ШЕСТАЯ ГЛАВА

   А Шура была недалеко. Она пересекла улицу и поднялась по ступеням на крыльцо каменного одноэтажного дома. Пришлось приподняться на цыпочки, чтобы дотянуться до электрического звонка. Дверь открыли тут же, точно Шуру ждали. На улицу выглянул высокий нескладный парень с взъерошенными волосами и тонкой шеей.
   На остром носу поблескивали круглые очки. На юноше была застиранная клетчатая рубашка - "ковбойка".
    - Это ты, Шура? - удивился он и неловко затоптался в дверях; наконец, спохватившись, отступил в сторону: - Заходи же!
   ...Шура никому не рассказывала о том, как познакомилась с Алешкой Шумовым и Женей Лисицыным, даже маме, с которой была вполне откровенна. И не оттого, что стыдилась дружбы с мальчишками. У них в семье на такую дружбу смотрели просто, без той ненужной и вредной подозрительности, которая может загрязнить самые чистые отношения. Члены семьи относились друг к другу с полным доверием. Никогда Вера Петровна не спрашивала дочерей, где те были и почему поздно пришли. Если Тоня, по праву старшей, иногда и давала советы Шуре и Зине, то деликатные, ненавязчивые и не затрагивающие их самолюбия... Шура ни с кем не поделилась просто потому, что вначале не придавала новому знакомству никакого значения, а позже, когда дружба окрепла, было уже как - то неудобно сообщать о ней, ни с того ни с сего.
   ...Прошлой зимой Шура отправилась на каток. День был пасмурный, ветреный. Каток устроили на реке, вдали от города, под крутым обрывом, на котором темнел густой лес. Здесь было тихо, безлюдно. В этот день никому, кроме Шуры, не пришло в голову кататься на коньках. Лед был завален мокрым, рыхлым снегом, который непрерывно тяжелыми хлопьями валился с неприветливого неба.
   Она попробовала разогнаться, но коньки скользили плохо. Девушка уже через полчаса устала. Одежда промокла. Тогда Шура решила выехать на середину реки, где ветер не давал снегу задерживаться на льду. Ходить там было запрещено, о чем предупреждала надпись на деревянной табличке, прибитой к дереву, но Шура, раздосадованная плохой погодой, готова была на все, лишь бы прокатиться несколько кругов. Она разогналась на гладком, зеленоватом льду и вдруг услышала громкий треск. Шура провалилась в воду. Она угодила в полынью, присыпанную снегом и потому незамеченную. Вода, словно железным обручем, охватила тело. Руки и ноги заломило от холода. Шура подплыла к краю полыньи и попыталась вылезть на лед, но пальцы скользили, а меховая куртка и тяжелые ботинки с коньками тянули вниз. И все - таки она не закричала. Не потому, что растерялась, а просто показалось неудобным звать на помощь, когда сама была виновата. Руки потеряли чувствительность. Девушка забарахталась в черной воде. Впервые явилась мысль, что она ведь может утонуть! Стало страшно, Шура вскрикнула.
   ...Если бы в школе в этот день не отменили двух уроков и Алешке Шумову с Женькой не пришла в голову мысль совершить прогулку на лыжах, Шуре пришлось бы плохо! Взобравшись на обрыв, ребята тяжело дышали, они осматривали реку, выбирая место, где можно съехать. Внезапно Алешка вытянул шею и спросил:
    - Ты ничего не видишь?
    - Ничего, а что? - удивился Лисицын и закричал: - Стой! Куда? Там под снегом пни! Разобье - ешься!
   Но Алексей уже мчался вниз, вздымая тучи снежной пыли. Фигурка с вытянутыми руками мелькнула в воздухе. Женька зажмурился. Через секунду Шумов, сбавляя скорость, ехал по льду. Он упал рядом с полыньей и протянул Шуре лыжную палку. Девушка пыталась ухватиться, но пальцы не слушались. Она уже несколько раз скрывалась под водой. На волосах блестели тонкие ледяные сосульки. Не теряя ни секунды, Алешка подполз к краю и, рискуя свалиться, схватил Шуру за шиворот. Вскоре Хатимова лежала на снегу, а он растирал ей руки, пытаясь привести в чувство.
   Подъехал запыхавшийся Женя Лисицын, посмотрел на Шуру, чья одежда быстро покрывалась ледяной коркой, и со страхом закричал:
    - Она воспалением легких заболеет! Нужно переодеться!
   Не медля, он стал расстегивать меховую куртку - безрукавку, потом снял свитер и расшнуровал лыжные ботинки - пьексы. Оставшись в рубашке и лыжных брюках, Женька взялся было и за пояс, но Алешка укоризненно сказал:
    - Брюки - то хоть оставь, чудак! Как по городу пой- дешь?
   Шура открыла глаза и приподнялась. Шумов помог ей встать и скомандовал:
    - Бери эти тряпки и беги на берег! Там за деревом переоденься, мы тебя подождем!
    - Но как же?.. - стуча зубами, растерянно пролепетала Шура.
    - Живо, без разговоров! - прикрикнул Алешка. Взяв одежду, она заковыляла на коньках к берегу. Друзья стояли молча, пока она переодевалась. Потом Шумов снял телогрейку и отдал Жене, а сам остался в свитере. Лисицын приплясывал на снегу в шерстяных носках, пока не догадался залезть на пень.
    - Скоро там? - крикнул он.
    - Сейчас!.. Не могу шнурки развязать. Они мокрые, набухли! - виновато ответила Шура. Наконец вышла из - за дерева. В свитере, с закатанными рукавами, огромных, не по росту ботинках и заледеневших, твердых, как фанера, штанах, звеневших при каждом ее шаге, Шура выглядела достаточно нелепо.
    - Ой, не могу! - захохотал Женька. - Не дай бог встретить такую фигуру в темном переулке!
    - Бежим! - сказал Алешка, и они гуськом друг за другом вскарабкались на обрыв. Весь путь до города пробежали галопом, причем Шура ни на шаг не отставала от ребят. По улицам пронеслись вихрем. Прохожие изумленно расступались.
    - Прибыли! - крикнул Шумов, когда показался знакомый переулок. У калитки он остановился, глубоко вздохнул, и дыхание стало совершенно ровным, будто и не бежал.
    - Ой, что теперь будет! - жалобно сказала Шура. - Увидят, начнут расспрашивать, придется сознаваться, что провалилась! Ужас!
    - Пойдем ко мне! - предложил Женька. - Я напротив живу. Дом пустой, никто не увидит. Высушишь свое платье, переоденешься, хоть обратно иди на каток!
    - Не знаю! - смущенно отступила Шура. - Может, неудобно?
    - Почему? - возразил Алешка. - Очень даже удобно! У Женьки три комнаты, и печка топится! Что тут особенного?
   Пока сушилось платье, Шура и Женя играли в шахматы. В просторном халате Жениного отца, поджав босые ноги, девушка сидела на диване и, не торопясь, переставляла фигуры. Сперва Женька и слышать не хотел о том, чтобы играть с нею. "Ни к чему! - высокомерно процедил он. - У меня третья категория. Мне с тобой будет неинтересно!"
    - Правда, - - подтвердил Алешка. - Действительно чемпион! Даже теорию изучает по книжке!
    - Я теорию не изучаю, - скромно ответила Шура. - Но надеюсь, что продержусь некоторое время!
   Без особенного труда она выиграла у Жени две партии. Шура еще в первом классе стала увлекаться шахматами и в прошлом году на соревнованиях в Доме пионеров заняла второе место. Продолжать состязание Шура отказалась, хотя Женя упрашивал ее чуть ли не со слезами на глазах. Он кричал, что победа, одержанная Шурой, не считается, так как его не предупредили, что она сильный противник.
    - Но мне больше не хочется! - отнекивалась Шура, смущенная тем, что огорчила хозяина. - Ты очень хорошо играешь, я ведь случайно поставила тебе мат.
   Женька немного успокоился и отправился в кухню, где на плите кипел белый эмалированный чайник. Поздно вечером ушла Шура домой. Ей понравился шумливый, азартный Женя, но молчаливый, серьезный Алеша, который за все время не произнес и пяти слов, был ей больше по душе.
   ...Так началась дружба.
   С первого класса Шумов и Лисицын учились вместе. Девять лет просидели на одной парте. Дня не могли обойтись друг без друга. Уроки готовили по очереди, то в Женькином доме, то у Алешки. Отец Жени, старший инженер локомобильного завода Лисицын, с симпатией от- носился к заместителю начальника механического цеха Семену Ивановичу Шумову и был рад, что сорванец и лентяй Женька дружит с сыном такого уважаемого человека. В свою очередь бабушка Елизавета Ивановна любила Женю почти так же, как собственного внука. Женина мама умерла, когда он был маленьким. Отец поздно возвращался с работы и не всегда замечал, что брюки и рубаха у сына в грязи и требуют ремонта. Елизавета Ивановна стирала Алешиному дружку одежду и кормила обоих вкусными домашними обедами. Так же поступал инженер Лисицын: покупая сыну обновку, не забывал сделать подарок и Алешке. Теперь к неразлучной паре присоединилась Шура Хатимова.
   Она вскоре заметила, что Женя старается подражать Алешке. Роняет слова так же неторопливо, как он, делая вид, что обдумывает каждую фразу, правда частенько забываясь и переходя на свою обычную скороговорку. Женя пытается усвоить Алешину решительную и стремительную походку, но ему не удается, потому - то он немножко горбится. Кроме того, Лисицын ловит каждое слово приятеля и, хотя всегда отчаянно спорит с ним, в конце концов поступает так, как рекомендует Шумов. Женя всегда спешит и постоянно куда - нибудь опаздывает. Уроки не готовы, постель не прибрана, ботинки не почищены.
    - Времени не хватило! - махал он рукой.
   А Леша на первый взгляд был медлителен, даже неповоротлив, но угнаться за ним было трудно. Шура это поняла, когда вместе с ребятами пошла на лыжную прогулку. Лисицын, изо всех сил работая палками, мчался так, что снег летел из - под лыж, и как будто развивал невероятную скорость, а Леша, опустив голову и расправив плечи, скользил плавно, без рывков. Движения были строго рассчитаны и потому казались медленными, но он легко оставил позади Женю и исчез за деревьями... Эти походы на лыжах проделывались неуклонно каждый день, независимо от погоды. Шура не могла понять, зачем тратить столько времени без пользы.
    - Может, вы хотите стать чемпионами? - допытывалась она. - Ну покатались, займитесь чем - нибудь еще!
   Женя подмигивал Алешке и отвечал:
    - Нам так надо! А зачем, не скажем! Девчонкам знать не положено!
   Шумов молча улыбался. Шура очень любила, когда он улыбался.
   "Такой человек не может обмануть", - думала она. Алешка располагал к себе не только взрослых, но и малышей. Шумов и Женя учились в другой школе, не там, где сестры Хатимовы. Однажды Шура зашла за ребятами в бывший особняк Загрязкина, на дверях которого висела теперь табличка "Средняя школа № 3", и в коридоре увидела Алешу. Его шумной толпой окружали первоклассники, карабкались на плечи, висели на руках и оглушительно галдели. А он молча и ласково улыбался. Заметив Шуру, парень смутился.
    - Вот, прохода не дают! - объяснил он, разводя руками, словно оправдываясь. - Такие смешные пацаны.
   Расскажи им, отчего северное сияние происходит! Любопытные...
   Однажды Шура случайно узнала тайну, в которую упорно не желал ее посвящать Женька Лисицын.
   В солнечный весенний день Шура проснулась рано, часов в шесть. Она быстро оделась, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Зину, и вышла во двор. Было холодно. Мороз сковывал землю. Белым мохнатым инеем покрылись ветки деревьев. Но снега уже не было. И солнце сияло на безоблачном синем небе празднично, а хлопотливые воробьи чирикали возле ног Шуры с такой самозабвенной отвагой, что ей стало весело и захотелось сделать что - нибудь необыкновенное. "Пойду разбужу Алешку и Женьку!" - мелькнула озорная мысль. Последнюю неделю все трое готовились к экзаменам. Вчера засиделись поздно. Ребята, верно, спят крепким сном. То - то удивятся, когда Шура их поднимет!
   Девушка побежала к Алешке, решив начать с него. Подойдя к дому, она взобралась на завалинку и заглянула в окно. Солнце отсвечивало в стекле, долго не удавалось ничего разглядеть. В конце концов Шура увидела маленькую комнату, скудно обставленную нехитрой мебелью. Под потолком были прикреплены турник и кольца, к стене прижалась узкая кровать. "Где же Алешка? - удивилась Шура. - Наверно, он тоже проснулся и куда - нибудь вышел". Девушка нерешительно от- крыла калитку и направилась к сараю, видневшемуся в глубине двора. Там она заметила умывальник. Дверь сарая была притворена. Шура заглянула в щель. Шумов спал. Он лежал прямо на холодной, промерзшей земле, закутавшись в тулуп, опустив наушники у шапки, и спал. "Что случилось?" - бросилась к нему Шура. Ей пришло в голову, что Леша поссорился с родителями, может быть, его выгнали из дому... Испуганная и расстроенная, она затормошила его. Алексей проснулся, сел и удивленно посмотрел на девушку. Наверно, ее лицо было очень растерянным, потому что в глазах у Леши мелькнула усмешка.
    - Здравствуй! - сказал он и прислонился к стене, придерживая на плече сползающий тулуп.
    - Сейчас, наверно, часов шесть, да? - Окончательно проснувшись, он встревожился. - Почему ты пришла? Что - нибудь случилось?
    - У меня? Нет! - ответила Шура. - Я сама хотела задать этот вопрос. Почему ты спишь не в доме, а на улице? Можно ведь простудиться!
    - Во - первых, не на улице, а в сарае! - серьезно ответил Алешка. - Во - вторых, как раз для того, чтобы не простудиться, я и сплю на свежем воздухе. А в - третьих, я это делаю уже не первый год, так что можешь за меня не беспокоиться.
    - Как! И зимой?
    - Да, и зимой.
    - И когда морозы? - Шура могла подумать, что он хвастается, если бы не знала, с кем имеет дело.
    - И в морозы! - улыбнулся Алешка. - Только, конечно, укрываюсь потеплее! И у меня есть спальный мешок.
    - Но зачем? - удивилась Шура. - Честное слово, это мальчишество! Конечно, я понимаю, что все герои подвергались лишениям, чтобы закалить свой дух, но тогда почему ты сразу не улегся на гвозди, как Рахметов? Подражать, так уж лучшим образцам!
    - Подожди, ты не поняла! - растерянно ответил Алешка, подняв светлые брови. - При чем тут герои? Я никому не подражаю. Просто мы с Женькой решили после окончания школы поступить в военное училище, чтобы стать командирами Красной Армии. Ну, ты же знаешь, какие качества требуются от командира?
    - Хорошо стрелять, быть преданным Родине! - не задумываясь, ответила Шура. - Конечно, это еще не все. Нужны знания...
    - В общем, ты права! - встал Шумов. - Надо быть образованным человеком! И физически подготовленным. Сильным, ловким, выносливым. Быстрее всех плавать, бегать, ходить на лыжах. Уметь обходиться без еды, без постели. Этому не научишься за два дня. Даже за два года. Теперь ты поняла?
    - Да, - ответила Шура, почему - то притихнув. - Я поняла...
   Алешка оделся, и они пошли к Жене, который ждал их с учебниками. Весь день Шура была задумчивой, а вечером, когда сложили книги и, уставшие, немного обалдевшие, вышли во двор, с грустью сказала:
    - Если бы вы знали, мальчики, как я вам в сущности завидую!
    - Ага! Наконец - то признала наше превосходство! - шумно обрадовался Женька, а Алексей внимательно посмотрел на девушку и промолчал.
   ...Шура еще не знала, могут ли помочь Зининому горю Женя и Леша, но когда сестра плакала у нее на плече, вспомнила о друзьях и решила с ними посоветоваться.
    - Хорошо, что ты пришла! - - сказал Лисицын, снимая очки и кладя их в карман. - Весь вечер читаю, уже глаза заболели. Как раз хотел сбегать к тебе или к Лешке!
    - Погоди, не тараторь! - поморщилась Шура. - Дело есть. - Она рассказала о разговоре с Зиной. - Сестра права! - закончила Шура. - Все это от равнодушия. Каждый его осуждает, а помочь некому. И хороший человек пропадает. Мы должны что - то придумать? Ты со- гласен?
    - Знаю я Антипова! - с сомнением сказал Женя. - Он такой, что лучше не связываться. Вот, что Алешка скажет...
   Через полчаса Лисицын и Шумов сидели в тесной комнатке у сестер и внимательно слушали Зину. Та с удивлением разглядывала незнакомых ребят. Сперва она ни за что не хотела рассказывать о Толе. И лишь после того, как Шура предупредила, что нужна полная откровенность, Зина стала доверчивее. Впрочем, говорила она немного.
    - Все о нем, наверно, слышали! - отвернувшись, буркнула девушка, смущенная тем, что чужие люди узнают ее тайну. - Но вы никому не верьте! Толя был моим товарищем. Он хороший, даже очень хороший человек! Не хуже вас, во всяком случае! - заносчиво прибавила она. - Но у него жизнь неудачно сложилась. Рос без родителей. В общем, это длинная история. А теперь он даже в тюрьму может попасть!
    - Очень просто! - поддержал Женя. - Но ты, Зина, не беспокойся. Раз мы взялись, все будет в порядке! Правда, Алешка? Мы с ним потолкуем! Если надо - и на завод сходим! Я могу даже с отцом посоветоваться! Верно, Леша? Почему ты молчишь?
    - Чепуха! - с легкой досадой ответил Алексей.
    - Как чепуха? - растерялся Женя, а Зина, слушавшая Лисицына неодобрительно, посмотрела на Шумова с надеждой.
    - Слишком все у тебя легко! Слова меньше всего нужны. Он и разговаривать не станет! Ему другое надо!
    - А что ему надо, ты скажи, что? - обиделся Женька.
    - Не знаю! - помолчав, хмуро ответил Леша. - Откуда я могу знать?
   Он встал и попрощался с девушками.
    - Как же быть? - встревожилась Зина. - Значит, ничего не сделаете? Напрасно, выходит, я вас позвала!
    - Почему напрасно? - обернулся к ней Шумов. - Мы подумаем и потом вам скажем. Эти дела быстро не решаются!..
   Когда вышли на улицу, Женя буркнул:
    - Свинство с твоей стороны! Я действительно хотел помочь, ты меня перебил, а сам тоже ничего не предложил! Так, брат, всякий сумеет.
   Алешка вздохнул и виновато ответил:
    - Конечно, ты прав! Я перед тобой виноват.
    - Ладно! - сразу повеселел Лисицын. - Не стоит ругаться из-за Тольки Антипова! Я, говоря между нами, его терпеть не могу. Он в прошлом году у меня лыжи сломал. Сани застряли у мужика, а Толька помогал вытащить. "Дай-ка, - говорит, - твою лыжу на минутку!" Я дал. А он поддел сбоку сани и сломал. Пополам треснула. И смеется. "Это, - говорит, - издержка производства!.."
   Алексей слушал Женю невнимательно. Он огляделся и спросил:
    - Куда мы забрели? Кажется, Левобережная улица?
    - Да. А что? К твоему дому можно проходным двором пройти. Через забор. Он низкий, я лазил.
   - Не в этом дело, - остановился Алешка. - Вон заводское общежитие, в бараке! Ты не спешишь? Зайдем, посмотрим, как ребята живут. И Тольку увидим!
    - Спит, наверно, с похмелья! - проворчал Женя. - Вообще, раз ты меня раскритиковал, я лично с ним говорить отказываюсь.
   Недовольно ворча, он побрел за Алешкой. Вошли в темный коридор, толкнули дверь, обитую войлоком, и очутились в большой комнате, уставленной кроватями. Молодой рабочий, расстелив на столе лист ватмана, рисовал заголовок для стенной газеты. Вместо абажура к лампочке приспособили пожелтевшую бумагу, свернутую трубочкой. Углы комнаты тонули в полумраке. Громко тикали ходики. Алешка и Женя, немного робея, подошли к столу. Кроме художника, в общежитии никого не было.
    - Здравствуйте! - сказал Алешка. - Вы не знаете, где живет Толя Антипов?
   Парень ткнул кисточкой в угол. Только теперь ребята увидели на одной из кроватей спящего человека.
   Он лежал ничком, подогнув руку, и дышал с таким трудом, как будто во сне взбирался на гору. Другая рука свесилась с кровати, беспомощная и неподвижная, - рабочая рука с мозолями и черной металлической пылью, въевшейся в кожу. Казалось, она только что выпустила напильник...
    - Я же говорил, с похмелья! - бесцеремонно сказал Женька и с недоумением посмотрел на товарища, осторожно и даже с некоторой лаской прикоснувшегося к плечу Антипова.
    - Проснись! - негромко сказал Алексей.
   Антипов застонал, перевернулся на спину и открыл глаза, которые сначала были бессмысленными, затем стали изумленными. Он вскочил, ладонью смахнул волосы со лба и подозрительно спросил:
    - Кто такие?
    - Мы пришли с тобой поговорить! - с солидным и покровительственным видом ответил Женя. - Дело в том, что ты себя плохо ведешь. До каких пор это может продолжаться!.. Вчера ты снова...
    - Замолчи, пожалуйста! - с досадой перебил Алексей и обратился к Антипову: - Ты не слушай, что он говорит. Я - то, например, просто хочу с тобой познакомиться. Понимаешь? Ты очень нужен для важного дела. Хочу попросить тебя об услуге.
    - А кто ты такой? - неприязненно и насмешливо спросил Антипов. Он встал и оказался одного роста с Алексеем. Но плечи у него были такими широкими, он расставил ноги так твердо и уверенно, что Шумов и Лисицын рядом с ним выглядели мальчишками.
    - Меня зовут Алеша Шумов! - ответил юноша. - Наверно, знаешь моего отца. А это Лисицын, старшего инженера сын...
   - Ну и что? - отставив ногу, спросил Антипов. Он достал из кармана пачку папирос и дрожащими пальцами зажег спичку. Его глаза были красные, точно он натер их песком, лицо измятое. На щеке краснел след от подушки. - В чем дело? - повторил он, по очереди глядя на Женьку и Алексея. - Что вам надо? Перевоспитывать пришли?
    - Не в этом дело! - с замешательством ответил Шумов. - Я уже сказал...
    - Брось! - перебил Антипов. - Идите-ка отсюда подальше! Понятно? Пока по шее не попало! Юные пионеры!
    - С тобой по - хорошему, а ты... - обиженно начал Женька, но Анатолий схватил его за шиворот.
    - Поговори! - процедил он. - Пришел в моей душе копаться? Беги отсюда, пока цел!
   Алешка схватил его за руку, но Антипов уже отпустил Женю и, переваливаясь, вышел из комнаты. Лисицын и Шумов помолчали. Потом Женька потер рукой шею, на которой остался след от воротника, и жалобно сказал:
    - Чуть не задушил! Ну и пальцы! Железные какие - то!..
   Раздался сочувственный голос художника:
    - Все зря, хлопцы! Напрасно, говорю, время теряете! Разве с ним найдешь общий язык? Выселить его надо к чертовой матери, и дело с концом! Мало того, что пьяный приходит, шумит, скандалит, так еще у ребят вещи пропадать стали! Не иначе, как шарит по тумбочкам! На водку где-то надо деньги брать! Это уже последнее дело! А вы - беседовать. С ним многие пробовали, бесполезно! Вас, наверно, из райкома прислали?
    - Нет! - ответил Алешка; щеки его горели не то от возмущения, не то от стыда. - Никто нас не присылал. Мы сами. Но пришли зря!..
   Было поздно, когда ребята остановились возле Алешкиного дома.
    - Слушай! - вдруг обеспокоенно сказал Лисицын, всю дорогу молчавший. - А как же насчет лодки?
    - Какой лодки? - не понял Шумов.
    - Так завтра последний экзамен, а лодка не отконопачена. Как же по реке поедем? Я уже Шурке сказал, чтоб продукты приготовила!..
   Помолчав, Алешка тихо заметил:
    - Легко тебе живется, Женька!
   Кивнув, он скрылся в доме. Лисицын удивленно крикнул:
    - Почему, Алеша? Почему ты так сказал?
    - Ладно!.. Спокойной ночи! - раздался из окна голос Шумова.
   ...Отец тоже решил лечь в сарае. Он расстелил соломенный матрац и разделся. Было темно, - пахло сеном. Сквозь щели блестели звезды. Семен Иванович долго не мог уснуть. Он сел и закурил трубку.
    - Алешка, ты спишь?
    - Нет! Я думаю, - не сразу откликнулся сын. - Надо найти какой-нибудь способ! Не буду себя уважать, пока не найду!..
    - О чем ты? - удивился Семен Иванович. Алешка рассказал о Толе Антипове.
    - Это кажется диким! - горячо закончил он. - Живет парень при Советской власти. Сам рабочий и сын бедного, нищего крестьянина, который погиб за Советскую власть. Живет он среди нас, а жизнь у него, как при капитализме!.. В школе не учится, работает кое-как, пьет водку! Все видят, но о том лишь думают, как бы его наказать! Одни хотят из общежития выселить, другие чуть ли не в тюрьму посадить, только бы он людям настроение не портил. А разве не для него мой дедушка кровь пролил? Отец, надо что-то делать!..
    - Знавал я одного Антипова! - задумчиво ответил Семен Иванович. - Неужели его сынок?.. Хорошо, что ты решил вмешаться, Алешка! Так и надо! Какой совет дать?.. По-моему, разговоры не помогут. Анатолию встряска нужна! Понимаешь! Чтоб душа перевернулась! А как его встряхнуть - сам подумай! Я помогу, если будет нужда. Все-таки депутат горсовета. Устроим Антипова в школу, работу подберем, чтоб учиться мог! Почувствует, что при Советской власти живет!.. А сейчас спи.
   Когда Алешка уснул, Семен Иванович тихонько подошел к нему и долго смотрел на лицо сына, даже во сне не утратившее озабоченного выражения. Он смотрел и думал о том, что Алешка незаметно стал совсем взрослым. Руки еще тонкие, мальчишеские, грудь не вполне развившаяся и мускулы только намечаются, но заботы не детские. Чужая судьба волнует его так же, как своя. Он хочет бороться за то, чтобы не только ему одному жилось хорошо, а всем людям. Это признак зрелости. Значит, вырос...
   Такие мысли мелькали у Шумова-старшего, а тем временем Алешкин лоб разгладился, он начал дышать ровнее, и скоро его губы приоткрылись в беззаботной, счастливой улыбке. Тогда сразу стало ясно, что парню всего семнадцать лет и снится ему, должно быть, обыкновенный мальчишеский сон, возможно даже та самая лодка, которую нужно так срочно законопатить!..
   Через несколько дней Алешка и Женя, сдав последний экзамен, на рассвете отправились на рынок, чтобы купить все необходимое для двухнедельного похода по реке. Они придирчиво рассматривали блестящие рыболовные крючки, которые продавал молчаливый дед с бородой, от старости уже не белой, а серовато - зеленой. Подходили к торговкам, разложившим на лотках пирожки и сайки. Растягивали руками длинную сеть, которую показывал бравый загорелый парень в клеенчатой фуражке с начищенным медным якорем. День был ясный, летний. Солнце припекало. Ребята зашли в дощатую будку, где из земли торчала заржавленная труба, с трудом отвернули кран и по очереди принялись ловить ртом бьющую вверх толстой струей ледяную, почему-то сладковатую на вкус воду. Вдруг услышали шум. Раздались крики:
    - Держи вора! Лови, лови!
   Выглянув, Алешка увидел Анатолия Антипова. Выпучив глаза, открыв рот, он бежал к забору, держа в руке плетеную кошелку, откуда торчал селедочный хвост. За ним мчалась беспорядочная толпа. Антипов завернул за угол фанерной продуктовой палатки. Преследователи на секунду потеряли его из виду. За короткий миг Шумов успел заметить и потный, светлый вихор, прилипший ко лбу Анатолия, и длинную красную царапину на щеке, и расширенные от страха глаза. И еще вот что запомнил Алешка: темную, загрубевшую руку, державшую кошелку немножко на отлете, словно та могла испачкать брюки. Сильные пальцы небрежно поддерживали ее. Казалось, сумка случайно, против воли хозяина, прилипла к ла- дони!
   Шум нарастал. Через секунду преследователи должны были заметить Антипова, прижавшегося к стене. И тут, повинуясь неясному, неожиданному побуждению, Алешка вполголоса позвал:
    - Эй! Слышишь? Давай сюда!
   Антипова не пришлось приглашать дважды. Он нырнул в будку, спрятался за спину Женьки и присел на корточки, стараясь занять как можно меньше места. Не обращая внимания на Женю, который неодобрительно покачивал головой, Шумов высунулся за дверь. К будке подбежал милиционер и, придерживая кобуру, нетерпеливо спросил:
    - Куда он девался?
    - Туда! - махнул рукой Алешка.
    - Я же говорил, отрезать надо было! - с досадой закричал сержант и пробежал. За ним последовали человек шесть. Остальные возвратились на базар. Все стихло. Анатолий выпрямился и поднес к глазам кошелку. Он с таким удивлением ее разглядывал, точно видел впервые.
    - Краденая? - спросил Шумов.
   Антипов пожал плечами.
    - Дай сюда! - Алешка брезгливо отшвырнул сумку и строго сказал: - Пойдем!
   Он прикрутил кран и вылез из будки. Антипов безропотно шел за ним. Женька замыкал шествие. По очереди перелезли через забор и молча зашагали рядом по безлюдной улице. Затем соскользнули по обрыву к реке. К тому месту, где любила купаться Зина. Здесь было пустынно. Блестел усыпанный осколками стекла песок. От воды тянул прохладный ветерок. Алешка сердито обратился к Антипову, который успел оправиться и со спокойным любопытством смотрел на ребят:
    - Что дальше будем делать?
   Анатолий вздернул выгоревшие брови, расправил плечи и с наслаждением потянулся:
    - А ты что за спрос? - Весело глядя на оторопевшего Алешку, он подмигнул: - Ты парень - хват! Есть способности! Хороший жиган из тебя выйдет! Низко кла- няюсь. За сим - адью! - Толька насмешливо приподнял сплющенную кепочку.
    - Постой! - тихо сказал Шумов. - Значит, у тебя совсем нет совести?
    - Пошел ты знаешь куда! - бросил Антипов и сплюнул.
   Шумов задумчиво взглянул в наглое, грязное от пота лицо и неожиданно с размаху ударил Анатолия по зубам. Лешкина рука с виду была тоненькая, слабая, и удар показался неумелым, неловким. Поэтому было удивительно, что такой крепкий, сильный парень, как Антипов, пошатнулся и едва не упал. Женька вытаращил глаза. Он был ошеломлен. Анатолий, выругавшись, бросился на Алешку. Казалось, сотрет того в порошок. Но его лицо вдруг столкнулось с твердым, как камень, кулаком противника. Антипов упал. И тут же вскочил. Из разбитой губы текла кровь.
    - Ах, ты так! - прошипел он, сунув руку в карман. Блеснула финка. Лисицын молча кинулся наперерез. Вдвоем быстро отняли нож. В заключение Алешка еще раз стукнул Тольку по физиономии и, тяжело дыша, спросил:
    - Ну, что?.. Теперь... будешь... разговаривать, как человек?!
   Антипов сидел на песке и вытряхивал из ботинка камешки. Под глазом темнел синяк. Обувшись, он встал и угрюмо сказал:
    - Силен! Не спорю. Бокс изучал?
    - Не крути! - прикрикнул Алешка. - Если мало, могу прибавить!
    - Что тебе нужно? - буркнул Толька.
    - Чтоб ты человеком был! Воровство - последнее дело! Я сам отвел бы тебя в милицию, да жалко одну девушку, она считает тебя замечательным парнем. По-моему, ошибается. А может, и нет. Во всяком случае, пока ты такого отзыва не заслуживаешь. Но твой отец погиб за Советскую власть. Об этом все знают. Это факт. Потому - то я с тобой и заговорил. Думаешь, для того он отдал жизнь, чтобы сынок при социализме селедку воровал? Тебя могли убить, а за что? Во имя чего? Мой дед тоже был убит казаками в семнадцатом году, а в отца кулаки стреляли, как в твоего. Поэтому я тебе говорю: давай руку и будем дружить. Хочешь?
   Антипов исподлобья глядел на Алешку. Мокрая прядка высохла и, встав дыбом, блестела на солнце, как золотая.
    - Причешись, - улыбнулся Шумов. - На расческу... И учти, ты нас еще не знаешь. Мы тебе не дадим жить так, как до сих пор. Будем лупить каждый день, пока сам не согласишься, что мы правильно делаем!
    - Ишь ты! - хмуро сказал Толька, но губы тронула улыбка.
    - Ты умный человек, я думаю! - спокойно закончил Алешка. - Рассуди-ка, что лучше? На хорошей работе быть, в школе учиться или в тюрьме сидеть... Ты, между прочим, сколько классов кончил?
    - Шесть! - помолчав, неловко ответил Антипов.
    - Об этом мы подумаем... И еще я поговорю с отцом, чтобы тебя опять приняли на завод! А теперь, если хочешь, проводи нас. По дороге еще потолкуем.
   Анатолий не ответил. Он резко обернулся, отступил на шаг. По обрыву, осторожно придерживаясь руками за кусты, спускался рослый, слегка сутулый человек лет пятидесяти в синей милицейской шинели. Он был без шапки, темные редкие волосы, не скрывавшие лысину, блестели от пота. Окруженные мелкими морщинами глаза смотрели на ребят со строгим любопытством. Круглое лицо, несмотря на сурово сдвинутые брови, казалось добродушным. Не верилось, что этот мужчина может по-настоящему сердиться. Если бы не шинель, он был бы похож на бухгалтера или счетовода. Однако Толька даже не пытался убежать. По-видимому, он хорошо знал, кто был перед ним.
    - Не спеши, Антипов! - отдуваясь и вытирая пот со лба, сказал милиционер. - Я за тобой с самого базара бегу.
    - Ах ты, гад! - с ненавистью взглянул Толька на Шумова. - Теперь я понял, для чего ты мне зубы заговаривал. Милицию дожидался! Умен. Купил меня за рупь двадцать...
    - Я ничего не знаю, - хмуро ответил Алеша.
    - Веди меня в тюрьму! - сплюнув, сказал Анатолий и надвинул на глаза кепку.
    - Прямо сразу в тюрьму? - усмехнулся мужчина - начальник Любимовского отделения милиции Юрий Александрович Золотарев. - Не спеши, Антипов. Еще ус- пеешь!
    - Не в гости же к себе поведешь! - осклабился Толька, и его лицо, бывшее еще недавно таким внимательным и добрым, вновь стало вызывающе наглым.
    - Раз ты настаиваешь, пойдем, - с еле уловимой улыбкой согласился Золотарев и взглянул на помрачневшего Алешку. - А ты, парень, загляни завтра ко мне в отделение. Понял?
    - Зачем?
    - Надо! - Юрий Александрович еще раз вытер платком лысину и обратился к Толе: - Чего нос повесил? Умел воровать, умей и ответ держать. Так, что ли?
   Антипов втянул голову в плечи и принялся взбираться по откосу. Отдуваясь, Золотарев последовал за ним. Вскоре они скрылись за кустами. Солнце палило. Женька, который до сих пор сосредоточенно жевал травинку, дернул друга за рукав:
    - Неладно получилось! Он подумает, мы его выдали!
    - Да... - Шумов вздохнул. - Теперь пропал Толька. Посадят его в тюрьму, а там... В общем, что говорить!
    - Ты пойдешь завтра к Золотареву? - спросил Лисицын.
    - Пойду! - ответил Алеша. - А как же?..