СЕДЬМАЯ ГЛАВА

   В дежурной комнате милиции было накурено и жарко. Большая комната с закопченным потолком и узкими окнами, загороженными решетками, была разделена деревянным барьером на две неравные части. В одной стоял громоздкий, покрытый чернильными пятнами письменный стол, где поблескивал телефон и лежали картонные папки с "делами". Положив локти на потертое сукно, поскрипывал пером дежурный по городу. Он писал протоколы допросов, выслушивал телефонные сообщения и покрикивал на арестованных, сгрудившихся во второй, меньшей части комнаты. Среди них были торговки, уклонявшиеся от уплаты рыночного сбора, подвыпившие парни, давно утратившие хмельной задор, и несколько мрачных, молчаливых молодых людей, обвинявшихся в вооруженном ограблении. В эту компанию попал и Анатолий Антипов.
   Поручив дежурному его допросить, Золотарев прошел в кабинет. На стене висели портреты Ленина и Дзержинского. Сквозь открытое окно доносился шум близкого рынка. Капитан присел на кресло, сосредоточенно разминая папиросу и вспоминая расстроенное и в то же время нарочито беззаботное лицо Антипова, которого он вел по людным улицам. Анатолий от взглядов прохожих поеживался, но тут же, силясь до конца выдержать роль "забубенного" парня, гордо поднимал голову и независимо сплевывал под ноги. Все его повадки говорили опытному Золотареву о том, что парень лишь недавно вступил на скользкую тропу "блатной" жизни и еще есть возможность вернуть его к честному труду. Юрий Александрович пытался заговорить, но Анатолий отмалчивался. Начальнику отделения было смешно и грустно видеть попытки Антипова казаться преступником-рецидивистом. Сколько таких ребят он встречал! Одних удавалось спасти, другие слишком далеко зашли по кривой дорожке легкой жизни. И судьба каждого из них волновала Золотарева. Но коренастый, хорошо сложенный парень, недавний литейщик Антипов особенно интересовал Юрия Александровича. Что-то необычное, чистое и смелое уловил капитан в его сердитом взгляде. Ему понравился Анатолий, как иногда без всякой, казалось бы, причины нравятся совершенно незнакомые люди. Что его ждет? Камера предварительного заключения, потом суд и исправительный лагерь? Золотареву стало так по-человечески жаль юношу, что он даже удивился. Ведь у него давно выработалось профессиональное спокойствие, и подобные случаи вовсе не были ему в диковинку.
   Выйдя в дежурную комнату, Юрий Александрович услышал осипший басок милиционера, который допрашивал Анатолия.
   - Фамилия? Адрес?--отрывисто бросал он и, если Антипов медлил с ответом, тотчас же раздражался: - Ты не жуй слова! Не к теще на блины попал. Тут тебя выучат по струнке ходить!
   Анатолий пытался что-то объяснить вздрагивающим голосом, но дежурный, явно наслаждаясь его растерянностью, перебивал:
   - Придется тебе сшибить рога! А ну, хлопцы, вы люди бывалые! Научите его свободу любить!-В ответ слышался довольный гогот арестованных, которые были рады неожиданному развлечению.
   Юрий Александрович нахмурился. Он хорошо понимал состояние Анатолия. Тот растерялся, попав в чуждую обстановку. Раньше Антипова задерживали за мелкие провинности, но разговаривали тогда с ним по-иному. Не сажали за перегородку, а приводили в кабинет к замполиту или оперуполномоченному и старались убедить, что его поведение не доведет до добра. Антипов привык относиться к увещеваниям с насмешкой. Теперь же все было иначе. С ним никто не церемонился. Его обступили насмешливо ухмыляющиеся люди, готовые, как ему казалось, напасть, оскорбить, ударить... Золотарев подумал, что встряска принесет Антипову пользу, но был недоволен поведением дежурного милиционера, нарушившего его приказ и позволившего себе грозить арестованному.
   - Никитин! - негромко окликнул капитан. - Делаю вам замечание!
   - Простите, товарищ начальник! - помолчав, ответил дежурный, сразу понявший, в чем он провинился.
   - Вам скучно, - продолжал Юрий Александрович.- Но не устраивайте из допроса развлечение. Не забывайте, что перед вами не манекен, а человек, подтрунивать над которым вам никто не дал права!
   ...Золотарев шел домой с чувством неудовлетворенности. Росло ощущение, что он не успел сделать важного дела. Об Антипове, впрочем, он не думал, так как заботы, нахлынувшие в течение дня, заставили забыть об утреннем происшествии.
   Юрий Александрович вытер на крыльце сапоги и вошел в столовую. Он увидел стол, накрытый накрахмаленной скатертью и уставленный тарелочками с закуской. Между блюдом с тушеным мясом и вазой с яблоками красовался пузатый графин, наполненный вином. "По какому случаю Соня распорядилась?" - удивился капитан и заглянул в спальню. Портьеры свисали до пола; в комнате царил мягкий полумрак, пронизанный пыльным солнечным лучом. Жены не было и тут. Недоумевая, Золотарев выглянул во двор. Возле жестяного рукомойника склонилась над тазом чья-то бронзовая, мускулистая спина. Софья Аркадьевна, высокая темноволосая, до сих пор сохранившая девическую горделивую осанку и спокойную, строгую красоту, держала в руке мохнатое полотенце.
   - Борька! -внезапно охрипнув, крикнул Юрий Александрович.
   Мужчина во дворе выпрямился. Это был стройный человек лет двадцати пяти с коротко остриженными волосами и добрыми черными глазами, смягчавшими суровое, обветренное лицо. Он наскоро вытерся и побежал к дому, поднимая легкие облачка пыли неуклюжими кирзовыми сапогами.
   Через полчаса отец и сын сидели за столом, слегка охмелевшие, растроганные встречей. Золотарев отодвинул наполовину опустевший графин.
   - Надолго ты к нам?
   - На один день, - ответил Борис, виновато посмотрев на мать. - Нашу эскадрилью на Запад перебрасывают, я проездом... Теперь, пожалуй, еще реже будем видеться. Международная обстановка тревожная...
   - Да, да, - перебил Юрий Александрович, нарочно не глядя на жену, которая опустила руки и перестала убирать со стола. - Когда же тебе еще кубик дадут? Уже три года ты в лейтенантах! Или начальству не угодил?..
   Шутка не удалась. Борис нахмурился. Золотарев сообразил, что задел больное место. Зачем нужно было напоминать, что именно из-за него, Юрия Александровича, сыну так трудно служить? Вспыхнула старая, уже притупившаяся обида. Почему Боря должен нести ответственность за несчастье, постигшее отца три года тому назад?
   - Мама, я посуду помогу помыть, ладно? - сказал Борис и отправился в кухню.
   - А я во дворе посижу! - крикнул ему вслед Золотарев.
   Было душно, безветренно. Мерцали звезды. Вспомнился вдруг почему-то Толька Антипов. Капитан вскочил с завалинки. Он понял, почему судьба этого дерзкого паренька так его взволновала. Дело в том, что Толька напоминает его сына - Бориса. Ведь точно таким же когда-то был и лейтенант. А что ждет Антипова?.. У Юрия Александровича мелькнула мысль, показавшаяся сначала нелепой. "Почему бы и нет?" - пробормотал он и, отбросив сомнения, зашагал к воротам.
   ...Дежурного не было на месте. Клевал носом вооруженный милиционер, охранявший арестованных. За перегородкой копошились какие-то фигуры. Пользуясь тем, что его появление осталось незамеченным, Золотарев вгляделся в желтый, пыльный полумрак. Когда привыкли глаза, он увидел пятерых или шестерых парней, которые сидели на полу, скрестив ноги, и играли самодельными картами в штосе.
   - Есть во весь! - услышал Золотарев. - Гони пиджачок, Толик!
   - На, возьми, - последовал ответ.
   Юрий Александрович заметил Антипова. Тот сидел среди картежников в одних трусиках. Лицо его осуну- лось.
   - Не робей, к утру повезет! - насмешливо сказал кто-то.
   - Проигрывать нечего, - уныло ответил Антипов.
   - Хочешь, на милиционера сыграем? - вкрадчиво предложил прежний голос. - Ставлю на кон твои тряпки. Ну?
   "Вот так и пропал бы парень, - подумал капитан. - Проиграет - будет вынужден, выполняя долг бандитской "чести", напасть на милиционера и предстанет перед судом уже по обвинению в серьезном преступлении... Нет! Нельзя оставить его здесь". Юрий Александрович прошел за перегородку, взял Антипова за плечо и вывел в коридор. Анатолий не сопротивлялся. Стесняясь обнаженных рук и ног, смотрел в сторону, кривил губы.
   - Отдайте вещи! - приказал Золотарев. Картежники поспешно бросили на пол пиджак, брюки и разбежались по темным углам.
   - Пойдем! - мрачно сказал Юрий Александрович. На улице Толька перевел дыхание. Темнели дома.
   Вокруг не было ни души.
   - Ты вроде в гости ко мне набивался, - испытывая странное смущение, сказал Золотарев. - Ну вот... Можешь прогуляться... Чаю попьем. Я тебя с сыном познакомлю...
   - Зачем? - удивленно спросил Толька.
   - Черт его знает! - неожиданно ответил капитан. - Так... Взбрело в голову... Интересный ты человек!
   Его откровенность заинтриговала Антипова.
   - Куда идти-то? - грубым голосом спросил он и засунул руки в карманы.
   ...Софья Аркадьевна лишь на секунду задержала взгляд на госте и тут же как ни в чем не бывало ласково пригласила его к столу. Она много лет жила с Золотаревым и привыкла ничему не удивляться. Лейтенант перестал помешивать ложечкой в чашке и с интересом взглянул на Антипова, который от смущения держался преувеличенно развязно.
   - Позвольте познакомить вас! - кашлянув, сказал Юрий Александрович. - Знаменитый литейщик Анатолий Антипов...
   - Был когда-то литейщиком! - дерзко перебил Анатолий и локтем отодвинул стакан. Явно насилуя себя, он сказал:
   -Я на базаре засыпался вовсе не по литейному. Нырял в кошелки, да лягавые меня выловили!
   Густо покраснев, он исподлобья взглянул на Софью Аркадьевну. Та сочувственно, с материнской жалостью покачала головой. Все молчали. Тогда Анатолий принялся ковырять вилкой картошку. Он вздрогнул, услышав насмешливый голос лейтенанта:
   - А перечисли-ка, знаменитый ныряльщик, известные тебе моря и океаны!
   - Какие еще моря? - не понял Толька.
   - Или скажи, чему равен квадрат суммы? Сколько километров до Луны? Молчишь?
   Антипов изумленно смотрел на Бориса.
   - Какой царь правил на Руси в семнадцатом веке? - не унимался тот. - Эх, ты! Ни черта не знаешь! Для чего же тогда на белом свете живешь? Сколько тебе лет? Семнадцать? В твои годы писатель Гайдар полком командовал, Пушкин "Руслана и Людмилу" написал. А ты? Каких вершин достиг? У старухи сумку украл?
   Антипов чувствовал себя так, будто совершил что-то очень неприличное. Такое ощущение он испытал впервые в жизни и растерялся.
   - Я, брат, был точно таким же, как ты! - вздохнув, негромко сказал лейтенант. - Я в Одессе под лодкой ночевал. Тебе и не снилось то, что я пережил. Это был двадцать третий год. Разруха. Голод. Я гордился тем, что я босяк. Меня называли уркой, и непманы прятались от меня в подворотни, несмотря на то, что мне было всего восемь лет от роду. Они знали, что по моим пятам идут знаменитые одесские бандиты Костя Валет и Дядя Ус. Меня загребали во время облав, но я убегал и снова занимался шкодами...
   Лейтенант закурил и машинально, очевидно по старой привычке, лихо передвинул языком папиросу в угол рта. Анатолий ловил его слова почти не дыша. Он не сомневался в том, что лейтенант говорит правду. Но как же сын Золотарева дошел до такой жизни? И что было с ним потом?
   Уловив в Толькиных глазах жадное любопытство, Борис усмехнулся и с прекрасно разыгранным презрением закончил:
   - Вот каким я был. Разве сравнить с тобой, сопляком? И то бросил. Учиться пошел. Стал летчиком, командиром Красной Армии. Почему? Потому, что сообразил: жизнь один раз дается, нет смысла ее по тюрьмам гноить. Пусть дураки этим занимаются, решил я, а с меня довольно романтики!.. Трудно было. Приятели грозились зарезать, да я наплевал... А сейчас время и вовсе не такое, как тогда! Хочешь на завод - иди на завод! Хочешь учиться - учись на здоровье. Тут только жить!.. А ты? Сколько ты мучаешься из-за паршивой сумки! Игра явно не стоит свеч, товарищ... Не обижайся за правду!
   - Я не обижаюсь, - пробормотал Анатолий.
   Он после этого еще пытался дерзить, но его упорство было сломлено. Он стесненно озирался по сторонам и с тоской глядел на дверь. Пожалев его, Юрий Александрович вызвал Тольку на крыльцо и сказал:
   - Ступай домой. Поздно уже. А утром приходи в отделение. Подумаем, что тебе делать дальше.
   - Посадите? - осведомился Антипов.
   - Там видно будет.
   - А если не приду?
   - Ты мне психологию не разводи! - рассердился Золотарев.- Скажите пожалуйста, какая сложная натура! Выспись хорошенько, разговор будет серьезный.
   Толька, не прощаясь, направился к воротам.
   Борис сидел рядом с матерью, помогая распутывать шерстяную пряжу. Они вполголоса разговаривали и, когда послышались шаги, умолкли. Золотарев не обиделся.
   - Что за секреты? - спросил шутливо.
   - Да вот, мы с мамой установили, что ты не стареешь!- улыбнулся лейтенант. - Такой же, каким был в двадцатом году. И это хорошо, что ты такой... Иначе я не был бы здесь рядом с вами!
   - Неправда, - помолчав, ответил капитан. - Тебе все равно не дали бы пропасть, как не дадут пропасть Тольке Антипову.
   ...Еще долго сидели в тесной спальне. Никто не нарушал молчания. Родные, близкие люди, они так хорошо понимали друг друга, что могли обходиться без слов. И когда на лоб Софьи Аркадьевны набегала морщинка - и Золотарев и Борис тотчас же догадывались, какая мысль ее встревожила. А стоило нахмуриться лейтенанту, как муж и жена торопливо переглядывались, словно делясь опасениями за судьбу сына. У каждого из них было много забот, и все-таки они были счастливы настолько, насколько могут быть счастливы любящие люди, собравшиеся вместе после разлуки.