ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

   В начале марта Лиду на улице остановила худая, плохо одетая женщина и, пугливо оглянувшись, вполголоса попросила уделить ей пять минут для важного разговора. У Лиды только что окончилось дежурство. Она устала и была голодна. Мельком окинув взглядом незнакомку и решив, что та хочет попросить милостыню, Лида ответила, что у нее с собой ничего нет, она ничем не может помочь. Удивленно подняв светлые брови, женщина сказала, что ей не нужна такого рода помощь.
   - Неужели ты меня не узнала?
   Лида схватила незнакомку за плечи и впилась взглядом в изможденное, покрытое морщинами лицо.
   - Ольга! - удивленно прошептала Лида. - Я была уверена, что ты уехала!.. Что с тобой? Ты больна?
   Ольге Васильевне Барановой, по мужу Кругловой, в общем повезло. Немцы ее не тронули, хотя ограбили, и она осталась хозяйкой в доме. Солдаты не поселились у нее, должно быть оттого, что дом стоял на окраине города, далеко от центра.
   Ольга Васильевна, миловидная женщина двадцати лет, с продолговатым, белым лицом и карими, добрыми глазами, боялась выходить на улицу и не выпускала сына. Даже за водой к колодцу выбегала украдкой, поздно вечером, закутав голову черным платком. У Кругловой оставалось немного продуктов. Она надеялась, не показываясь на глаза оккупантам, дождаться возвращения советских войск.
   А в том, что Красная Армия в конце концов разгромит фашистов, Ольга Васильевна ни минуты не сомневалась. Да и как могла она не верить этому? Покойный отец прослужил в армии всю жизнь и вышел в отставку полковником. Старик часто рассказывал дочери о гражданской войне, о сражениях, в которых ему довелось принять участие. Рано Ольга научилась понимать, что Красная Армия коренным образом отличается от других армий тем, что каждый ее боец, так же как командир, хорошо знает, за что сражается. Эта армия непобедима потому, что тесно связана с народом!
   В детстве Ольга подолгу жила с отцом в воинских подразделениях. Она была знакома с бытом красноармейцев, присутствовала на их занятиях. Армия была для нее родным домом. И когда отец вышел в отставку и они переехали в Любимово, девушка долгое время не могла привыкнуть к "штатской" обстановке.
   Ольга Васильевна знала, что мужа должны скоро призвать в армию, и гордилась этим. Она любила его, боясь за него, но не хотела, чтобы отсрочка от призыва, которой он добился, продолжалась долго. Он обязан быть там, где все... Она твердо знала, что успехи немцев не могут быть прочными и длительными! Вся ее жизнь подтверждала это.
   Но оккупация затянулась. Наступила зима, ударили морозы. Целыми днями сидела Ольга Васильевна в нетопленном доме, прижав к себе простуженного, кашляющего ребенка. Малыш просил есть, он был голоден, а она не могла накормить его. Запасы пришли к концу. Нечем было даже истопить печь. Тогда Круглова поплотнее закуталась в платок, велела сыну не вставать с кроватки, куда уложила его перед уходом, и отправилась искать еду и топливо. Она отыскала за городом занесенные снегом огороды и раскапывала мерзлую землю голыми, распухшими пальцами, выковыривая неубранную в этом году, мороженую картошку. Она каждый день спускалась к реке и столовым ножом срезала обледеневшие кусты, которые затем тащила домой...
   В тот день, когда пришел муж, Ольга Васильевна была больна. Она лежала на кровати, прижав к себе ослабевшего, притихшего мальчугана, и была не в силах встать. Появление среди ночи мокрого, выпачканного нечистотами, раненого мужа лучше всяких лекарств поставило ее на ноги. Теперь она должна была спасти не только сына, но и его. С лихорадочным румянцем на запавших щеках Ольга Васильевна растапливала печь, кипятила воду, резала ножницами простыню. К утру инженер, чисто вымытый, в свежем белье, с умело перевязанной ногой лежал на кровати и ровно дышал. Он, наконец, уснул. На его бледных губах застыла счастливая улыбка. А Ольга Васильевна, обняв прижавшегося к ней сына, судорожно всхлипывала. Напряжение оказалось ей не по силам...
   Первые дни супруги были так счастливы, что забыли о войне, о немцах. Они самозабвенно возились с повеселевшим Мишуткой, ощущая себя молодыми и полными сил. На еду они, разумеется, обращали мало внимания. Мороженая картошка вполне их устраивала. Разве до этого им было? Им неожиданно улыбнулась суровая и переменчивая военная судьба, и оба стремились полнее ощутить ее дары. Но однажды, они поссорились. Это произошло неожиданно; за минуту перед тем супруги с любовью смотрели друг на друга. Сергей Сергеевич рассказывал о своем чудесном освобождении из плена. Он дошел до того, как оказался в Сукремльском овраге, а затем бросил товарищей и поспешил домой.
   - Как же ты никого не предупредил? - растерянно, с испугом спросила Ольга Васильевна. - Ведь они, наверно, потом тебя искали, беспокоились? Как ты мог так поступить, я не понимаю.
   Женщина побледнела от волнения. Она словно просила мужа рассеять ее сомнения. Но Круглов вспыхнул. Он вскочил и, некрасиво выпятив небритый подбородок, истерически закричал:
   - Пожалуйста, не упрекай! Тебе нужно сначала пережить то, что я, только тогда ты поймешь! Никому не сказал, потому что так было нужно! Я не обязан перед тобой отчитываться!..
   Через несколько дней, подойдя к мужу, когда тот сосредоточенно вытряхивал из уголков вывернутого кармана последние крошки махорки, Ольга Васильевна тихо спросила:
   - Что же дальше-то, Сережа?
   Заклеивая языком краешек газетного листка, Круглов пожал плечами. Он прикурил, с наслаждением проглотил едкий дым. На его лице было написано полное блаженство. Он находился в тепле, в своем доме, рядом с женой и сыном - о чем ещё мог мечтать человек, побывавший в лапах у смерти? Но женщина ждала ответа. И, взглянув на нее, муж раздраженно швырнул драгоценную папироску на пол:
   - Не понимаю, о чем ты спрашиваешь? Что ты, собственно, от меня хочешь?
   Ольга не нашлась, что ответить. Она не ожидала, что муж так отнесется к вопросу. Хотелось поговорить с ним, как с близким человеком, обсудить создавшееся положение. Уже несколько дней она испытывала чувство стыда, словно делала тайком что-то запретное. Запретным было это безоблачное счастье. Какое право имела Ольга наслаждаться покоем в такое время? Жизнь мужа принадлежала не ей, а Родине. Он пришел, чтобы повидаться, живет уже полмесяца. А другие солдаты сражаются с фашистами. Круглов забыл о своем долге, и в этом виновата его жена! Своими ласками она расслабляет его и лишает мужества. Ольга должна заставить жалостливое бабье сердце замолчать и, не показывая тоски, без слез собрать мужа в опасный путь!.. Так она решила, подойдя к нему, но раздраженный голос мужа раскрыл ей глаза. Ольга Васильевна увидела, что он вовсе не хочет идти в партизанский отряд. Ему нравится жить дома, и никаких угрызений совести он не испытывает! Это было для нее ужасным открытием.
   - Что я от тебя хочу? - переспросила она, растерявшись, но тут же взяла себя в руки и ласково, но твердо ответила: - Я хотела бы не расставаться с тобой. Но это невозможно. Ты солдат. Ты должен быть на фронте, а не здесь!
   Вскочив и рассыпав остатки махорки, Круглов забегал по комнате. Лицо его исказилось. Никогда он не говорил жене таких обидных, несправедливых слов. Он кричал, что Ольга не ждала его, она сумела, очевидно, устроить свою жизнь, пока он мерз в окопах! Ясно, что у нее кто-то есть, раз стремится поскорей избавиться от мужа! Женщина слушала, опустив глаза. Губы вздрагивали. Ей было жаль его. Круглов круто остановился и шепотом спросил:
   - В конце концов, почему я должен быть на фронте? Я никому ничего не должен! У меня, черт возьми, одна жизнь, а не две! Один раз я уже умирал, пусть теперь другие!.. И я же ранен! Ну да, разве ты не знаешь? Даже из госпиталя меня не выписали бы так рано! Я не ждал, что ты окажешься такой бессердечной! Я любил тебя, рвался домой, а ты!..
   Заплакав, Ольга Васильевна обняла его. Сердце ее не выдержало.
   - Как ты измучился, настрадался, родной мой! - горячо шепнула она. - Ты сам не знаешь, что говоришь! Но ничего, ничего!.. Мой любимый, прости, я виновата!.. Когда я смотрю на то, что делается вокруг... Ты понимаешь? Я потеряла голову. Мне вдруг показалось, что мы с тобой совершаем преступление!.. Но у тебя действительно еще не закрылась рана. Я достану лекарств! Я сама вылечу тебя, Сереженька!
   Он облегченно поцеловал ее. В этот день они были особенно нежны друг к другу.
   Ольга Васильевна осмотрела ногу мужа. Она была хирургической сестрой и знала, какие медикаменты нужны для того, чтобы рана скорее зажила. В домашней аптечке таких лекарств не оказалось. Добыть их можно было лишь в госпитале.
   Осенью, в начале оккупации, ей прислали повестку из комендатуры с требованием явиться на работу в поликлинику, где оборудован немецкий госпиталь. Ольга Васильевна отказалась под предлогом, что у нее тяжело болен сын. Она боялась, что немцы не оставят ее в покое. Но они, по-видимому, нашли другого фельдшера, потому что больше не вспоминали о ней. Как-то Ольга встретила на улице Лиду Вознесенскую, с которой вместе училась в медицинском техникуме. Лида куда-то торопилась, пальто было расстегнуто, мелькнул белый халат. Ольга догадалась, что Вознесенская работает в госпитале, и не поздоровалась. "Какой позор! - подумала она. - Эта девчонка служит у немцев! Неужели не могла найти другого занятия?" Сейчас Ольга пожалела о том, что не имела знакомых среди работников госпиталя. Обращаться к Лиде она опасалась, не зная, можно ли той довериться. Ольга Васильевна колебалась долго, рана на ноге у мужа не заживала. Пришлось решиться. Вечером женщина остановила Лиду на улице.
   ...Они смеялись и плакали, заглядывая друг другу в глаза, и теперь у Ольги уже не было опасения, что Лида может ее подвести. По ее грустному, бледному лицу и горьким морщинкам у губ можно было догадаться, что ей нелегко живется. "Значит, не по своей воле пошла к немцам!" - решила Ольга Васильевна и совсем успокои- лась.
   - А ведь я тебя ждала! Ты мне нужна! - сказала Ольга после того, как они коротко рассказали друг другу о себе. - Не можешь ли ты достать немного сульфидина, белого стрептоцида, йода и еще граммов триста спирта? Я понимаю, что это не так просто, - прибавила она, увидев, что Лида насторожилась. - Но поверь, пожалуйста, мне очень, очень нужно. Я буду тебе так благодарна! Ты буквально меня спасешь!..
   - Ну, что ж! - помолчав, опустила глаза Лида. - Я, может быть, сумею что-нибудь сделать, если ты откровенно скажешь, для чего тебе медикаменты.
   Лида не хотела, чтобы лекарства, которые она доставала с таким трудом и берегла для того, чтобы когда-нибудь передать партизанам, расходились попусту. Ольгу она знала плохо, и ей пришла в голову мысль, что та намерена выменять на медикаменты продукты.
   - Для чего? - растерянно переспросила Ольга Васильевна и умокла, не зная, что ответить. Солгать? Но лгать она не умела и сразу бы себя выдала. Рассказать, как есть? Это опасно и неразумно. И все-таки она решила довериться Лиде. Девушка внушала симпатию, а ее желание знать, куда пойдут лекарства, было вполне законным.
   - Ладно, я верю, что ты не выдашь! - ответила Ольга, как в воду бросилась. - Из армии вернулся мой муж. Он ранен. Он убежал из плена!
   - Что ты говоришь! - вырвалось у Лиды.- Боже мой, прости меня! Я просто дура, что тебя выспрашиваю! Конечно, я все, все сделаю. Пойдем! Я сейчас же дам все, что ты просишь! - Она схватила Ольгу Васильевну за руки и потащила. Возле дома Лиды та остановилась.
   - Я подожду тебя! - сказала Круглова, смущенно и благодарно улыбаясь. - Спасибо тебе. Какая ты хорошая!
   Через несколько минут Лида выбежала и вручила Ольге небольшой, тщательно упакованный сверток.
   - Спрячь под пальто! Знаешь, Оля, о чем я подумала? Ведь твоему мужу опасно долго оставаться в городе! Рано или поздно фашисты пронюхают, и тогда плохо будет! Надо его переправить поскорее в лес, к партизанам!
   - Да, да, ты права! - горячо ответила Ольга Васильевна.- Ты с кем-нибудь связана? Ты можешь не отвечать, я понимаю, что о таких вещах не говорят! Но если ты поможешь Сергею, я этого никогда не забуду!
   - Сейчас я ничего не могу сказать!-ответила Лида. - Давай встретимся послезавтра. Приходи прямо в госпиталь. Это ничего, они на нас не обращают внимания... Так приходи обязательно! Я буду ждать!
   - Приду! - Поцеловав смутившуюся девушку в щеку. Ольга убежала.
   А Лида тут же отправилась к Шумову. Ведь теперь они были друзьями. Девушка все-таки поговорила по душам с Алешей. Произошло это две недели тому назад при довольно необычных обстоятельствах.
   Вечером Лида вышла на больничный дворик, чтобы немножко отдышаться после целого дня пребывания в спертой, насыщенной йодоформом и тяжелыми испарениями атмосфере госпиталя. Болела голова.
   Распахнув наброшенное на плечи пальто, молодая женщина полной грудью вдыхала морозный воздух. Часовой безразлично скользнул по ней взглядом.
   Лида обогнула здание и пошла по узкой тропинке, протоптанной в глубоком снегу. До войны вокруг больницы был разбит небольшой, но аккуратный сквер. Немцы, по обыкновению, вырубили деревья, и теперь до самого забора тянулась гладкая площадка, сейчас покрытая снегом, из-под которого то здесь, то там торчали поломанные скамейки. К забору приткнулся похожий на сугроб сарайчик. Здесь хранилось солдатское обмундирование, которое отбиралось у больных и раненых, поступающих в госпиталь. Лида остановилась. Показалось, что возле сарая промелькнула человеческая фигура. Она испугалась, но в то же время заинтересовалась. И любопытство подтолкнуло ее. Лида заметила человека, который полз на животе по снегу, таща за собой огромный мешок. Этот человек, точно ящерица, прополз в узкую щель между досками забора. Мешок на секунду застрял, но тоже исчез в дыре. Лида боялась вздохнуть. Она заметила полуоткрытую дверь сарая, сломанную щеколду и поняла, что неизвестный стащил немецкое обмундирование. Девушка не сомневалась ни минуты в том, что перед нею не простой воришка - такие в Любимове при немцах совсем перевелись, - а подпольщик, может быть, действовавший по заданию партизан. "Вот бы познакомиться с ним!" - мелькнуло у Лиды. Не раздумывая, она подбежала к забору, не без труда протиснулась в щель и очутилась в темном и узком тупичке. Девушка не сразу заметила незнакомца. Тот стоял, прижавшись к стене, загородив телом мешок, и не шевелился. "Почему он не уходит?" - с недоумением подумала Лида. И тут же поняла.
   По улице ходили немцы и полицаи. Час был еще не поздний. Возле входа в кинотеатр толпился народ. Из недавно открытого ресторана доносилась джазовая музыка. Тускло горели синие шары уличных фонарей... Чтобы выбраться из тупика, человеку неизбежно пришлось бы пересечь эту многолюдную, оживленную улицу. Там его, по всей вероятности, остановил бы первый же немец или полицай, заинтересовавшийся содержимым мешка... Риск был слишком велик!
   А минуты между тем текли. Незнакомец оставался на виду со своей добычей. В госпитале часовой мог заметить открытую дверь склада... И Лида решилась. Она, скользнув вдоль забора, подбежала к незнакомцу. Тот обернулся, отпрянул, схватившись за карман.
   - Не бойтесь, я вам помогу! - приготовила фразу девушка, но не смогла произнести ни слова. Она была ошеломлена. Перед ней стоял Алексей Шумов. Лида его сразу узнала. Он, кажется, не очень испугался, смотрел на нее строго и выжидающе.
   - Здравствуйте! - растерянно сказала Лида, сознавая всю нелепость своего поведения. Вспомнив об опасности, она взяла себя в руки и быстро прошептала: - Я хочу вам помочь! У меня есть ночной пропуск. Я отнесу мешок, куда нужно... Если меня остановят, сумею как-нибудь вывернуться, а вам нельзя... Вы меня не бойтесь, я ведь тоже... - Она хотела сказать: "Ненавижу фашистов!" - но постеснялась и закончила: - Я ведь тоже русский человек!..
   - Я не боюсь! - спокойно ответил Шумов. - Вот только не знаю, сможете ли вы дотащить! Вам будет тяжело!..
   - Глупости! - сказала Лида и храбро взвалила мешок на плечо. Согнувшись, она с трудом выпрямилась и сдавленно прибавила:-Донесу!.. Будь спокоен!
   - Не теряй меня из виду! - деловито сказал Алеша и быстро пошел вперед. Лида старалась не отставать. Повалил густой снег, скрывший следы их пребывания возле склада. Когда девушка пересекала улицу, ее окликнул солдат.
   - Что есть тут? - отрывисто спросил он, ткнув дулом автомата в мешок.
   - Белье! - бойко ответила Лида по-немецки. Ежедневно общаясь с немцами, она уже немного знала этот язык. - Я в госпитале работаю. Несу белье в стирку. Стирать, понимаешь? - девушка показала руками, как стирают, и в заключение предъявила пропуск. Немец улыбнулся и шлепнул ее ладонью по спине. С бьющимся сердцем она побежала, довольная тем, что так остроумно вышла из положения. За секунду перед тем Лида не знала, что ответить, если остановят... Она потеряла из виду Алешу. Он подошел к ней в переулке и сказал:
   - Спасибо, Лида! Теперь я сам! Тут уже недалеко!
   - Ты знаешь, как меня зовут? - удивилась девушка и поспешно, боясь, что Шумов уйдет и они снова не поговорят, продолжала: - Ты так и не ответил в тот раз. А я много думала! Ты, конечно, был прав! Нельзя доверяться первому встречному! Но я ни о чем не прошу. Ты только возьми медикаменты! Я достаю в госпитале. Передай партизанам. Наверно, там есть раненые! Пожалуйста, не отказывайся! Пожалуйста!..
   Лида прижала руки к груди и, казалось, готова была разрыдаться.
   - Хорошо! - коротко ответил Алеша. - Через несколько дней я дам знать. Еще раз спасибо! До свиданья!
   - До свиданья! - шепнула растерявшаяся от счастья Лида.
   ...Прошло две недели, но Шумов не показывался. И вот теперь Лида решила сама его разыскать. Она подозревала, что Шумов будет недоволен, ведь он велел терпеливо ждать, но убедила себя, что это особенный случай. Нужно помочь командиру Красной Армии! Конечно, Шумов все поймет и не будет ее ругать!
   Девушка не знала, где живет Алеша. Она пришла на улицу, где они расстались, и стала разглядывать дома, словно по их внешнему виду можно было узнать адрес Шумова. Разумеется, Лида напрасно потеряла время и, раздосадованная, вернулась домой.
   Иванцов не приходил уже три дня. Не явился он ночевать и сегодня. Лида была не особенно огорчена. Последнее время Дмитрий много пил, пьяный приставал к ней, и она рада была отдохнуть и на свободе подумать о своей жизни. Поведение Иванцова ее смущало. Девушка пыталась оправдать его, говоря себе, что он нервничает, переживает, оттого и пьет, но ее безграничная вера в Иванцова поколебалась... "Как он может пить в такое время? Ведь он выполняет ответственное задание! Как же так?" - думала Лида и не находила ответа...
   В пятницу Лида должна была встретиться с Ольгой. В этот день утром не успела она выйти из дому, как увидела Алексея. Он стоял, откинув голову, сложив за спиной руки, и читал наклеенный на забор очередной приказ коменданта. Лида поняла, что он ее ждет, и от радости забыла то, что хотела сказать. Вообще, как потом Лида со стыдом вспоминала, она вела себя нелепо и смешно! У него, наверно, сложилось о ней нелестное мнение. Он принял Лиду за легкомысленную девчонку, с которой нельзя говорить о серьезных вещах. Поздоровавшись за руку, Алеша сказал:
   - Медикаменты передай мне. Ты, кажется, хочешь нам помогать? Но имей в виду, борьба с немцами дело тяжелое. Сумеешь ли ты забыть все свои довоенные привычки, стать солдатом, бойцом? Это не так просто. Придется отказаться от собственных желаний и выполнять беспрекословно то, что прикажут, часто при этом рискуя жизнью. Ты готова?
   - Желание у меня есть одно! Уничтожать фашистов!- ответила Лида. - Я думаю, мне не придется отказываться от этого желания!..
   - Да, я немного неправильно выразился! - улыбнулся Алеша, сразу утратив свою строгость. - В общем, ты понимаешь, что твоя жизнь будет принадлежать не тебе?
   - Еще бы, конечно понимаю! - сказала Лида и, заметив, что ему не понравилось, как быстро она ответила, прибавила: - Разве при немцах жить можно? Я такой жизнью не дорожу, поверь! Моя мечта - бороться с фашистами!
   - Ну хорошо! - кивнул Шумов.- С сегодняшнего дня ты наш товарищ! Связь держи со мной. Больше никого тебе знать не надо и тебя никто знать не будет. Это необходимо для конспирации. Ты меня никогда не разыскивай, жди, когда сам приду. Вот тебе первое задание. Оно довольно сложное. В госпитале работают русские врачи и медсестры. Поговори с ними, только осторожно! Тебе поручается организовать подпольную группу медицинских работников, готовую к тому, чтобы выполнять поручения партизанского штаба. Врачи должны будут оказывать медицинскую помощь русским людям, жителям Любимова, которые сейчас лишены ее, и, кроме этого, обеспечивать медикаментами и перевязочными материалами партизанский отряд. Никому из работников госпиталя обо мне не говори. Они будут связаны только с тобой. Ты поняла?
   - Да, я все хорошо поняла! - ответила Лида. - Я выполню поручение!.. А теперь, Леша, у меня есть важное сообщение. В одном доме здесь недалеко скрывается раненый красноармеец. Его нужно переправить к партизанам, иначе немцы узнают. Сегодня я встречусь с его женой. Что ей передать?
   - Раненый красноармеец?-переспросил Алешка.
   Он вспомнил рассказ Жени Лисицына, который на рассвете отнес в Сукремльский овраг одежду для красноармейцев, похищенную накануне из госпиталя. Женя дождался прихода Афанасия Посылкова и доложил связному о том, при каких обстоятельствах были освобождены военнопленные. Посылков повел красноармейцев в лес. Перед тем как уйти, ефрейтор Дробот сообщил Лисицыну и Афанасию о том, что ночью исчез раненый в ногу сержант Круглов. "Мы весь овраг обыскали, думали, в беспамятстве, или, не дай бог, помер. Однако не нашли!-развел руками ефрейтор и неловко пошутил: - Не иначе, крылья выросли у человека. Домой, должно быть, улетел. Жена у него в городе!" Вернувшись в Любимове Женька рассказал Шумову об этом разговоре. "Не о том ли красноармейце говорит Лида?" - подумал Алексей и спросил:
   - Фамилию не знаешь?
   - Знаю!--ответила девушка. - Круглов! Он до войны инженером был. А с его женой я вместе в медицинском техникуме училась.
   - Пока ей ничего не говори! - подумав, решил Шумов. - Через несколько дней я сообщу, что делать!
   Алексею показалось подозрительным поведение сержанта, который, не сказав никому ни слова, бросил товарищей. Нужно было сначала проверить, чем занимался Круглов в Любимове. Не побывал ли в лапах у немцев? Только после тщательной проверки можно было познакомить его с Афанасием Посылковым.
   ...Восьмого марта Круглов приготовил жене сюрприз. Он подождал, пока она ушла к соседке, которая обещала за новую беличью шубу дать Ольге Васильевне мешок пшеничной муки, и принялся за дело. Заранее улыбаясь при мысли о том, как обрадуется Оля, он закатал брюки, притащил полный бак воды и принялся мыть пол. Круглов добросовестно тер проволочной щеткой потемневшие от грязи доски, так что даже вспотел, а Мишутка заливисто хохотал, забравшись с ногами на сундук, и приговаривал: "Папа няня! Папа няня!" До войны этой работой занималась нянька, и малыш запомнил...
   Умывшись и до блеска выбрив лицо, Круглов повесил на окна чистые занавески, надел штатский костюм, белую сорочку и поставил на видном месте - на стуле, торжественно накрытом газетой, - начищенные гуталином, маленькие, остроносые женские хромовые сапожки. Эти сапожки он стачал собственноручно, тайком от жены, из своих сапог, выданных ему в Красной Армии. Он работал по ночам, в чулане, при свете коптилки. Сапожки получились на славу! Теперь Оля не промочит ноги, когда отправится за город копать картошку!.. А то, что она ходила и откапывала руками мерзлую картошку из-под снега, чтобы прокормить его - здорового тридцатилетнего мужчину, - казалось инженеру вполне нормальным...
   Круглов покрасивее установил на стуле сапоги и отошел, чтобы полюбоваться ими издали. Он протер бумагой закопченное стекло, зажег керосиновую лампу и, потирая руки, счастливо улыбаясь, стал ждать жену. В окно он увидел, как она поднимается на крыльцо, и поспешил навстречу. Ольга Васильевна открыла дверь и замерла.
   - Поздравляю тебя, моя дорогая, с праздником восьмого марта, с Международным женским днем! - сказал Круглов, обнял и поцеловал ее. - А это тебе подарок! - Он вручил сапоги.
   Женщина не шевелилась. С лица сползла растерянная улыбка. Она сумрачно смотрела на сияющего мужа, чисто вымытый пол и ярко горящую керосиновую лампу. Подарок произвел на нее впечатление, совершенно обратное тому, которого ожидал Круглов. Она была расстроена тем, что пришлось отдать за бесценок дорогую шубу, ее не покидала тревога за судьбу мужа, и праздничное, беззаботное настроение Круглова неприятно покоробило Ольгу. Она глядела на эти сапоги, которые были даны сержанту для того, чтобы в них он сражался с немцами, и его кропотливый труд, затраченный на переделку, показался ей ненужным и даже оскорбительным. Муж весело улыбался, но Ольга Васильевна не могла видеть его выбритое, гладкое лицо.
   - Спасибо! - заставила себя ответить она, но голос, против воли, звучал сухо. Женщина поцеловала мужа и взяла сапожки, однако он почувствовал, что Оля расстроена.
   - Забудь обо всем! - сказал он. - Ты примерь их! Я с тебя ночью, когда ты спала, незаметно мерку снял. А на пол ты обратила внимание? Из меня получился неплохой домашний работник!
   Круглов хотел пошутить, но Ольга Васильевна так странно на него взглянула, что он смутился.
   - Да, ты верно сказал! - бросила она, остановившись у окна и не поворачиваясь к нему. - Но ведь ты не домработница, а воин Красной Армии. Прости меня за грубость, я знаю, что ты не виноват, и благодарна за хлопоты, но, честное слово, чем перешивать сапоги, лучше бы ты сделал так, чтобы я могла снова выходить на улицу в туфлях и в шубе, а не менять их на муку!
   - Как же я могу это сделать? -растерянно спросил Круглов.
   - Один ты не в силах! - ответила жена и положила ему руки на плечи. - Сереженька, родной, не сердись, пойми меня правильно! Но ты мужчина, солдат! Ты должен защитить нас, женщин и детей. На кого же нам еще надеяться?..
   - Ах, вот оно что! - нахмурившись, отвернулся он.
   - Да, да! Это сейчас главное! Я говорю тебе для того, чтобы ты ушел с легким сердцем. Ведь мы последний день вместе. Не будем ссориться! Я не хотела тебя огорчить. Хотела, чтобы наши желания совпадали. Ведь так было совсем недавно!.. А теперь, мне кажется, ты стал чужим!
   - Погоди, погоди! Почему последний день?-испуганно спросил Круглов. - Что ты еще выдумала?
   - Я не выдумала! - ответила Ольга Васильевна.- Просто нашелся человек, который укажет тебе дорогу в партизанский отряд. Ты встретишься с ним завтра в три часа дня в Сукремльском овраге. Будешь ждать его там. Он сам к тебе подойдет.
   - Чепуха! -с ожесточением крикнул Круглов. Лицо его покрылось красными пятнами. - Я не хочу!
   - Это твое дело! - твердо ответила женщина. - Но в таком случае я не могу больше быть твоей женой! - Она повернулась и ушла в коридор.
   В этот день они несколько раз мирились и снова кричали друг на друга. Ольга плакала и убеждала его, и стыдила. Круглов бегал по комнате, хватаясь за голову и твердя, что в родном доме завелся враг, который желает его смерти. Поздно ночью, измученный и разбитый, он смирился, снова впав в то тупое безразличие, которое владело им на фронте. Крепко уснув рядом с плачущей женой, он проснулся поздно, молча оделся, позавтракал и не произнес ни слова, пока Ольга Васильевна собирала его в дорогу.
   Она подняла Мишутку и поднесла к нему. Он небрежно и безразлично приложился к щеке ребенка. Его уже не было здесь. Лишь тело еще находилось в этом доме. Жена простилась с ним во дворе. Она приникла к нему, но когда подняла лицо, глаза были сухими и губы улыбались. Не хотела расстраивать.
   - До свиданья, мой дорогой! - сказала Ольга Васильевна, умоляюще глядя на мужа. Может быть, в этот миг он станет снова таким, каким она его полюбила? Но Круглов спокойно и ровно ответил:
   - До свиданья!
   И они расстались.
   Круглов шагал той же дорогой, по которой пришел домой. Все в нем как будто одеревенело. Раньше можно было хотя бы мечтать о семье, и эти думы облегчали тяжелую, фронтовую жизнь. Теперь же он лишился и этого последнего утешения. Оля, которую он так нежно любил, не поняла его! Она не поняла, как страшна война, и толкнула его на такую жизнь, о которой он не мог думать без содрогания. Ему хотелось спрятаться, а она не пожелала стать щитом. Он надеялся переждать бурю в теплой комнате, а она выгнала его! Эх Ольга, Ольга!.. В горле у Круглова защипало.
   Он спустился в Сукремльский овраг и, усевшись на пень, опустил голову. Круглов не глядел по сторонам. Ему было все безразлично. Он не заметил коренастого мужчину в полушубке и юную девушку, наблюдавших за ним из-за деревьев. Связные долго изучали Круглова. Наконец Афанасий Посылков, которому о сержанте час тому назад рассказал Лисицын, подошел к инженеру.
   - Здравствуйте! Кого вы ждете? Не меня ли?
   - Вас! - равнодушно ответил Круглов, скользнув взглядом по кряжистой фигуре партизана. - Далеко нам идти? Впрочем, это все равно!..