ударил по лицу. Иванцов не спускал глаз с летчика. Тот укоризненно покачал головой и сказал:
   - Как вам не совестно избивать больную, старую женщину!
   Лейтенант вел себя, как чужой, посторонний человек. "Или чертовская выдержка, или я ошибся!" - подумал Иванцов. Но ему очень не хотелось отказываться от своего плана. Он решил продолжать допрос. "Если сын молчит при виде страданий матери, то мать не выдержит мучений сына!" - сказал он себе и подмигнул Федьке, который привык понимать его с полуслова. Козлов подошел к лейтенанту и проволокой связал ему руки. Затем стал методически избивать, стараясь тяжелым сапогом попасть в пах. Наконец это ему удалось. Летчик согнулся и со стоном повалился на пол. Федька стал мыть под краном руки. Иванцов наблюдал за Софьей Аркадьевной. Она была бледна, как снег. Когда лейтенант упал, она закрыла глаза и пошатнулась.
   - Неужели вам не жаль сына? - вкрадчиво спросил следователь.
   - Он не сын мне, - тихо ответила женщина. - Но я не могу видеть, как вы издеваетесь над раненым...
   Иванцов приказал увести Софью Аркадьевну и жадно смотрел ей в спину. "Обернется или нет? - думал он. - Если обернется, значит, он ее сын". Женщина не обер- нулась.
   Лейтенанта бросили в сарай, стоявший на берегу реки. Туда же отвели Софью Аркадьевну. Возле двери встал вооруженный часовой.
   - Не подходи ко мне! - прошептал Борис, когда они остались вдвоем, - это ловушка. За нами следят...
   - Не понимаю, зачем мы мучаемся! - ответила мать. - Не лучше ли признаться и умереть? Какое имеет значение, сын ты мне или нет?
   - Если не выдержим, нас станут мучить еще больше! - проговорил летчик. - Неужели ты не поняла?.. Они по- дозревают, что ты связана с партизанами, и будут меня избивать на твоих глазах до тех пор, пока ты не покажешь дорогу в лес!.. Нужно, чтобы они убедились, что мы чужие. Тогда тебя отпустят, а я, может быть, попаду в ла- герь...
   - Не повезло тебе, паренек! - громко сказала Софья Аркадьевна, прислушиваясь к шагам часового. - Зачем ты у меня во дворе спрятался? И себя и меня подвел!.. Что теперь с нами будет!..
   - Хорошо, хорошо, родная!-шепнул Борис и снова потерял сознание. Всю ночь неподвижно просидела у стены Софья Аркадьевна, не спуская глаз с сына и не смея подойти к нему, поцеловать, облегчить его страдания.
   Лейтенант правильно раскусил замысел Иванцова, но ошибся, предположив, что Софью Аркадьевну отпустят. Следователь решил по-другому. Утром Иванцов посоветовался с фон Бенкендорфом, и тот дал ему полную свободу действий.
   Дмитрий понимал, что продолжать допрос бесполезно: только время терять! Раз Софья Аркадьевна и летчик не сознались сразу, теперь их уж не сломишь. Он знал этих людей. Ножом их режь, будут стоять на своем. Но что, если использовать их в качестве приманки?..
   Не зря Иванцов посадил арестованных в старый сарай, приткнувшийся на берегу реки, и поставил лишь одного часового. У него был свой расчет, который стал ясным из дальнейших событий. На другой день на стенах домов появились объявления, отпечатанные в типографии. В них говорилось о том, что во вторник на городской площади будет казнена жительница Любимова Золотарева Софья Аркадьевна, виновная в сокрытии от германских властей советского офицера. Казнен будет также и этот офицер - за то, что отказался назвать свое имя и звание. В верхнем углу объявлений были приклеены наскоро размноженные фотокарточки Софьи Аркадьевны и Бориса. Их сфотографировали утром прямо в сарае.
   Возле объявлений кучками собирались любимовцы и, завидев полицаев, быстро расходились. Иванцов наблюдал за жителями из окна кабинета. Он надеялся, что какой-нибудь подпольщик непременно сообщит командиру партизанского отряда о готовящейся казни, и, если тот действительно муж Софьи Аркадьевны, он приложит все силы, чтобы ее выручить. Женщина и летчик находятся в плохо охраняемом сарае, расположенном к тому же на окраине. Партизаны решат, что освободить их нетрудно.
   Но если попробуют сделать это, то попадутся в ловушку, хитро расставленную старшим следователем. Сарай со всех сторон окружен тщательно замаскировавшимися и переодетыми в штатскую одежду полицейскими и немецкими солдатами. Как только партизаны появятся в городе, капкан захлопнется! В случае удачи фон Бенкендорф обещал Иванцову премию, которая была назначена немцами за голову "Деда".
   Расчет был правильным.
   Прочитав объявление, Алешка с трудом дождался субботы. Он готов был немедленно бежать в лес, но, не; зная дороги, понимал, что это бессмысленно. Приходилось терпеть. В субботу в Сукремльском овраге его встретила Зина. Без лишних слов Алешка вручил ей сорванное со стены объявление и велел возвращаться в отряд.
   - Передай Юрию Александровичу, что их можно отбить! - сказал Алешка. Боясь, что Зина что-нибудь напутает, он вырвал из записной книжки листок бумаги и огрызком карандаша нарисовал план улицы, на которой находился сарай.
   - Быстрей, Зина! - взволнованно добавил Шумов. - В твоих руках две человеческие жизни!
   Никогда еще Зина так не бежала. Она боялась, что остановится сердце. Грунт совсем раскис, ноги проваливались в талый снег. Девушка, плача от невыносимой боли в ногах, пробиралась сквозь чащу, падала. Горло пересохло от жажды. Зина жадно ела снег и снова устремлялась вперед. Когда стемнело, полпути было пройдено. Обычно девушка делала привал, сушила у костра одежду, отдыхала и с рассветом снова шла. Но в этот раз даже ночь не заставила ее остановиться... На всю жизнь запомнила Зина бесконечную дорогу: черные стволы, хлюпающий под сапогами снег и холодное звездное небо, изредка мелькавшее между ветками. На деревьях через каждые сорок - пятьдесят метров были сделаны зарубки, помогавшие ориентироваться; во мраке их не было видно. Приходилось жечь спички. Вскоре спички кончились, но темнота поредела. Снег стал фиолетовым, потом голубым. Солнце осветило вершины, когда девушка подошла к партизанскому лагерю. Часовой окликнул ее, но, не дожидаясь, пока Зина ответит, вылез из кустов и поддержал под руку. Девушка падала... Увидев Золотарева, она слабо улыбнулась, села на снег и достала из-за пазухи измятое объявление. Говорить она уже не могла.
   Юрий Александрович с трудом сдержал стон. Он узнал сына... "Как Боря попал в Любимово? - подумал капитан, но тут же отбросил эту мысль. - Неважно, неважно!.. Надо спешить!.. Скорее!.." Он приказал накормить Зину и спрыгнул в землянку, где спал только что вернувшийся с задания начальник штаба.
   - Малышев! - закричал Юрий Александрович.- Вставай!
   Лицо у начальника штаба было истомленным. Щеки ввалились, нос заострился. Запрокинув голову, он тяжело, со свистом дышал. "Не спал две ночи!" - вспомнил Золотарев и, стараясь не шуметь, выбрался наружу. "Я же еще ничего не знаю. Надо поговорить с Зиной", - мелькнуло у него.
   Услышав, что арестованных легко можно освободить, и рассмотрев план, нарисованный Алешкой, Юрий Алек- сандрович задумался. Он стоял возле костра, глядя в огонь. Партизаны молча обступили командира, готовые по его приказу отправиться в поход. Зина, уже успевшая пообедать, надела шапку. Она была уверена, что придется тут же идти в обратный путь. Но Золотарев медленно произнес:
   - Занимайтесь своими делами, товарищи, - и махнул рукой.
   "Время же идет!-подумала Зина. - Почему он медлит?" Очевидно, вопрос отпечатался на лице; Юрий Александрович поманил ее и тихонько сказал:
   - Ловушка. Понимаешь?
   - Ловушка? - переспросила девушка.
   - Сарай, стоящий в стороне, объявление... Подозрительно! И в плане видно, что тут очень удобно сделать засаду... Отдыхай, Зина!
   Золотарев ласково улыбнулся и отошел. Лицо его потемнело. Он тяжело ступал по снегу, словно ноги налились свинцом. Зина со страхом смотрела вслед. "Значит, все зря? Они погибнут?" - прошептала она. Стало трудно дышать. Громко всхлипнув, девушка уткнулась в плечо стоявшего рядом бородатого партизана. Тот неуклюже погладил ее по голове.
   Юрий Александрович прислонился к сосне, дрожащими пальцами свернул цигарку. Мысли обгоняли одна другую... Нет, он не имеет права выводить отряд из леса. Подвергать людей бессмысленному риску. Товарищи партизаны доверили ему свои жизни. Он не пошлет их на смерть... Немцы рассчитывают на то, что командир потеряет голову, бросится спасать родных... Да, да, их план ясен теперь Золотареву. Но что же делать? Неужели нельзя помочь Соне и Боре?
   У капитана стало горячо в груди, деревья перед глазами вдруг задрожали и расплылись. По щеке поползла теплая капля... "Дождь?-поднял голову Золотарев.- Нет... Это слезы..." Он вытер их рукавом и оглянулся, боясь, что кто-нибудь заметил его слабость, - ведь он командир. Он командир!
   - Юрий Александрович!-окликнул знакомый голос.
   Малышев бежал к нему, на ходу всовывая руки в рукава полушубка. Лицо его было расстроенным. Он силился что-то крикнуть, но задыхался. Откашлявшись и застегнув полушубок, начальник штаба проговорил:
   - Товарищ командир! Надо же что-то предпринимать! Я видел объявление... Какие сволочи! Но еще есть время...
   Юрий Александрович пожал плечами и отвернулся.
   - Я понимаю... Мы не можем бросить весь отряд на это дело... Но что, если вызвать добровольцев? Человек двадцать, а? - горячо прошептал Малышев и схватил командира за руку. - Я бы сам пошел! Что же вы молчите, Юрий Александрович?
   Капитан обернулся и медленно покачал головой.
   - Нельзя...
   - Я по рации свяжусь с обкомом... Лучков разрешит!
   - Я... Я не разрешу!.. Понимаешь?-тихо ответил. Золотарев и легонько похлопал начальника штаба по плечу.-Иди, Малышев. Поспи. Тебе поспать надо.
   - Товарищ командир! -сдавленно пробормотал Малышев.
   - Ступай.
   Юрий Александрович ушел в лес. Он долго бродил по просеке, ничего не видя перед собой. Между стволами мелькали костры, слышался гул большого лагеря; он шел мимо, потом возвращался, кружил между деревьями. За ним неслышно следовали тени, которые останавливались, когда останавливался он. Это были часовые, боявшиеся, что командир в отчаянии сделает с собой что-нибудь... Потом они отстали, уважая его горе и его мужество.
   Перед Золотаревым прошла вся жизнь. Он отчетливо помнил каждый эпизод, связанный с Соней. Вот она, еще совсем молодая, смеющаяся и смущенная, варит обед в большой пустой одесской квартире. Коптит керосинка, в доме нет ни одной кастрюли. Боря притащил откуда-то ржавый котелок и, сидя на паркетном полу, чистит куском кирпича... Какая возбужденная, радостная возвращалась Соня с работы! Она тут же рассказывала Юрию Александровичу школьные новости, а потом они вместе умывались во дворе под старым каштаном... А Боря! Шустрый, гордый и обидчивый паренек, он с каждым годом становился все мягче, доверчивее, пока не привязался к Золотареву всем сердцем... Из армии он писал часто, просил совета, делился удачами и огорчениями. Они читали письма вместе с Соней, вслух... Как тяжело, страшно сознавать, что самые родные, близкие люди сейчас лежат, избитые и окровавленные, в холодном сарае и ждут казни, а он ничем, ничем не может помочь, хотя находится не- далеко.
   Юрий Александрович с трудом сдерживался, чтобы не побежать тотчас же в Любимово. Да, он не имеет права ставить под удар отряд, но ведь собственной жизнью он может распорядиться! Пусть даже ему не удастся спасти жену и сына, но он хоть поглядит на них в последний раз!.. "Нет, нет! - кусая губы, говорил он себе и поворачивал в лагерь.-Ты коммунист. Отряд не может остаться без командира!" И в эту минуту он жалел, что он командир, а не рядовой партизан.
   Потом его разыскала в лесу Зина.
   - Товарищ Золотарев! - умоляюще заговорила она. - Что же это... Как вы можете...
   - Уйди, Хатимова! - попросил он.
   - Не уйду! - Зина плакала и не вытирала слез, катившихся по щекам. - Я прошу вас... Поручите это дело нам... Алешке! Ребятам! Они в городе все ходы знают, они попытаются... Разрешите мне пойти!.. Я успею..
   - Ребятам? - переспросил Золотарев. На мгновенье, как яркий факел, вспыхнула надежда, но тут же по- тухла.- Нет, нет, Зина... Комсомольцы ушли из Любимова... Будет облава. Что могут сделать вдвоем Алеша и Женя Лисицын? Только сами погибнут...
   - Вы их еще не знаете!--сказала Зина. Она не могла бездействовать. Ей казалось, что она совершает преступление, оставаясь здесь, в то время как в городе ждут казни два товарища. - Поручите им. Они придумают что-нибудь. Ну, пожалуйста, Юрий Александрович...
   Капитан не ответил. Он ласково улыбнулся Зине и, вернулся в лагерь. Девушка не решилась его сопровождать и еще долго бродила по лесу.
   Ночью была получена шифровка из подпольного обкома. Лучков сообщал, что во вторник на станцию Драчевку прибывает из Берлина специальный поезд, в ко- тором едет какой-то важный фашистский чиновник. В районе этой станции отмечено передвижение войск и техники. Партизанам поручалось разведать, что происходит в Драчевке, с какой целью приехал гость из Германии, и полученные сведения не позже субботы передать по радио в подпольный обком. Лучков запрашивал командира, как обстоят дела в отряде, не нужно ли чего? "Все в порядке, в помощи не нуждаемся!" - продиктовал Золотарев радисту. Тот молча застучал ключом.
   Через час в землянке собрались командиры. Юрий Александрович рассказал о поставленной задаче и попросил каждого высказать свое мнение. Он внимательно выслушивал партизан, задавал обычные вопросы, вместе с Малышевым намечал на карте путь для разведчиков.
   Внешне он был такой же, как всегда: спокойный, выдержанный, деловитый, и только начальник штаба, хо- рошо знавший его, заметил покрасневшие глаза и осунувшееся лицо командира...
   Наступил вторник.
   Бенкендорф вызвал в комендатуру Иванцова.
   - Я вижу, ваш план не удался, как, впрочем, и все ваши гениальные планы! - насмешливо сказал он.
   Следователь пожал плечами:
   - По-видимому, произошла ошибка... Слухи не подтвердились.
   - Что же вы теперь намерены с ними делать? -спросил майор. - Вы так широко разрекламировали предстоящую казнь, что просто неловко давать задний ход...
   - Совершенно с вами согласен, господин комендант! - с готовностью согласился Иванцов.
   - Но за что же наказывать эту женщину? Очевидно, она не прятала летчика, и ее муж вовсе не командир партизанского отряда! - Бенкендорф с любопытством смотрел на подчиненного. Ему было интересно, как полицай выйдет из положения.
   - По-моему, это не имеет значения, - очень просто и спокойно ответил Иванцов. - Раз казнь объявлена, она должна состояться!
   Такой ответ был неожиданным даже для коменданта. Он внимательно посмотрел на плоское, словно приглаженное утюгом лицо следователя и вдруг понял, что этот русский, не задумываясь, предаст кого угодно и убьет любого, кто станет ему поперек дороги, даже если это будет сам фон Бенкендорф.
   - Хорошо. Ступайте! - сказал майор, отворачиваясь. Весь день он не мог избавиться от чувства омерзения. У него было такое ощущение, будто он по шею окунулся в грязь.
   Софья Аркадьевна Золотарева и Борис были казнены на любимовской площади в шесть часов вечера двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот сорок второго года. Немного людей присутствовало при их последних минутах.
   Это были полицаи, немцы и десять или пятнадцать жителей, которых удалось выловить на улице и под конвоем привести на площадь. Среди них был и Алеша. Его подтолкнули к самой виселице, и он видел все с начала до конца. Он видел, как Софья Аркадьевна и оборванный, окровавленный лейтенант долгим, нежным взглядом посмотрели друг на друга и молча обнялись. Потом Борис кивнул матери и сам подошел к виселице. Федька накинул петлю ему на шею и вышиб из-под ног табурет. Алеша отвернулся. Его душили слезы. Полицаи стояли рядом с виселицей, курили и вполголоса разговаривали о чем- то, не обращая внимания на Софью Аркадьевну, которая, не отрываясь, смотрела на тело сына, словно желая навеки вобрать в себя его образ. Потом Бориса сняли, бросили в деревянный ящик, а Софью Аркадьевну подхватили под руки и подвели к освободившейся виселице... Когда все было кончено, полицаи разогнали плачущих, оцепеневших от ужаса людей.
   Алешка вернулся в - сарай и лег. Ему казалось, что нужно что-то делать, сейчас же, немедленно!.. Но он понимал, что сделать ничего нельзя. Ему было страшно. Он до последней секунды надеялся, что произойдет чудо, откуда-нибудь из переулка вырвутся партизаны и спасут жену и сына командира. Но этого не произошло. Алеша знал, что Зина вовремя прибежала в отряд. Почему же Золотарев не поспешил на выручку? Почему?
   Он вспомнил спокойные глаза командира, его твердый голос, суровые морщинки на лбу и понял, что Золотарев не мог поступить иначе, потому что партия поручила ему большое дело, и для партии он был готов отдать всю свою кровь до последней капли и вынести любые муки... И Алешка, лежа на соломе в холодном сарае, наедине с собой и со своей совестью торжественно поклялся, что будет таким же, как капитан Золотарев. Таким же стойким, преданным Родине и беспощадным к врагу!..