1943 год. Весна. Ленгорисполком организует подсобные хозяйства. Дали участок в три гектара для роно Дзержинского района.

Мне предложили быть директором этого хозяйства. Я согласилась. Получила пропуск: земля располагалась в деревне Порошкино Парголовского района, в прифронтовой полосе. Поехала посмотреть будущее хозяйство. Участок расположен на бугре. Изба без окон, без дверей и без пола. Начала оборудовать жилье — управилась.

Зав. роно обещала все дать, когда уговаривала меня, а дала только четырех работниц, райисполком дал разрешение получить лошадь на два хозяйства — наше и граничащее с нами, райздравотдела.

Иду на Басков переулок получать лошадь. Выбрала, но на нее претендует еще один гражданин. (Все же получила. Кличка — Тара.)

Первый раз в жизни беру под уздцы лошадь, иду с ней по улице Восстания. Навстречу тренькает трамвай. Моя лошадь заволновалась, кое-как успокоила ее.

Но где достать телегу? Пошли с работницей Екимовной по дворам. На улице Чайковского нашли телегу — большая, тяжелая. Запрягла Екимовна Тару, мы нагрузили свой нехитрый багаж, поехали. К вечеру подъехали к Парголовским высотам, и тут на взгорке телега одним колесом попала в яму.

Никакие усилия лошади и наши не могут вытащить телегу. Смеркалось, изредка вспышки от обстрела — по городу бьет фашист. Нас окружает военный патруль. Предъяв-ляю пропуск, говорю о своей беде.

Лейтенант сочувствует и говорит: «Сейчас все устроим, приведу лошадь». Мы поблагодарили, а у самих сомнение. Вскоре слышим лошадиный топот. Подъехал лейтенант, выпрягает нашу Тару, вместо нее ставит свою лошадь, и вмиг телега на горе.

Мы оставляем телегу на поле (впоследствии я выменяла эту телегу на рассаду брюквы в соседнем хозяйстве РУПО). Берем лошадь под уздцы — и пешком до «дому».

Наконец мы на участке. Начинаем работать. День Тара у нас пашет, день — у соседей. Но наши соседи очень сердобольные: Тара встанет — пусть постоит. И вот примерно недели через полторы Тара перестала слушаться нас. Вот такая картина: Тару под уздцы ведет Шура, Екимовна за плугом, а я с хворостиной покрикиваю: «Тара, работать!» Стоит мне отойти, и она останавливается. А однажды легла на пашне и катается. Что делать?

Иду к соседям-зенитчикам за помощью, рассказываю им свою беду. Хохот стоит гомерический. Но старший лейтенант успокаивает: «Поможем. Завтра вернется наш боец, он мастак с лошадьми обращаться. Пришлю».

На другой день пришел боец, стал пахать. Лошадь упрямится, но он все же не уступает. Наша Тара к концу дня аж в мыле. И так три дня.

Тара стала послушной, и мы обработали свои три гектара. Дали нам семена. По правде говоря, я в них не разбиралась, еще на работе надо мной подшучивали сослуживцы: «Умеете ли вы отличить семена моркови от свеклы?» — «Да я их никогда не видела, я — житель города». Но все обошлось. Разобралась при помощи работниц. Нам даже картофель семенной дали, и мы посадили его.

Но тут опять беда, прибегает соседка и говорит: «Мария Алексеевна, что-то случилось с Тарой, трет мордой об стенку». Иду к ним. Тара поворачивает ко мне голову — белки глаз залиты кровью — и лбом трется об стену. За лошадь ответственна я по закону военного времени.

Отправляю Шуру с Тарой в Парголово, там ветеринарный пункт. К вечеру Шура приходит одна. Тару оставили: у нее менингит. И мы остались без лошади. Но пахота была уже закончена. Вот так мы и работали. А урожай — моркови, свеклы, брюквы, капусты, картофеля — получили неплохой.